Мона Кастен - Доверься мне

– Ты меня пугаешь, Доуни. Выкладывай, – настойчиво произнес отец.

– Причина, по которой мы с Нейтом расстались… не в том, что мы отдалились друг от друга, – тихо заговорила я.

– А в чем?

Я прочистила горло.

– Нейт… мне… так сказать, изменил.

У папы открылся рот. Снова закрылся. Мне было видно, как у него на лице сменяли друг друга разные эмоции, прежде всего изумление.

– Что, прости?

Я собралась с силами и обратилась глубоко внутрь себя, чтобы найти мужество, которое мне понадобится, чтобы выдержать этот разговор.

– Он изменил мне с Ребеккой, – выпалила я. Сердце пустилось вскачь, ладони вспотели.

– Что? – убийственно тихо переспросил папа.

Перегнувшись через стол, я взяла его за руки. Мозоли у него на коже казались такими знакомыми. Родными.

– Это продолжалось долго. Он обманывал меня в течение нескольких недель. – Мне стоило невероятных усилий в конце концов рассказать ему, что на самом деле тогда произошло.

У отца из глаз посыпались искры. Неожиданно он вскочил и задел ногами стол, так что наши стаканы опасно покачнулись. Он обошел вокруг стола и сел на скамейку рядом со мной. А потом стиснул меня в кольце своих рук.

– Прости меня, пап, – шептала я, уткнувшись лицом ему в плечо. – Я не хотела, чтобы ты волновался. Только поэтому мы притворялись, что всё нормально. Увидеть Нейта и Ребекку в ресторане… все как будто вновь всплыло на поверхность. Прости, что я так долго ничего тебе не говорила.

Он молчал и просто обнимал меня. И хотя эти объятия запоздали на год, они оказались именно тем, что надо. Словно я нуждалась в этом моменте, чтобы окончательно со всем покончить. В уголках глаз выступили слезы и полились теплыми каплями по моему лицу.

– Я его убью, – произнес папа через некоторое время. Отстранившись от меня, он сделал соответствующий жест руками. Как будто пытался придушить воздух. – Изобью его. А потом растяну на верстаке.

Я слабо рассмеялась:

– Пожалуйста, не надо. Не хочу, чтобы это уничтожило твою дружбу с Шерманом и Еленой.

У него на лбу опять образовались морщинки, глубже, чем прежде.

– Поэтому ты мне ничего не рассказывала?

– Я знаю тебя, пап. Я понимала, как ты отреагируешь, и не хотела ставить твою дружбу под угрозу. Кроме того, я пыталась быть сильной и не показывать, как тяжело это по мне ударило. Я ведь стойкая Эдвардс.

– Доун, ты должна была сказать мне об этом намного раньше, – серьезным тоном ответил он. – Ты моя дочь. Моя семья. Это намного важнее, чем дружба.

Вновь слезы обожгли мне глаза, но рыданиями я уже сыта по горло, поэтому сморгнула их.

– Весь прошлый год я старался быть добр к этому мелкому засранцу, потому что считал, что вы просто… Что это было твое решение, и вы хотите опять стать друзьями, как раньше. Я вел себя с ним вежливо и любезно, хотя он так с тобой поступил, – прорычал отец. Черты его лица исказились от злости. – Если он хоть раз попадется у меня на пути, я ни за что не ручаюсь.

– Я не хочу, чтобы ты его бил, пап.

– Тот, кто сделал такое с моей дочерью, заслуживает всей боли в мире, – невозмутимо откликнулся отец. Он хрустнул костяшками пальцев, и я тут же вновь обхватила его шершавые руки.

– Нет, – уверенно произнесла я. – Я решила наконец рассказать тебе обо всем, чтобы ты был в курсе, а я могла поставить на этом точку. Мне не нужно еще больше драмы. Пожалуйста, не надо.

Папа внимательно вглядывался мне в лицо:

– Для тебя все, может, и случилось много месяцев назад, а вот я это вижу иначе.

Я вздохнула. Он прав. Это моя вина, что ситуация повернулась вот так. Я внезапно обрушила на него все это и теперь хотела дать ему необходимое время, чтобы его ярость поутихла. Впрочем, у меня возникла идея, как ускорить этот процесс.

Снаружи светило солнце и мерцало на поверхности озера. По долине эхом разносился щебет птиц, и я издалека заметила несколько одиноких лодочек на воде, из которых торчали удочки.

Мы с папой оплатили счет у Сойер, по которой было видно, что она волнуется. Но когда я заверила ее, что всё в порядке, соседка лишь поморщилась и унесла наши тарелки.

– А я всегда удивлялся, как ты так спокойно пережила разрыв. Как разумно вы отнеслись к разводу. Я самому себе кажусь идиотом, – сказал отец.

Я взяла его под руку, и мы вместе пошли по песчаной дорожке, по кругу огибавшей озеро.

– На самом деле я должен был догадаться. Увидеть по твоим глазам или типа того. Мать бы наверняка смогла, – проворчал он.

Я почти остановилась.

– Это чушь, папа, и тебе самому это известно. Не сваливай все на отсутствие у тебя женской интуиции.

– Я даже не знаю, как это пишется.

У меня на лице появилась полуулыбка.

– Он остался в прошлом, пап. Просто после этого мне было очень плохо, так как я доверяла Нейту, а он меня унизил. Он не просто меня предал, а… – Я беспомощно пожала плечами. – Тогда я не представляла себе, что делать без тех планов, которые мы строили вместе. Знала лишь, что хочу писать книги. С тех пор это стало моим единственным планом. И больше ничего.

– Наверное, это моя ошибка. Я не должен был разрешать тебе так рано выскакивать замуж.

Теперь я остановилась и крепче сжала его руку.

– Прекрати убеждать себя, что ошибся в чем-то, когда меня воспитывал.

– Родители постоянно себя упрекают. С Морин то же самое, – ответил он. Уголки его губ чуть приподнялись.

– Тогда оба перестаньте. Ведь мы с Эверли – грандиозные доказательства того, что вы все сделали правильно. Естественно, мы совершаем ошибки, но это уж точно не результат недостаточного или плохого воспитания, дело в человечности и в том факте, что нам еще нужно вырасти.

Папа кивнул с задумчивым выражением лица, и мы продолжили прогулку. Солнце прекрасно ощущалось на моей коже, и я подняла голову к небу.

– А как сейчас выглядят твои планы, Доуни?

Вопрос, на который раньше я ответила бы очень подробно и который после развода начал вызывать панические атаки, теперь отозвался во мне непривычным спокойствием. Я как раз собиралась ответить, как вдруг мое внимание привлекли шаги позади. Я обернулась и…

Бегуна отделяло от нас еще не меньше пятидесяти метров, однако я все равно его моментально узнала.

Ну, конечно. Папа спросил про мои планы, и не прошло и секунды, как примчался Спенсер – в прямом смысле слова.

На нем была одежда для бега, он поддерживал устойчивый быстрый темп. Я подняла руку, когда до нас ему оставалось еще метров двадцать. Спенсер склонил голову набок и рукой прикрыл глаза от солнца. Когда он заметил меня, на губах у него заиграла широкая улыбка. Последний отрезок между нами оказался преодолен с рекордной скоростью. Подбежав к нам, Спенсер перешел на бег на месте.

– Мистер Эдвардс, как приятно с вами увидеться. – Он изобразил легкий поклон, что выглядело довольно забавно с учетом подпрыгиваний, а потом перевел глаза на меня. Улыбка тут же испарилась, и он остановился. – Мистер Эдвардс, почему у Доун так покраснели глаза? – Он подошел ближе ко мне и обхватил за плечи. – Ты плакала? Мистер Эдвардс, почему Доун плакала?

Спенсер запыхался и вспотел, но мне было абсолютно наплевать. Я обвила его руками за талию и прижала к себе. Потом встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха.

– Я наконец-то ему рассказала.

Замешкавшись на секунду, Спенсер ответил на мои объятия и при этом даже немного оторвал меня от земли. И выдавил весь кислород из легких.

– Я так тобой горжусь.

У меня потеплело на сердце.

Он снова опустил меня вниз. Затем подергал пальцами влажную футболку и понюхал себя.

– Прошу прощения, к встрече с будущим тестем я был не готов. Кстати, мистер Эдвардс, отлично выглядите. Хотя мне немножко не хватает комбинезона. По-моему, он всегда придавал вам такой престиж «я-мастер-на-все-руки». – Спенсер усмехнулся и добродушно ткнул папу кулаком в плечо. А после этого опять обратился ко мне: – Мне надо пробежать еще пару миль. Увидимся завтра у Кейдена и Элли?

У меня получилось лишь кивнуть. Спенсер помедлил мгновение, прежде чем поцеловать меня в висок, куда-то между лбом и линией роста волос. А в следующий миг снова убежал. Еще раз оглянувшись через плечо, он вскинул руку вверх. Я слабо махнула ему в ответ.

Привыкну ли я когда-нибудь к его таким разным сторонам? На его плечах лежала такая тяжелая ноша, и тем не менее ему удавалось так легко относиться к жизни. Он был беззаботен, хотя всегда носил с собой огромный груз. Я тоже хотела так уметь. Невзирая на свое прошлое и предательство, воспринимать жизнь чуть больше, так, как это делал Спенсер.

– Полагаю, этот клоун входит в твои планы? – поинтересовался отец.

Я опять взяла его под локоть, глядя вслед постепенно уменьшающейся фигуре Спенсера.

– Теперь я не строю планов на будущее, пап. Я принимаю каждый день таким, какой он есть.

– Я должна вам кое-что сказать.

Элли и Скотт подняли головы.

Мы сидели на полу у меня в комнате и готовились к предстоящему экзамену.

То, что я открылась отцу, высвободило что-то во мне. Казалось, будто веревки, туго обмотанные вокруг моей груди, наконец ослабли. Я смогла дышать свободнее. Тошнота, которая накатывала на меня каждый раз, когда речь заходила о Нейте, исчезла. Я знала, что папа все-таки меня понял. В прошлом году это стояло между нами. Отныне этого нет. Мы с папой по-настоящему доверились друг другу. Он вновь и вновь внушал мне, что очень важно, особенно в отношении настолько значительных вещей, держаться вместе. Теперь я буду соблюдать это правило.

Настала очередь моих друзей. Пришлось приложить сумасшедшие усилия, чтобы преодолеть себя, но я считала, что они заслуживали знать мою писательскую тайну. В конце концов, Сойер и Спенсеру тоже все известно. Им я не рассказывала об этом добровольно, однако их реакция оказалась лучше, чем я когда-либо могла ожидать. Скотт и Элли должны стать первыми, кому я сообщу об этом по собственному желанию.