Она не растерялась, быстро скинула блузку, ткнула мне в руки, надела мужскую рубашку, доходящую ей до колена, и удовлетворённо покрутилась передо мной. Вышло платье спортивного кроя, выглядывающее из-под куртки.


В это время объявили посадку. Я рванула к стойке регистрации, мужчина поспешил за мной, на ходу запахивая куртку, Даша, довольная собой, махала нам рукой. Что ж, минимум одежды на смену у меня нашлось.

В аэропорт Дружбы народов самолёт приземлился ночью. Поблагодарив ошалевших от моего вида стюардесс, я выбралась на улицу, вдохнув весенний воздух Хакасии. Температура за бортом не отличалась от Италии и Москвы, снега не окутывали знакомый выход из терминала и стоянку такси.


Чип и Дейл навострили уши, приветливо дёрнули хвостами, когда я уверенным шагом, как модель на подиумах Милана, продефилировала к машине с надписью «такси». В одной руке у меня был клатч, в другой джинсы и блузка Даши, на плечах чернобурка, а сама я окутана струящейся тканью с вышивкой ручной работы лучших золотошвеек Европы.


– Домчим, дамочка, – растёкся в любезностях таксист, оглядывая то ли видение, то ли меня, сошедшую с обложки глянцевого журнала светской хроники.


Чип и Дейл взвизгнули в восторге и растянули баннер «Слабоумие и отвага», когда я садилась в изделие российского автопрома с абаканским таксистом, похожим на итальянского.


Восхищение Чипа и Дейла меня не интересовало, я была поглощена судьбой Кира. За время полёта секретарь Сергея Люблянского выяснил – Сафронов Кирилл не находится на лечении в Абаканской или любой другой больнице необъятной страны. Оставались госпитали всего остального мира и дом на окраине хакасского посёлка, куда я и направлялась.


В этот раз таксист повернул правильно, навигатор и моя зрительная память согласились с ним. Чип и Дейл обиженно сложили лапки, встрепенулись лишь, когда таксист назвал цену за проезд. Приемлемую по меркам блистательных Люблянских и запредельную для Хакасии, судя по блеску глаз таксиста.


Спорить я не стала. Расплатилась. Выскочила из автомобиля и уставилась на тёмные окна деревянного дома Кирилла Сафронова.


Всё было так же, как в феврале. Бревенчатые стены, высокий забор, калитка с легко открывавшейся защёлкой, труба на крыше, флюгер в виде трёх несущихся псов. Не было снега, каблуки увязали в клейкой грязи на обочине дороги. Высокая ель – я по-прежнему была не сильна дендрологии, отличить ель от пихты не могла – так же красовалась раскидистыми зелёными ветвями у входа в дом.


Калитка открылась легко, я прошла по мощёной тропинке к крыльцу, потянула за ручку, трясясь от страха, что дверь окажется закрытой. К моему восторгу, через секунду я очутилась в знакомом тамбуре, а ещё через две – в прихожей.


Электричество включать не стала, зарождающийся рассвет попадал в окна, освещая знакомый интерьер. Всё осталось по-прежнему. Огромный стол, раскинувшийся поперёк кухни, деревянная отделка стен, двери и полы из дерева. Кастрюлька в жизнерадостную клеточку на плите, кривобокие ручки на мебели, изображающие зверят. Аромат трав, яблок, сладости ванили, печного отопления, едва ощутимого, резковатого мужского парфюма.


Сердце ухнуло в пятки, заколотилось, как крылья обезумевшей колибри, поднялось к природному расположению, останавливаясь на секунду в животе, а потом подпрыгнуло к горлу, грозя схватить спазмом.


Закрыв глаза, я медленно вдохнула и выдохнула, борясь с волнением. Что бы я ни увидела в то утро – отступать не стала. Не могла подвести Ёжкина – маленького отважного дракончика, который никогда не останавливался перед трудностями, с честью принимал испытания и всегда выходил победителем.


А увидела я Наваху, вскочившего с кровати Кира и с любопытством уставившегося на меня. Сонная Флешка, похожая уже на помпон побольше, перекатилась на подушке, когда вскакивал пёс, недовольно потянулась и снова закрыла глаза, начав мурчать, как тракторёнок.


– Отойди, – велела я сорока или уже пятидесяти килограммам мохнатого энтузиазма, когда они набросились на меня с приветственными поцелуями.


– Отстань! – прикрикнула я, не потому, что была не рада встрече, просто удержать скачущую, подвывающую тушку была не в состоянии, несмотря на то, что мы находились в одной весовой категории.


– Прекрати, – отбивалась я от пушистого оптимиста, норовившего снести меня с ног и зализать до смерти. Хотя бы попытаться. Как не почувствовать себя огромным, пятидесятикилограммовым чупа-чупсом?


– Наваха! – раздался мужской окрик из спальни.


Мы с пушистым приятелем замерли. Я от восторга. Наваха с интересом. Не угостят ли вкусненьким. Нет? Совсем-совсем нет? Тогда не отвлекайте честных и добрых людей!


– Наваха, уймись, тупая скотина! – с самой солнечной, вкусной улыбкой, слаще тирамису и джелатто с моккачино, продолжил Кир.


– Я не скотина, – пробормотала я, делая шаг в спальню. – И не такая уж тупая, – удержать всхлип было сложно.


В носу щипало, на глаза накатывали слёзы, руки тряслись, дыхание нещадно перехватывало. Колени подгибались вовсе не оттого, что весь путь из Москвы в дальний посёлок на краю мироздания я проделала в обуви, колодки которой больше походили на орудие пыток. И расслабить, тем более снять корсет самостоятельно я не могла.


Кир лежал на кровати, в своей обыкновенной позе, закинув одну руку под голову, свернув подушку вдвое. И, кажется, не собирался умирать от травм, несовместимых с жизнью, и от любых других тоже.

– Привет, – Кир улыбнулся ещё один раз, привстал на постели и внимательно оглядел меня.


Удивлённый взгляд скользил от сбившейся причёски до пальцев ног – обувь я сняла в прихожей – и обратно. Отдельно остановился на линии декольте, выглядывающей из-под распахнутого болеро, на талии, подчёркнутой тончайшей вышивкой, на разрезе, прячущемся в струящемся подоле.


– Персиковый оттенок актуален в этом сезоне, – на всякий случай уточнила я. Всё-таки платье мне выбирала Агриппина, не доверять ей в этом вопросе было бы чудовищной ошибкой.


– Слава богу. А я решил, что это медовый. Медовый в наших краях давно не в тренде, – усмехнулся Кир.


Я сделала несколько шагов к кровати, села рядом с ним, не отводя взгляда от всего, что видела. Что было Кириллом Сафроновым. Моим Киром.


– Что ты здесь делаешь? – Кир рывком притянул меня к себе, я вцепилась в широкие плечи, опасаясь дышать. Вдруг всё происходящее мираж и растает от дуновения воздуха.


– Я собиралась приехать завтра, – пробормотала я в его шею, млея от запаха чистого тела, парфюма и сухих трав.


– Хорошо, что приехала, – он не стал уточнять, когда именно. Завтра, сегодня или вчера, мой приезд хорош сам по себе, в любое время.


– Хочешь, стану спонсором «Звезды Хакасии» и твоего лечения? – предложила я.


Опыта в юридических формулировках у меня было немного, наверняка предложение о сотрудничестве прозвучало несерьёзно. Невозможно сосредоточиться, когда тёплые ладони гладят спину, скользят по шее, окончательно разрушают произведение парикмахерского искусства, а губы оставляют лёгкие следы на щеках.


– Спонсор питомнику не помешает, – пробурчал мне в щёку Кир. – А какого лечения? Я чего-то не знаю?


– Как? Вот же, – я вывернулась, не придав значения, что Кир несколько мгновений с силой удерживал меня.


Ткнув в экран телефона, я быстро нашла сохранённые шестьдесят секунд с фотографией Кирилла Сафронова на последних мгновениях видео.


– Любит ваш журналистский брат приукрасить, – хмыкнул Кир. – Пожар действительно был, Агбай с женой погибли, закономерный финал пьянства. Детей я вытаскивал не один, а с Богданом. Лечить нечего, само заживёт как на собаке, – усмехнувшись, он вытащил из-под одеяла ногу с повязкой на голени. – Балка за спиной упала, горящая доска отскочила, ожёг. Угарного газа надышался, день в больничке провёл, – он пожал плечами.


– Всё равно, – буркнула я. – Ты герой.


– Как скажешь, – согласился Кир, вновь прижимая меня к себе, а я… я не пыталась выбраться из крепких рук.


Через минуту поцелуи стали обжигающими, лёгкие поглаживания сменились настырными, а объятия - сильными. Мне в ухо лились отнюдь не комплименты моей несомненной сногсшибательности, а ругательства в адрес непревзойдённого кутюрье, вшившего сотню мелких крючков, стоявших на страже целомудрия клиентки.


Спустя бесконечно долгое время с платьем было покончено, как и с корсетом, произведшим на Кира эффект ядерного взрыва. Пришлось признать правоту Даши. Концепция «Надеваешь бельё, прижимаешь к стене, валишь, имеешь» работает безотказно. Даже если прижимают и имеют тебя – хозяйкой положения остаёшься ты и только ты.


– Кхм, – раздалось от двери.


Я изобразила шуструю ящерицу, юркнув под одеяло, оставляя себе обзор на происходящее в комнате.


– Дэн, я рад тебя видеть, но ты сильно не вовремя, – услышала я голос Кира.


В дверях стоял высокий мужчина. Я узнала человека, щедро одолжившего рубашку Даше, как и мягкую полуулыбку Кира. Дэн? Денис Сафронов. С такой же улыбкой, как у брата, вот только её мне слопать совсем не хотелось.


– Примчался из ЮАР к умирающему брату, а он живее всех живых, – ответил Денис. – Мам, что за шутки?


За спиной Дениса стояла тётя Юля, за ней возвышался дядя Андрей. Для полного комплекта не хватало Ольги, эльфа и Богдана. Наваха топтался рядом, выражая радость от встречи и надежду на угощение. Не зря же люди пришли с самого утра. Точно хотят угостить хорошего мальчика. Нет? Совсем-совсем нет? Эх, люди, люди!