– «Я буду рядом с тобой,

Я не уйду.

Я никому не позволю причинять тебе боль.

Я никогда не покину тебя,

Позволь мне быть рядом в эти трудные времена,

И я никогда не оставлю тебя.

Я буду рядом с тобой,

Я не уйду.

Я никому не позволю причинить тебе боль,

Я буду рядом с тобой»

Когда музыка стихла, я почувствовала, как на мою губу что-то капнуло, и с удивлением поняла, что по моим щекам текут слезы. Это не было обычным плачем, и я не собиралась впадать в истерику, размазывая по щекам слезы и изрыгая восторги относительно пения. Нет, скорее просто эмоции нашли выход таким вот образом. И они были совершенно искренни.

Вытерев щеки тыльной стороной ладони, я негромко сказала:

– Это было очень…душевно.

Улыбнувшись, Крис положил голову мне на плечо и признался, глядя на брата:

– Впервые Майк исполнил ее, когда я признался всем в своей ориентации.

Майкл хмыкнул, откладывая гитару в сторону, словно вспомнил что-то забавное:

– Да. Крис тогда заперся в своей комнате, и не выходил, несмотря на все мои уговоры. А я сидел за дверью и не понимал – я-то в чем виноват? Почему он меня не пускает?

– И тогда этот придурок не нашел ничего лучше, кроме как притащить гитару и начать играть, – добавил младший Кинг с усмешкой.

– Но ведь сработало! – воскликнул Майк, тыча в брата пальцем и довольно улыбаясь, – К концу песни ты открыл дверь и залил слезами мне всю рубашку. И это только лишний раз доказывает, что перед моими чарами и магнетизмом в голосе не может устоять никто, – добавил тот с довольным видом, – Даже геи.

На этих словах брата Крис бросил на него внимательный взгляд и самым серьезным из всех имеющихся у него в арсенале голосов сообщил:

– Знаешь, слышать подобное от брата…жутковато и странно.

– Ой, да ну тебя, – отмахнулся парень, – Лучше скажи, ты когда к родителям с повинной пойдешь?

Мигом нахмурившись, Крис опустил взгляд в пол и буркнул:

– Завтра.

– Эй, – поднявшись со своего места, Майк приблизился к нам и ободряюще сжал плечо брата, – Мы с тобой. И никогда – слышишь, никогда – не смей даже думать, что родители любят тебя меньше, чем меня. И когда придет время – они примут твоего парня.

– Ты не можешь знать этого наверняка, – возразил младший Кинг.

Я благоразумно не вмешивалась в этот разговор, заняв роль наблюдателя. Не только потому что это меня не касалось – нет, будь это необходимо, я бы вставила свои пару слов. Просто я была твердо уверена, что Майк сможет подобрать правильные слова, которые попадут точно в цель.

И я не ошиблась.

– Крис, – негромко позвал брата Майк, вынуждая того поднять глаза, – Я в этом уверен. Мама с папой любят тебя, хоть ты и истеричка. Главное – не знакомь их со всеми подряд. И вообще – не разменивайся по мелочам. Дождись того самого – и вперед.

– То есть, мне не делать так, как обычно поступаешь ты? – язвительно отозвался Крис.

– Хей! – возмущенно воскликнул Майкл, – Ты чего стрелки переводишь? И вообще – я уже так не делаю.

При этих словах парень почему-то бросил в мою сторону быстрый взгляд, словно проверяя реакцию. А я невольно отметила, что действительно уже пару месяцев не видела рядом с третьекурсником никого, кроме Кевина и Дуга. Не знаю, как было раньше, но за сентябрь и октябрь на моих глазах Майк сменил, если я не ошибаюсь, пять подружек. Не то, чтобы я прям вела учет, но невольно такие вещи откладываются в памяти. Теперь же Кинг вел себя скромно и смирно. Может, действительно остепенился, или просто начал прятать своих пассий, или они вообще закончились – университет же не бездонный. Кто знает. Меня это ведь не касается.

Крис мягко улыбнулся и сжал ладонь брата. Второй рукой он нашел под пледом мою, после чего сказала:

– Спасибо вам. И простите, что запорол нам праздники.

– Прекрати, – отмахнулась я с широкой улыбкой, – Это были лучшие каникулы в моей жизни. Серьезно, ребят. Я этого никогда не забуду.

– То ли еще будет, новенькая, – подмигнул мне Майкл.

Я только закатила глаза на это. А Кинг, хохотнув, освободил свою длань из длинных пальцев Криса, и нашарив гитару, протянул её мне:

– Твоя очередь. Малой говорил, ты играешь.

Вздохнув, я кивнула и, перехватив инструмент поудобнее, предупредила:

– Учтите – я играю только русские песни…


* песня «I 'll Stand By You», исполняет группа «Pretenders»

Глава шестнадцатая

С самого первого класса я убедилась, что худшая часть каникул – это, бесспорно, их конец. Этим я мало чем отличалась от других детей, даже несмотря на то, что учиться я всегда любила. «Ботаник» – скажут презрительно люди, но лично для меня в этом слове не было ничего обидного. Да, я люблю получать новые знания, преумножать их и применять в своей жизни. Но куда больше я любила спать, и это было настоящей войной в моей голове. Кто же одержит верх – кровать или школа? И, хоть победитель никогда не менялся, эта война была частью моего бытия.

В университете я, помнится, чуть расслабилась, потому что с первого дня поняла, что…ну, не моё это. Я уже упоминала, как активно пропускала лекции. Видимо, весь мой ботанский запал иссяк в школьные годы, и на студенчество не распространился.

Так что, в первый день второго семестра я как никто другой разделяла настрой других студентов, которые, по большей части, клевали носом на лекциях. Почему-то я уверена, что многие из ребят закончили отмечать праздники несколько часов назад. Об этом красноречиво говорила смесь запахов, которая за первый час пропитала все стены – алкоголь и духи. Видимо, так и мальчики, и девочки пытались заглушить амбре, исходившее от них. Получилось же всё с точностью до наоборот – к обеду меня уже начало тошнить.

Радовало одно – преподаватели ничего этого не замечали, потому что выглядели и чувствовали себя явно не лучше своих студентов. Лекции напоминали больше вялую беседу, которая то и дело прерывалась, и давала всем возможность вздремнуть лишний часик. Ну, а что вы хотите – взрослые ведь тоже люди.

Наблюдать за этим массовым похмельем было действительно забавно, если учесть, что мы с Крисом были единственными на курсе, кто пришел на учебу трезвым. Даже Киша отличилась – видимо, слишком расстроилась своему возвращению из Испании. Подробности Адамс опустила, но скромно заявила, что каникулы действительно вышли грандиозными. И теперь девушка пыталась пережить суровую реальность, в которой нет горячих испанцев. А лишь наши сокурсники, к которым Киша явно не испытывает особой любви.

– Животные, мерзкие вьючные животные! – с такими словами подруга села за наш столик во время обеда.

Я подняла глаза на девушку, в очередной раз вздрагивая от зеленого безобразия, в который Киша превратила свои волосы. Всё утро я пыталась привыкнуть к очередному эксперименту Адамс, но пока выходило у меня паршиво. Нет, такой цвет она уже использовала, но в прошлый раз Киша ограничилась лишь челкой. Теперь же яркий болотный цвет покрывал её волосы равномерно. А уж колючки, в которые подруга их уложила и вовсе напоминал о смеси скинхедов и панков. Об этом же говорил рваный в трех местах черный свитер (который, несмотря на видимость того, будто его сняли с бомжа, стоил, как три моих!), который был велик ей на пару размеров и обнажал одно плечо, тяжелые высокие ботинки и светло-голубые джинсы. Никогда не пойму вкуса Адамс. Как и то, почему Крис, который своей утонченностью и чувством стиля бросался в глаза не меньше девушки, может спокойно смотреть на нашу подругу.

– Чем тебе не угодили люди в этот раз? – спокойно поинтересовался Кристиан, поправляя рукава своего модного пуловера нежно-сиреневого цвета.

– Самим фактом своего существования, – отозвалась подруга недовольно.

Хмыкнув, я решила вмешаться, пока не начался столь любимый Кишей переход на личности. Заодно смогу озвучить мысль, которая давно уже вертится в моей голове, когда я думаю об Адамс.

– Киша, а тебе никогда не приходила мысль стать профессиональным критиком?

Я была твердо уверена, что эта профессия подходит ей, как ничто больше. Она была жесткой, язвительной, порой просто невыносимо ядовитой, но вместе с тем до обидного честной и справедливой. То, что нужно в этой работе. Когда я спросила, чем бы она сама хотела заниматься, то девушка лишь пожала плечами и сказала, что ей плевать, и на журналистику она пошла просто за компанию с Кристианом. От перспективы работы на телевидении её тошнило, писать в журнал или газету Киша тоже не хотела, радио – может быть, но тоже не то. Везде нужно было быть более лояльной и терпимой. А критик – он мог себе позволить всё тоже, что делала Адамс сейчас. Поэтому, по моему скромному мнению, она была создана для этой работы.

Мой вопрос заставил Кишу задумчиво замолчать – она даже не донесла до рта стаканчик с кофе. Спустя какое-то время, которое мы с Крисом потратили просто на созерцание потока мысли, который отражался в глазах подруги, она хмыкнула и улыбнулась:

– Собственно, а почему бы и нет. Обсирать всё, что мне не нравится, и при этом получать за это деньги. Не жизнь, а мечта.

– Кстати, можешь начать с университетской газеты, – подсказал Крис, пожевывая свой овощной салат (парень был слепо уверен, что после праздников поправился и ему нужно сбросить пару кило), – У них ведь есть колонка «Мнение». Просто переделай её под себя.

– У нас в университете есть газета? – удивленно приподняла я бровь.

Друзья посмотрели на меня так, словно я – инопланетное существо, говорящее на непонятном языке. Я же почувствовала себя полнейшей дурой, и снова почувствовала, как мои щеки заливаются краской. Давненько со мной этого не случалось, я уже и забыла, какое это малоприятное чувство.