Тем временем, чуть подвыпивший Майк, который при этом не утратил ни грации, ни своей самоуверенности, поднялся на сцене, ведя за собой подругу. Когда музыка стихла, тот чуть наклонился над микрофоном, который был закреплен слишком низко для такого рослого парня, и, приятно улыбаясь, сказал:

– Добрый вечер. Сегодня все здесь успели выразить свои чувства самыми разными способами. Я поздравляю все пары с тем, что вы, ребята, есть друг у друга. Я, так, уж вышло, по жизни своей бреду холостяком. Долгое время я был уверен, что просто не создан для таких высоких, светлых и прекрасных чувств, как любовь, преданность, счастье. Мне было достаточно того, что окружающие меня люди могут это испытать. Но сегодня, может, из-за атмосферы, или еще чего – сам не пойму – мне показалось, что и для меня на этом празднике жизни найдется место. И мне хотелось бы посвятить эту песню, которую со мной согласилась разделить эта очаровательная дама, – указал Майк на зардевшуюся Кристину, – Всем вам, и самому себе, как бы эгоистично это не звучало. Будущему себе, для которого тоже всё это может стать возможно.

Попросив у бармена два стула и гитару, которая, как оказалась, всегда была у Сидни в кабинете (Кристина мысленно усмехнулась, отметив, что её босс не лишен романтики), Майк присел на один из них, жестом предложив девушке последовать его примеру. Закрепив удобнее стойку для микрофона, Кинг чуть повернулся, улыбнувшись Крис.

– Ты должна знать эту песню, – шепнул он, – Я слышал, как ты её напеваешь.

Подмигнув опешившей русской, которая пыталась разложить по полочкам тот факт, что этот парень наблюдает за ней чаще, чем она могла предположить, и что он выбрал песню, так или иначе связанную с ней, Майк коснулся длинными пальцами струн и извлек первую ноту. И после короткого проигрыша запел:

«Ты считаешь, что мы слишком разные,

И знаешь – я согласен.

Говоришь мне, что уходишь,

Но я тут, чтобы остаться

Лучи солнца и капли дождя

Творят удивительные вещи.»*

От звука его голоса и от того, что именно он пел, по коже Кристины побежали мурашки, и она почувствовала, как короткие светлые волоски на ее руках встают дыбом. Майк пел, глядя ей прямо в глаза, и его тон напоминал тягучий мед, сладкий и терпкий, манящий, завлекающий. Крис ощущала себя бабочкой, которая летела на опасный огонек, но почему-то не боялась этого. Наоборот – ей не терпелось преодолеть это расстояние, чтобы узнать, что ждет её дальше.

Поэтому, сглотнув и улыбнувшись, она подключилась к песне, по расширившимся зрачкам парня понимая, что с ним в эту минуту начинает происходить тоже самое.

«Моя сила в твоей слабости,

А сердце одно на двоих.

Твой голос прерывает мое молчание,

И вот мы снова одиноки.

Лучи солнца и капли дождя

Творят удивительные вещи»

Кристине было тяжеловато – песня была не ее тональности. Здесь нужно было брать более низкие ноты, тогда как голос девушки звенел, способный, при большом желании, разбить окно в помещении – такое случилось всего раз, но тот день в музыкальной школе русская запомнила надолго. Однако, она пела, ломая себя и напрягая связки, чтобы не заглушить гитарный перебор. Пальцы Майка нежно ласкали струны гитары, обнимая ее за гриф, а его напряженный, но в то же время непривычно ласковый взгляд не отрывался от лица девушки, когда они запели вместе. И казалось, что каждое слово является правдой, отражением их тайных мыслей.

«Все, что связанно с тобой,

Полностью противопоставлено мне,

Как ночь и день, свет и тьма.

Все что мне нужно, принадлежит тебе

Вся твоя ненависть, вся твоя любовь»

Эти двое забыли о том, где находятся, и что происходит вокруг. В этот миг для них существовали только они двое – на этой сцене, словно отсеченные от мира невидимой чертой. Только две пары глаз – зеленые и карие – с одинаково расширившимися зрачками, чуть учащенным дыханием и стайкой бабочек в желудке.


*****

В тот самый миг, когда он начал играть, я подумала – он, что, с ума сошел? Почему именно эта песня? Неужели нельзя было выбрать что-то более нейтральное, если уж приспичило всё же на сцену подняться?

Но потом Майк запел – и я забыла обо всех вопросах, что вертелись на кончике моего языка и в мыслях. Потому что это было прекрасно – и это еще мягко сказано. Мне сложно подобрать слова, чтобы описать свои мысли в тот момент – и это говорю вам я, будущий журналист и писатель. Из меня будто вынули весь воздух, я тонула на океанском дне, и только его голос, пробиваясь словно сквозь толщу воды, помогал мне держаться.

И после, когда мелодия стихла, я смотрела на Кинга – такого сильного, но одновременно ранимого, сжимавшего в руках гитару – и боролась с желаниями, которые пронзали мои тело и мысли, словно копья. Люди больше не существовали – кто они вообще такие, и какое имеют значение, если сейчас мне спели серенаду? Это ведь была она, верно? Мне не показалось?

И в ту секунду, когда я уже решилась сделать что-то безрассудное, о чем бы потом наверняка пожалела – в наш маленький мир ворвался гром аплодисментов. Моргнув, я оборвала наш зрительный контакт и, отвернувшись, посмотрела вниз, на зрителей. Которые кричали что-то одобрительное и от души отбивали свои ладоши.

Это привело меня в чувство и, чуть улыбнувшись, я соскользнула со стула. Поклонившись, я почти бегом умчалась со сцены, даже не обернувшись на Майка. Мне нужно было работать, ходить, улыбаться, разговаривать – что угодно, лишь бы не думать о Майке Кинге и о том, какой ураган эмоций и чувств он во мне пробудил.

Что это вообще было? Я имею в виду – кажется, я знаю, как называется то, что произошло сейчас со мной на сцене. Просто…ничто же не предвещало. Мне нравился Майк – да, это так. Он был приятным парнем, умным, с юмором, с ним всегда было о чем поговорить. Но когда всё это перешагнуло рубеж разумности и превратилось…вот в это?!

– Эй, подруга, – рядом со мной неожиданно оказалась Киша, и я вздрогнула, проливая на себя остатки чужого пива, – Ох, прости, – тут же извинилась Адамс, – Я просто хотела уточнить, всё ли в порядке? Ты выглядишь… странно.

Посмотрев на отвратительное пятно, расползавшееся по моей груди, я глубоко вздохнула и, улыбнувшись, кивнула. Киша ни в чем не виновата, она просто пытается быть хорошей подругой.

– Да, – ответила я, потянувшись за салфеткой, – Просто немного устала. Хочу, чтобы этот день уже закончился.

Девушка ободряюще улыбнулась мне, протягивая еще парочку бумажных полотенец:

– Осталось немного. Ты, кстати, отлично выступила. Вы пели так…проникновенно.

– Да уж, – хмыкнула я, бросая бесполезное занятие – смена ведь действительно уже почти закончилось, похожу часик мокрой, – Знать бы еще, что всё это значит.

Киша приподняла бровь, и ее пирсинг слабо блеснул в свете электрических ламп:

– А ты хочешь сказать, что до сих пор ничего не просекла?

Я подняла на неё полный, как мне казалось, непонимания взгляд, который точно отражал мое состояние. Она действительно пыталась меня сейчас в чем-то обвинить, или мое расшалившееся воображение подсовывает мне очередную бредовую мысль?

– Что я должна была просечь, Киша? – пришлось озвучить свой вопрос, когда я поняла, что помогать мне подруга явно не намерена.

Адамс издала настолько тоскливый вздох, словно разговаривает сейчас с умственно отсталой. Не самое лестное сравнение, если учесть, что я никогда не жаловалась на отсутствие у меня сообразительности.

– Серьезно, Крис? Ты не видишь, как на тебя смотрит Майк? Или Кевин? Ты вообще хоть что-то, кроме учебников и подносов видишь?

Ауч. А вот это было неприятно. Не слова, нет, а то, каким тоном они были брошены мне в лицо. Словно все вокруг понимали то, что до меня не доходило. А еще – что это ранит, в первую очередь, не меня, а почему-то саму Кишу.

– Так, – медленно выдохнула я, – Не ругайся только сейчас и не пытайся меня ударить, но я действительно не понимаю.

Адамс закатила глаза и раздраженно хлопнула себя по лбу, явно говоря этим, что я – безнадежный случай.

– Я не хочу ругаться, и тем более бить тебя. Ты – мой подруга, Кристина. Первая, и, по всей видимости, единственная. Потому что вы, девчонки, порой просто невыносимы!

– Сказала еще одна девчонка, – буркнула я.

– Не суть, – отмахнулась Киша, – Я хотя бы с головой со своей дружу. И вижу чуть дальше собственного носа. Крис, ты нравишься им! Кевину и Майку. Умудрилась влюбить в себя двух парней, которые не разлей вода с первого дня в университете. И ты даже не заметила этого?

Растерянно покачав головой, я заметила знакомую растрепанную макушку. Майк, нетвердой походкой шёл в сторону выхода. Вот он споткнулся – кажется, о свою же ногу – и почти полетел на пол, но его подхватил Кев. Друг оказался рядом в нужную минуту. Вот он что-то спросил у Кинга, но тот только махнул рукой и, хлопнув Джонса по плечу, продолжил свой путь. Он то и дело оглядывался, явно пытаясь найти кого-то. Черт, неужели меня? Бред какой-то.

Кевин в какой-то момент заметил меня и, как обычно, приветливо махнул рукой. Я растерянно улыбнулась ему, пытаясь уместить в голове всё то, что до меня пыталась донести Киша. В голове тут же вспыхнули воспоминания – все те разы, начиная с самого первого, когда этот милый парень в нелепых футболках и со смешной прической порывался помочь мне. Мне казалось это простым проявлением вежливости и дружелюбия. А теперь, что, оказывается, за всем этим стояло какое-то другое чувство?

Киша права. Я – полная идиотка. Вслух она этого, конечно, не сказала, но подтекст я прекрасно поняла.