Анастасия Малышева - Другой дом

– И кто же я тогда для тебя?

Переместив ладони чуть повыше, Майк обхватил ими мое лицо, вынуждая поднять на него глаза. И от того, насколько близко были наши лица, у меня перехватило дыхание. Я могла разглядеть каждую ресничку Кинга, каждый цветовой всполох в его глазах. И только сейчас увидела, что его радужка не изумрудно зеленая – в ней вспыхивают редкие золотые крапинки, заставляя зелень играть совершенно другими красками – яркими, завораживающими, подчиняющими волю.

Коснувшись своим лбом моего, Майк негромко выдохнул и произнес настолько тихо, что его голос можно было легко спутать с дуновением ветра:

– Ты – моя ведьма.

Это нельзя было считать признанием в любви или еще чем-то подобным. Но для меня эти слова стали именно тем, что я так жаждала услышать. Признание того, что я – именно я, а не кто-то другой – принадлежу этому человеку, целиком и полностью. Это не уменьшало моего страха перед будущим, но в то же время давало некую уверенность, что я смогу выстоять. Пока есть Майк, его плечо, на которое я могу опереться – я выдержу.

Поэтому, скользнув чуть подрагивающими ладонями по его обнаженным плечам, я обняла его, утыкаясь носом в небольшую ямку между его плечом и шеей, вдыхая такой уже привычный и знакомый запах, и буквально растворяясь в объятиях Кинга. Мне казалось, что я могу простоять так вечность, и ничто не заставит меня сдвинуться с места.

Кроме запаха гари, который заполз мне в ноздри, перебивая аромат корицы и заставив меня недовольно поморщиться. А после – отшатнуться от Майка и с криком:

– Мои драники! – броситься к сковороде в надежде спасти завтрак.

Однако, меня ждало небольшое разочарование – оладушки на сковороде напоминали больше угольки. Небольшое – их было всего три, а в миске оставалось тесто, минимум, для еще десятка их картофельных собратьев. Поэтому, выбросив испорченные продукты и сдобрив тефлоновую поверхность свежей порцией масла, я постаралась максимально сосредоточиться на готовке.

– Так, может всё же откроешь? – Майк всё не унимался.

– Если ты будешь всё время меня отвлекать – мы никогда не поедим. И поедем в университет голодные.

– Да тут дело одной минуты. Ну пожалуйста.

Кинг сделал одну из свих фирменных умильных мордашек, напоминая щенка, которого обижает нерадивый хозяин. Ну вот и как тут откажешь, когда почти двухметровый баскетболист умоляет уделить ему пару секунд своего времени? Вот и я не знаю.

Поэтому, отложив ложку, которой формировала оладушки, в сторону, я подошла чуть поближе и взяла в руки ту злополучную банку. И почему столько шума вокруг каких-то зефирок? Они что, из золота сделаны? В чем ценность?

Крышка сидела туго, так что мне пришлось напрячься, прежде чем она, наконец, поддалась и со скрипом повернулась. Сняв ее и декоративный клетчатый шарфик, я заглянула внутрь – и удивленно моргнула. На самом верху, поверх сладостей, лежал непрозрачный мешочек из ткани, подозрительно напоминающей бархат. Взяв его, я убедилась, что он не слишком тяжелый и услышала, как внутри что-то звякнуло.

Сунув банку со сладким Майку, я обеими руками принялась развязывать мешочек. Пальцы чуть подрагивали, не слушаясь, и мне никак не удавалось подцепить тонкие веревочки. Наконец, дело было сделано, и я высыпала на ладонь его содержимое – и потрясенно выдохнула. Потому что вторым подарком Майка стал удивительной красоты серебряный браслет. Крупные звенья, из которых он состоял, смотрелись на удивление не грубо, а утонченно, может быть за счет того, что на них висело по меньшей мере пять подвесок. Разумеется, это были зефирки – серебристые, покрытие розовой и белой эмалью, полностью усыпанные стразами. Такой красоты – тщательно продуманной и выполненной столь искусно – я никогда в жизни не видела, и уж тем более, не держала в руках.

– Это…это… – я пыталась подобрать слова, но мои нейроны именно в этот момент решили отказаться работать, решив, что я и сама в силах разобраться в этой ситуации.

Парень молча взял браслет из моих вмиг ослабевших пальцев и, нежно погладив чувствительную кожу на запястье, надел украшение. В тишине кухни, нарушаемой лишь шкворчанием масла и нашим дыханием, громко щелкнул замочек, после чего Майк чуть повернул мою руку в своей, глядя на то, как зефирки засверкали, засияли всеми гранями.

– Спасибо, – выдохнула я, поднимая непонятно почему заслезившиеся глаза на парня.

Тот чуть улыбнулся:

– Ты – моя самая большая сладость. Уж прости за столь приторные слова, но это так.

Чуть наклонившись, Майк запечатлел весьма целомудренный поцелуй на моих губах. И, даже будь у нас желание перевести его из этой категорию в чуть более страстный, нас ждало полное фиаско. Потому что…

– Черт, кажется, завтракать нам придется всё же в университете.

Запах горелой еды и звон чужого смеха – вот как можно было охарактеризовать это утро в двух словах. А еще подходило одно короткое, но весьма ёмкое слово. Счастье.

*Текст песни «Доброе утро», поет Вера Брежнева

Говорят, по весне всё расцветает. Когда зима, спешно собрав свои манатки, и сварливо ругаясь на тех, кто подгоняет ее, убирается, наконец, прочь, наступает совершенно другая эра. Имя ей, разумеется, весна.

Сама природа, кажется, стряхивает с себя её ледяные оковы, и даже дышать становится легче. Несмотря на то, что в Нью-Йорке природу можно найти разве что в парочке парков, а воздух отравляет смог и машинные выхлопы – это никого не волнует. Стоит оторвать последний листок на календаре с чуть грустной пометкой «февраль» – и все вокруг преображаются, подчиняясь законам природы.

Я не стала исключением. Но не потому что так сильно соскучилась по весне – если уж быть совсем откровенной, я не заметила, как пролетели три зимних месяца, поскольку климат всё же был благосклонен к людям. Нет, для меня причина в радости была несколько иной. Весной, третьего марта, исполнился ровно год с моего переезда в Америку.

Триста шестьдесят пять дней. Если подумать, то это не такая уж и огромная цифра и не самый значительный отрезок времени. Но, если копнуть чуть глубже – как много произошло со мной за этот период! Сколько щедрых подарок сделала мне судьба за эти двенадцать ярких, наполненных эмоциями месяцев!

Работа в одном из лучших, по моему скромному мнению, заведений в городе. Месте, в котором я нашла убежище, не боялась быть собой, которое пробуждало во мне жажду творчества, и не давало моим голосовым связкам «заржаветь». Не портило это впечатление даже большое количество смен и маниакальное желание порой поздно вечером задрать гудевшие ноги к потолку, да так и уснуть в этой несуразной позе.

Учеба в одном из престижнейших вузов, повышенная стипендия, интересные предметы, подкованные педагоги, с которыми, признаюсь, и вне учебы нередко хочется не только поболтать, но и пропустить по стаканчику. Студенческая газета, которая помогала мне шлифовать свои писательские навыки и делала так, что меня начали узнавать в коридорах. Хотя, за это можно еще сказать «спасибо» и другому фактору, но о нем ниже.

Лучшие друзья, которые за тобой и в огонь, и в воду. Никогда у меня не было рядом человека, которому я могла бы полностью доверять, с которым могла бы говорить без утайки, и без страха показаться смешной. От этого временами становилось очень грустно – так, что хотелось волком выть. Здесь же мне повезло обрести сразу двоих. Совершенно разные, но такие похожие, дополняющие друг друга Киша и Крис – я всё чаще воспринимала их, как одно целое. Как попугайчики-неразлучники, они всегда были рядом, готовые покарать моих обидчиков и подставить плечо в случае чего. А уж сколько раз эти двое прикрывали меня на учебе, когда я просто не находила в себе сил оторвать утром голову от подушки и приехать вовремя – не сосчитать.

– Ведьмочка, ты идешь?

Негромкий голос и прикосновение к руке чуть выше локтя вернули меня из мира раздумий и фантазий, и заставили пару раз моргнуть, чтобы, так сказать, полностью слиться с реальностью. Да, я всё еще находилась в университете, а точнее – в кафетерии, и рядом со мной сидели мои неизменные друзья. Но не они позвали меня. Нет, рядом со мной сидел тот самый, другой фактор, благодаря которому личико хрупкой и неприметной иностранки стало чуть ли не украшать страницы университетской хроники. Благо ей заведовала редакция нашей газеты, так что такого поворота удалось избежать.

Майкл Кинг. Мое проклятие, которое первые недели и даже месяцы отравляло воздух вокруг меня самим фактом своего существования – теперь же он был одним из тех, кто вообще помогал мне дышать. Удивительно, насколько всё же пластичен мозг подростка и как легко он может поменять свое отношение. И насколько правы оказались все те, кто утверждал, будто от ненависти до любви – один лишь только шаг.

Хотя, таких громких слов я вслух не произносила – еще чего не хватало. Но других причин того, почему мое сердце колотилось так, что грозило выскочить из груди, дыхание куда-то пропадало, а в животе словно фейерверки взрывались, у меня просто не было. Нет, это всё могло быть просто списком симптомов раннего инфаркта, я не спорю, но они обострялись лишь в присутствии этого парня. Это что же, он – причина моей возможной смерти? Хм, почему бы и нет?

На самом деле, когда мы в то роковое – не в плохом смысле – утро приехали в университет вместе, держась за руки и я, как ни пыталась, так и не сумела скрыть довольной и чуть глуповатой улыбки, реакцию это у всех вызвало весьма неоднозначную.  Окружающие, наслышанные о наклонностях Майка (читать – он не шлюха, просто не любит спать один!), посылали мне многозначительные и отчасти сочувствующие улыбки. На которые мне, откровенно говоря, было плевать. Они ведь нас не знали, таких, какими мы являемся на самом деле. А прошлое – оно потому так и зовется, что уже осталось лишь на страницах бытия, да в памяти особенно глазастых.