Сколько я так пролежала, точно мне не известно. Одно могу сказать точно – когда я всё же смогла сделать достаточно глубокий вздох и не поморщиться при этом от тупой боли, солнце уже спряталось за горизонтом, погрузив мою квартиру во мрак. Кряхтя, словно мне уже лет семьдесят, я заставила себя сперва сесть, а потом и подняться на ноги. Которые предательски задрожали, напоминая, что я ничего не ела с обеда. Организм требовал свою порцию витаминов и питательных веществ, но я слишком ненавидела весь этот мир, и даже при большом желании не смогла бы заставить себя что-то съесть.

Однако, от горячего чая я отказаться не могла – вслед за слабостью пришел озноб. Меня лихорадило, словно я простудилась, и мне было просто необходимо влить в себя немного жидкости. Поэтому, едва передвигая ноги и силясь не хныкать при этом, я всё же добрела до кухни. Поморщившись от яркого света, который больно ударил по чувствительным глазам, я включила чайник и открыла верхний ящик, пытаясь найти тот сбор, который бы меня сейчас устроил.

На глаза тут же попалась банка с зефиром. Я так и не решилась открыть её, так что даже не знаю, какой на вкус подарок Майка. Тут же вспомнилось, как он мне вручал его – со смущенной улыбкой и дурацкой запиской. Теперь всё это напоминало какой-то глупый фарс, хитрый план, с помощью которого Кинг пытался получить мое расположение. А ведь он действительно охотник по натуре – как всё рассчитал, вымерял свою стратегию буквально по шагам, нащупывая кочки в этом болоте по имени Кристина Соколова. Молодец, Майк, грандиозная работа.

Отодвинув в сторону банку, с которой я даже декоративный шарфик до сих пор не сняла, я достала банку с моим любимым чаем – мятным, с корицей и кусочками сушеных яблок. Ничего не напоминает комбинация? Правильно – так всегда пахло от Майка. Черт, этот человек действительно умудрился залезть мне под кожу, и теперь совершенно не желал покидать насиженное местечко. Но ничего. Немного времени – и всё пройдет. Я точно знаю.

Звонок в дверь разбил мои надежды. Вздрогнув, я просыпала чай мимо чайничка, и сушеные листья рассыпались по столу. Собрав его, я вздохнула, услышав еще одну, чуть более настойчивую трель. Вот и кого там принесло? Неужели мои всегда чуткие друзья в этот раз не поняли, что я не хочу никого видеть?

Подойдя к двери, я по уже сложившейся привычке сперва посмотрела в глазок. Посмотрела – и тут же отпрянула от двери, чувствуя, как сердце начинает бешено колотиться где-то в районе горла, а спина тут же покрывается предательской испариной.

За дверью стоял напряженный и до странного бледный Майкл. По крайней мере, мне так показалось за ту долю секунды, что я смотрела на него. Проверять свою теорию я не стала, поскольку реакция у моего тела при виде своего уже бывшего парня была одна – мне стало мучительно больно. Помните, я говорила про края ран, которые кровоточили, стоило мне оказаться далеко от своей, так называемой, родственной души? Так вот теперь эти раны не просто открылись – кажется, каждую из них проткнули еще и раскаленным прутом. Я снова почувствовала, что разваливаюсь на части, и больше всего мне хотелось снова свернуться в клубок на полу и лежать так, тихо скуля, до скончания веков.

Зачем он приехал? Решил убедиться в том, что сделал мне достаточно больно? Утвердиться в своей победе? За что он так со мной? Зачем мучает меня? неужели не понимает, что делает мне только хуже этим своим поступком? Или он всё же это понимает и поступает так специально?!

Словно желая надавить посильнее на мои раны, Майк подал голос. Сквозь запертую дверь я услышала громкое и отчасти требовательное:

– Кристина! Я знаю, что ты дома – видел веет в окне. Открой, нам нужно поговорить.

Больше всего мне хотелось крикнуть ему, чтобы он уходил и оставил меня, наконец, в покое. Его игра затянулась, и она не казалась мне ни забавной, ни интересной. Но ответить – это значит заговорить с ним. А это могло быть еще более ужасным вариантом – вступить с ним в диалог, я имею в виду. Эот человек запросто мог одним звуком своего голоса ввести меня в транс такой силы, что я бы проглотила всё, что он бы мне попытался втереть. И я знаю, что конец такой истории лишь один – я поверила бы ему, открыла бы дверь, и мы бы помирились.

Нет, не бывать этому. Так что я просто притворилась частью стены, прижавшись к ней спиной и стараясь отключить своё сознание. Нужно было вернуться на кухню, или вообще закрыться в спальне, чтобы ни один звук с лестничной площадки не потревожил меня, но я была слишком слабой для этого.

– Кристина, – голос Майка был уже не таким уверенным, и я услышала в нем какие-то совершенно новые нотки – сожаление, – Прошу тебя, дай мне всё объяснить. Ты поняла всё совершенно не так.

Тут я не выдержала и едва слышно фыркнула. Боже, какая банальная отмазка. Я, кажется уже говорила, что Майкл Кинг – одно ходячее клише? Ну так вот – этими словами он лишний раз подтвердил мое утверждение. Потому что более банальные слова придумать было просто невозможно, при всём желании. И он действительно думал, что после этого я растаю и тут же распахну перед ним двери? Наивный.

А по поводу эмоций в его голосе – что же, Кинг был действительно хорошим актером. Я бы сказала – первоклассным. Даже Станиславский засомневался бы, и лишний раз подумал бы перед тем, как вынести свой окончательный вердикт – верю или не верю. Что уж тут взять с постой девушки, которая мало что смыслила, как оказалось, в этой жизни.

– Кристина! – дверь чуть тряхнуло – Майк пустил в ход кулаки, калеча ни в чем не повинное дерево, – Открой сейчас же! Я не уйду, пока мы не поговорим!

Но я сдаваться не собиралась – выдохнув, чувствуя, как легкие со свистом вылетают из объятых огнем легких, я медленно опустилась на пол, прижавшись лопатками к холодной поверхности стены и слушая этот голос. В голове билась лишь одна мысль – зачем? Неужели, он не всё себе доказал?

А после я услышала то, что заставило меня буквально заткнуть уши руками и стиснуть зубы, сдерживая рвущийся наружу крик.

– Как ты не понимаешь – я ведь тебя люблю, – негромко, но отчетливо произнес Майк.

Ох, это был явно запрещенный прием. Нельзя так. Нужно же иметь хоть какие-то рамки приличия. Неужели Аарон и Сабрина не объяснили сыну, что бить лежачего – плохо и некрасиво? Потому что он сейчас поступал именно так – играл, грязно и непрофессионально. Подставлял мне подножку, чтобы после посмеяться над тем, как я буду пытаться встать на ноги.

Не в силах больше слушать всё это, я, цепляясь за стену, поднялась на ноги и побрела на кухню. Внутри не было ничего – ни эмоций, ни чувств, ни внутренних органов. Лишь один фарш – противный, несъедобный. Вот что могут сделать всего лишь несколько слов – не просто убить, а отбить всякое желание на простое существование.

Оказавшись на кухне – там, где до меня не могли донестись губительные слова – я застыла на пороге, растерянно оглядывая столь привычный интерьер. Всё здесь было привычно и знакомо, каждая вещь знала свое место и была мила моему сердцу. Свой дом я строила по крупицам, по кусочкам, вкладывая во всё душу, любовь, всю себя. И если днем в мою голову закралась предательская мысль всё росить и уехать, то теперь я, наоборот, была полна решимости остаться и доказать всем – и себе самой – что я смогу. Выдержу, переболею, сломаю саму себя, но стану сильней. Да, сейчас я хочу умереть, но всё в моих руках. Я не позволю ничему и никому сбить меня.

На глаза снова попалась банка – единственная вещь, появление которой стало для меня не неожиданностью, но, скорее, фактом. И если раньше, когда я смотрела на нее, теребила клетчатый шарф – внутри словно загорался маленький, но очень теплый огонек, то сейчас…о, я чувствовала, но это было не то тепло – это было холодное пламя ярости, обиды и унижения.

Прежде чем я смогла себя остановить и напомнить, что лишние звуки дадут парню за дверью убедиться, что дома всё же кто-то есть, мои руки сами схватили банку со сладостями – и, размахнувшись, швырнули её на пол. Грохот и звон стекла, должно быть, слышали все соседи, но мне было плевать. С чувством мрачного удовлетворения я смотрела на осколки и зефир, усыпавшие чуть потертый паркет, и понимала, что вот она – точка.

Чтобы рана больше не кровоточила, ее нужно просто прижечь. Да, это адски больно, но после станет легче. Время – оно ведь тоже лечит.

Глава двадцать четвертая

Майк раздраженно хлопнул входной дверью, даже не заботясь о том, что на дворе уже стояла ночь, и весь дом был погружен в сонную тишину. Ему было плевать – парень даже хотел причинить всем как можно больше неудобств. Чтобы родители проснулись, начали задавать вопросы, и Кинг смог бы тогда, несмотря на всю свою гордость, уткнуться лицом матери в колени и попросить совета. Потому что никогда так сильно он в нем не нуждался.

Сабрина бы поняла. Она бы объяснила старшему сыну, как вести себя в ситуации, когда ты ни в чем не виноват, но все, абсолютно все настроены против тебя. Но увы, родители всегда спали достаточно крепко, не проснулись они и в этот раз. Так что, выдохнув, Майк просто поднялся в свою комнату, мечтая об одном – заснуть. А утром, открыв глаза, осознать, что весь прошедший день был просто одним большим, кошмарным сном. И всё снова сало прежним.

Но его планам сбыться было явно не суждено. Потому что родная спальня была, вопреки ожиданиям Майка, не пустой. На его кровати, замерев в напряженной позе, сидел Кевин.

Лучший друг выглядел не самым лучшим образом – встрепан, губы сжаты в тонкую линию, а глаза мечут молнии.Ну просто Тор Одинсон во плоти. Разве что Бог грома наверняка не носил такую прическу – не по чину, так сказать.

– Ну привет, – негромко, голосом, полным скрытой угрозы, произнес Джонс.

Пропустив часть с приветствием, Майк решил сразу перейти к делу: