— Ого! — говорит Фил, когда она включает свет в гостиной. — А ты провернула генеральную уборку.

— Ничего подобного. Просто теперь у меня нет бойфренда, который вечно устраивает бардак.

Вычеркнув Фила из своей жизни, Кэтрин действительно устроила уборку. Серьезную. Едва ли не впервые за все время, проведенное в новом доме. Переставила мебель и вынесла в сарай некоторые предметы обстановки, которые ей не нравились. Дом больше не казался загроможденным и стал намного уютнее. Кэтрин даже купила швейную машинку за тридцать семь долларов и сшила занавески для спальни. Кто бы мог подумать, что она не совсем забыла то, чему ее учила бабушка — давно, в прошлой жизни. Решив навсегда распрощаться с неудачными парнями (например, с Филом), Кэтрин обнаружила, что любит чистоту и порядок, красиво накрытые столы и огромные окна с видом на сверкающее озеро. И вовсе не потому, что кто-то может заглянуть и проверить. Просто ей самой так нравится.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — спрашивает Фил.

— Минералка, сок. Кофе, если сваришь сам.

— И все?

— Прости, остатки молока допила утром.

— Понял. Все еще воздерживаешься.

— Фил, не считая редкой сигаретки, я с гордостью могу заявить, что уже два года живу с абсолютно ясной головой. Когда ты уехал в Сиэтл, я не напилась и не схватилась за таблетки.

— Господи, Кэтрин, — говорит Фил, — ты считаешь меня неудачником, но только не делай вид, что не рада встрече… — Он подходит ближе и многозначительно прижимается к девушке. — Хотя бы немного… Конечно, мы не Ромео и Джульетта, но неплохо проводили время, разве нет?

С точки зрения Кэтрин, подобное времяпрепровождение было сродни наркотикам — оно помогало заглушить другие мысли и чувства, с которыми она не желала разбираться. Проведя час-другой в обществе Фила с его ненасытностью и обаянием — если можно так выразиться, — Кэтрин уж точно переставала думать о чем-то еще. Когда она поняла, что может владеть своими чувствами и решать проблемы без помощи наркотиков и не отвлекаясь, девушка перестала отвечать на звонки Фила.

Странно, зачем же она пригласила его сегодня?

— Ты потрясающе выглядишь в этой юбке, — говорит Фил, задирая подол чуть выше и проводя руками по бедрам Кэтрин. — О Господи, я уже забыл, какие у тебя гладкие ноги. Просто шелк, — шепчет он на ушко.

Но Кэтрин достаточно опытная и знает, во что ввязалась. Она отстраняется от Фила и говорит:

— Кстати, об уборке. В кладовке возле ванной есть чистые полотенца. На тот случай, если захочешь принять душ.

Он задирает руку и нюхает под мышкой.

— Немного вспотел, пока добирался сюда. А я думал, тебе нравится мой запах.

— Иногда да, иногда нет.

Кэтрин ведет его в ванную мимо гостевой, из которой вынесена вся мебель, — там она занимается йогой и медитирует. В центре комнаты лежит коврик, у стен — несколько подушек. Она приходит сюда каждое утро, когда солнце светит в окна и нагревает пол.

Фил входит в комнату, становится на коврик и молитвенно складывает руки.

— Намасте, детка.

— Не надо, Фил. Пожалуйста, не надо.

— А что? Я оскорбляю чьи-то духовные порывы? А я-то думал, твоя душа жаждет только секса.

Он поднимает правую ногу, пытаясь удержать равновесие, и падает. Вид у него далеко не впечатляющий.

— Ну, к черту, — говорит Фил.

Пока он в душе, Кэтрин раздумывает. Привести Фила в дом — все равно что вновь приняться за наркотики. Отупеть, уклониться от проблем, отгородиться стеной. Курить тоже не стоило. А все из-за жалости к себе, которая захлестывает Кэтрин в последнее время. Бедняжка, она даже не в состоянии пережить глупое обвинение в мошенничестве. Не может найти общий язык с приличным, уважаемым человеком, который ею заинтересовался. Не может смириться с тем, что он, упаси Боже, ее разочарует — или, хуже, разочаруется в ней. Кэтрин сомневается, что Конор увлекся Грациэлой, но, увидев их вместе, она поняла, что ему нужна именно такая девушка, милая и приятная, которую не стыдно познакомить с родными. Девушка, у которой нет никаких тайн.

Но, честно говоря, отмахнуться от Конора — это трусость. Метод, к которому Кэтрин прибегала в прошлом, когда не хотела решать проблему. Она пытается все контролировать, тогда как на самом деле контроль уходит из рук. В любом случае она не в силах выбросить Конора из головы.

Кэтрин заходит в комнату для медитаций и смотрит на далекие огни города, манящие и красивые. Люди там живут своей жизнью, совершают ошибки, злятся, радуются или страдают от одиночества. Есть лишь один человек, с которым Кэтрин сейчас хочется быть, и это не Фил. Она достает из кармана телефон. По крайней мере номер Конора не стерт. Она позвонит. Поведет себя по-взрослому. Как только спровадит Фила.

Тот как раз заходит в гостиную — голый, не считая полотенца, которым вытирает волосы.

— Классный шампунь. Чайное дерево? Или что?

— Фил, — говорит Кэтрин, забирая полотенце и заставляя парня прикрыться, — не знаю, как сказать, но…

— Ох, блин. Ты хочешь сказать, что я тащился в такую даль просто так?

— Прости. У меня был тяжелый год, и я пытаюсь собраться с силами.

— Только не читай нотацию, ладно? У тебя и правда в голове бардак, Кэт.

— Знаю, Фил. И я стараюсь от него избавиться.

— Ну, блин…

— Твоя одежда в ванной?

— Угу. А дверь вон там, да? По крайней мере могла бы предложить посмотреть телик.

— У меня его нет.

— Ты что, совсем спятила?

Она знала, что рано или поздно они вновь поссорятся.

— Тогда я заберу шампунь. Должна же ты дать мне хоть что-то.

Фил возвращается в ванную, а Кэтрин слышит шаги на дорожке. Кто-то звонит в дверь. Иногда по вечерам заходит Ли — по пути из студии.

Но это не Ли, а Конор. Обычной улыбки нет, лицо, озаренное желтым светом лампы, сурово. Кэтрин чувствует спокойное разочарование. Время выбрано как нельзя более неудачно. У нее в жизни всегда так. Может быть, выскочить из дому вместе с Конором? Нет, не получится.

— Мистер Росс? — говорит Кэтрин, предвкушая большие неприятности. — Что, проезжали мимо?

— Я только что виделся с Грациэлой, — отвечает он. — Раз уж ты не отвечаешь на мои звонки, я решил выяснить, что случилось. Может быть, впустишь?

— Я позвоню тебе завтра, — предлагает Кэтрин. — Сейчас не очень удобно…

— Да ладно, Бродски. Давай поговорим.

И тут за спиной возникает Фил — с мокрыми волосами, без рубашки, с флаконом шампуня в руках.

— Никакое это не чайное дерево, — замечает он. — Какой-то хренов каштан. А тебе чего надо, мужик?

— Я ошибся адресом, — отвечает Конор.


Ли никогда не боялась выступать перед большой аудиторией. Она не терялась в присутствии учеников и не лезла за словом в карман. Тем не менее Ли ощущает некоторую тревогу накануне предстоящего мастер-класса в «Мире йоги». Впервые за долгое время она дает урок на чужой территории — и впервые, насколько Ли известно, ее будут оценивать в процессе занятий.

Она сделала подробные записи относительно методики, которой будет пользоваться, о цели занятия и способе, которым намерена ввести учеников в короткую, но интенсивную медитацию. Но отчего-то все это кажется вымученным и фальшивым. Сидя за столом в гостиной, пока дети сражаются за место перед телевизором, Ли рвет свои заметки.

Ей было двадцать четыре года, когда она познакомилась с йогой. Ли ютилась в Аппер-Вест-Сайде, на Манхэттене, в захламленной довоенной квартире, которую официально снимал какой-то тип, не живший там уже лет десять. На четыре комнаты — пять, если считать и комнатку для прислуги размером с кладовку, — приходилось восемь жильцов. Они отправляли арендную плату женщине, которая, по слухам, жила в Берлине и в основном существовала за счет этих чеков. Одну из комнат делили девушка, чье имя Ли забыла, и почти незнакомый парень. Он работал в ночную смену, а она днем — таким образом, соседи редко пересекались, даже на кухне. Еще кто-то спал на кушетке в гостиной, и почти всегда в доме слонялись какие-то приезжие, которые злоупотребляли гостеприимством хозяев, так что приходилось их выдворять.

Поначалу эти неудобства (например, в квартире было всего две ванные) не играли для Ли никакой роли. Ее жизнь — настоящая жизнь — протекала в лекционных залах и в больнице, где она работала в лаборатории и помогала врачам, чтобы привыкать иметь дело с пациентами. В оставшееся время она готовилась к занятиям или отсыпалась после бессонных ночей. Зачем беспокоиться о том, сколько времени придется прождать, прежде чем попасть в душ, или о том, что в холодильнике осталось мало места? Ли чувствовала себя на редкость целеустремленной и полной энергии. Она с детства мечтала стать врачом и рьяно готовилась к поступлению. Даже постоянные головные боли и проблемы с желудком, не дававшие ей покоя в медицинской школе, не пугали Ли. Она все поставила на службу будущим целям.

Но на втором курсе колледжа что-то изменилось. Похвалы, которых Ли удостаивалась за успехи в учебе, утратили для нее всякий смысл. Она разочаровалась, потому что организм работал как автомат, теряя чисто человеческие качества. Наука об исцелении распалась на составляющие, как детали мозаики, — надо было выбрать узкую специальность, а в случае необходимости обращаться за советом к другим врачам. В конце концов смысл жизни оказался утрачен. Врачи, с которыми сталкивалась Ли, жаловались на спешку, на необходимость сокращать время общения с пациентами, делать минимум анализов, прописывать хоть что-нибудь — и переворачивать страницу.

Все это казалось как нельзя более далеким от того, чем она планировала заниматься, и Ли растерялась. Волшебный мир лекций и обходов превратился в скучную рутину. Впервые в жизни Ли начала пропускать занятия. Она научилась курить — а еще, от отчаяния и растерянности, почти перестала есть. А зачем?..