Меня немного царапает, что она упоминает разницу в возрасте, хоть объективно все так и есть: разница в пять и больше лет всегда вылезет внезапно, как прыщ на жопе, даже если «ничего не предвещало беды». И тогда живая девушка с огоньком вдруг превратится в тусовщицу, которая совершенно не приспособлена к жизни, не умеет строить взрослые планы, живет одним днем и убеждена, что глубокий минет решает любую проблему. Правда, если говорить по справедливости, то Наташа в свои тридцать пять страдала этими же недостатками.

— Два года назад у него был очень важный корпоратив, — продолжает Йен. — Саша всегда был жутким трудоголиком, работал по двадцать пять часов в сутки и думал, что делает недостаточно для карьерного роста. А тут у начальника юбилей, нужно быть обязательно, выглядеть успешным и с хорошей парой, которую… — Она горько усмехается и сует в рот большой палец. Жмурюсь, уверенный, что начнет его грызть, а я этого терпеть не могу, но все ограничивается просто парой укусов. Довольно крепких, раз даже в полутемном салоне я вижу четкие отпечатки зубов на коже. — В общем, Саше была нужна женщина, которую не стыдно показать, которая не скажет глупость, не будет «блистать интеллектом», рассказывая бородатые анекдоты и пошлые шутки, в общем, не заставит его краснеть. Я, вроде как, подходила. И уже была, — она делает пальцами «кавычки», и меня немного вымораживает эта американщина, — его почти_невестой. Мы пошли вместе — и все было, как он сказал, зашибись. На следующий день пришел с кольцом и убедительной взрослой речью, что я должна стать его женой, потому что это логично, правильно и все только этого и ждут.

Даже так? Любитель разбрасываться бриллиантами? Не мужик — а, блядь, герой женского сериала.

— Все были очень рады: наши родители, его сестра, соседи и даже блохи на соседской собаке. А потом оказалось, что я не совсем полноценная женщина.

— Ты — трансвестит? — пытаюсь разрядить обстановку, и Очкарик смешно хихикает. — У тебя три сиськи, как у инопланетянки из «Вспомнить все»? Если да, то тогда ты на треть больше полноценная женщина, чем… гммм… двухсисечные.

Ну не люблю я все эти идиотские «груди», «буфера» или, как выдают некоторые, — «грудки». Грудка, блин, она у курицы.

— Ты, вроде, видел, что я из породы двухсисечных, — немного запинаясь на последнем слове, стреляет глазами Йен.

— Еще как видел, — на секунду отрываясь от дороги, отвечаю я, недвусмысленно пробегая взглядом по выпуклости у нее под курткой. Нужно с этим заканчивать. — Так что с тобой не так, женщина? Ты шпионка «Скайнета»[9]?

— Гомо сапиенс, мои микросхемы подсказывают, что ты только что выпросил себе смертный приговор.

— А можно сначала стейки, а потом на плаху? — печально вздыхаю я. — Жрать хочется — умираю.

— Никакой плахи, — она скрещивает пальцы. — Только дезинтеграция на уровне субатомных частиц.

— Обещаешь?

— Клянусь святыми транзисторами.

— Ну охуеть, ты мировой мужик!

Когда мне в последний раз было так легко с женщиной?

Давно. Настолько, что в голове зреет еретическая мысль: если так пойдет и дальше, этот симпатичный шустрый мозг имеет все шансы меня поработить. 

Глава пятнадцатая: Йен

Это может показаться странным, но дом на холме, пусть он самый небольшой из тех, что натыканы тут и там, вызывает во мне приятное чувство уюта. Даже заходить необязательно — можно просто сидеть в машине, слушать какую-то ритмичную музыку и смотреть, как Антон возится с воротами в окружении двух игривых и довольно упитанных овчарок. Собак я не боюсь, но кто их знает, что они тут делают и как настроены к чужакам? Они точно не его, потому что неслись за нами еще когда его «внедорожник» уверенно карабкался в горку.

Но когда Антон заводит машину во двор — и овчарки заносятся следом, мне все-таки приходится выйти.

— Они тут сторожат, — улыбается он, почесывая псину за ухом, пока та довольно виляет хвостом.

— Что сторожат?

— Такое чувство, что все, — как будто выдает гостайну, понижает голос Антон, потом вкладывает что-то в ладонь и дает указания: — Большой — от нижнего замка, маленький — от верхнего. А я вещи принесу.

Я с удивлением топчусь на крыльце, разглядывая связку ключей. Это ничего не значит, но все равно чувствую себя странно приятно. Сама бы в жизни не дала никому ключи от своей квартиры, если бы не была уверена в человеке на сто процентов. И не давала — дубликат есть только у родителей.

Справляюсь с замками, переступаю через порог и наугад провожу рукой по стене. Выключатель тут, на комфортной высоте, чтобы не пришлось подпрыгивать до потолка. Уже знакомый диван, кресла, столик, большой телевизор на стене. И запах свежего дерева под лаком. Ну или чем там оно покрыто.

Мне очень неловко хозяйничать на чужой территории, но раз уж на сегодня я Хозяйка ключей, то, может быть, именно этого Антон от меня и ждет? Раздеваюсь, куртку вешаю на стойку около входной двери, сую ноги в домашние тапки — мужские, судя по цвету и размеру — и потихоньку пробираюсь в кухню.

Тут точно такая же кофемашина, как и у меня. Даже странно, как не заметила в прошлый раз. Но не трогаю ее, потому что далеко не все люди такие же, как и я, любители выпить кофе на ночь. А вот чай после уличной сырости — то, что нужно.

Антон заносит пакеты на кухню, наблюдает за моими попытками вспомнить, где у него чашки, распахивает дверцу правого шкафчика, где у него все по-спартански: пара чашек, сахарница с рафинадом, пара жестяных коробок с разными сортами чая.

— Лимон в холодильнике, малыш, — говорит откуда-то у меня из-за спины. — Я в душ, а ты хозяйничай. Бери все, что на тебя смотрит.

Я быстро выкладываю продукты: заранее замаринованные куски говяжьего стейка, которые купила в своем любимом мясном ресторане, итальянскую вермишель из твердых сортов пшеницы, овощи для приготовления пасты, пучки свежей зелени. Кусок лосося бросаю в кипящую воду — для быстрого ужина нет ничего лучше рыбной похлебки.

А потом где-то рядом громко звонит телефон. Не мой — Антона. Он оставил его на столе.

Высовываюсь в коридор, набираю в легкие побольше воздуха и кричу:

— Телефон!

На часах начало первого. Это у нас то ли очень поздний ужин, то ли очень ранний завтрак, а нормальные люди в основном спят. В такое время звонить без причины не стали бы даже пьяные друзья.

— Кто там? — кричит в ответ Антон. — Я тут без трусов, сорян.

Господи боже.

Я одновременно и краснею от стыда, и глупо смеюсь от этой обезоруживающей раскрепощенности. Мне самой этого ужасно не хватает. Я все время зажимаюсь, обдумываю, додумываю, представляю, что буду выглядеть глупо и смешно, если позволю себе сделать то, что хочу.

Руки у меня в зелени, из которой я как раз нарезала заправку в рыбный суп, так что обхожу стол стороной, смотрю на экран. Фото звонящего нет.

— Тут только буква «Н», — кричу я.

Странный, конечно, способ заносить имена в телефонную книгу, но кто их, следователей, знает? Может, это нормальная практика, в том числе и от случайного глаза.

— Отключи, — просит Антон. — Если еще раз позвонит — сбрось.

Кажется, ругается?

Но неугомонный «Н» набирает снова и снова, а я снова и снова сбрасываю. Это как игра в «переупрямь другого» — даже азарт берет.

А еще через пару минут, когда звонки прекращаются, Антон появляется в кухне с довольной улыбкой, уже почти сухими волосами, с подправленной до маленькой бородки щетиной и в уже знакомых мне домашних штанах и белой футболке.

— Блин, вкусно пахнет, женщина! — Он гремит крышками, быстро изучая, что я готовлю на ужин. — А пуговицы пришивать умеешь?

Киваю и показываю носом в сторону тяжелой каменной ступки, которая у него стоит сиротливо в «окошке» между кухней и гостиной. Сто лет себе такую же хотела, но когда попадалось — не было лишних денег, а когда были деньги — не попадались ступки. Так что сейчас я отрываюсь, разминая смесь душистых перцев и кориандр.

— Вот же… — матерится под нос Антон, что-то разглядывая в телефоне.

— Проблемы? — искренне беспокоюсь я. — Уже почти все готово, выключать через пять-десять минут. Я могу вызвать такси, если у тебя что-то срочное.

— Малыш, — он бросает телефон в первый же ящик, — у меня сейчас только две срочных вещи — ужин и секс с тобой. Я могу корчить ёбаря-террориста и рычать, что трахаться мне приспичило вот прям сейчас, но на самом деле прямо сейчас я хочу ужин, чай и посмотреть пару серий «Войны клонов»[10].

— Так не бывает, — сияю я.

— Ну да, мужики в тридцать пять обычно не смотрят мультики, — явно иронизирует Антон.

Он не играет мускулами, не корчит из себя альфа-самца, не подбирает слова, а говорит то, что думает. Он настолько обычен, прост и сложен одновременно, что я все же поддаюсь импульсивному желанию и, пристав на цыпочки, чмокаю его в приятно колючую щеку.

— Нет, мужчина, просто я тоже его смотрю.

Через десять минут, когда все готово, и на этот раз я даже превзошла себя, потому что соус к пасте получился ровно с той нотой базилика, которая не глушила вкус, но идеально оттеняла все остальные составляющие блюда, мы с Антоном в две руки сносим посуду в гостиную. На столике пара подставок под горячее — довольно потрепанных, но в этом есть своя прелесть уюта вещей с историей. Дизайнерский ремонт, конечно — это мечта, но до тех пор, пока ты не становишься его заложником. У Саши такой: дорогая квартира в модном ЖК на Орловского, три огромных комнаты, в которых хоть конем скачи, непонятные картины на стенах, какие-то статуэтки из магазина дорогого декора, подушки на стульях в тон дверце холодильника…

Я не могла там жить.

Я задыхалась в этом выхолощенном неживом порядке.