Не зря хотел заранее спросить у нее адрес. Видимо, жопа чувствовала, что что-то такое может произойти. На всякий случай осторожно притрагиваюсь к ее плечу и, когда в ответ нет никакой реакции, костяшкой пальца отвожу волосы с лица. Правда спит, хоть даже во сне всхлипывает и прикусывает нижнюю губу.

Меня тяжело как-то «растрясти» на эмоции. Когда был моложе, казалось, что чем больше я буду пытаться понять женщину, тем лучше и качественнее будут наши отношения. Оказалось, что это мнение было одно из самых ошибочных в моей жизни. И как-то однажды, после очередного разрыва, я пообещал себе, что больше никто и никогда не вытащит из меня ничего сентиментального. Никакой любви, никаких обещаний об одной на двоих крышке гроба, и с самого начала полная ясность: все, что начинается, даже если начинается пиздато, все равно закончится. И не на пороге ЗАГСа или парным местом на кладбище.

Но именно сейчас мне не хочется быть черствым мужиком, который растолкает заплаканную девчонку с разбитым сердцем и отвезет ее туда, где она, возможно, останется один на один со своим горем.

Ну а раз мы вроде как договорились на совместный завтрак, то какие еще могут быть варианты?

До дома — я, наконец, перебрался жить загород — ехать примерно минут тридцать.

Делаю музыку тише, выбрасываю наполовину пустые бутылки в ближайшую урну и сбрасываю настырный входящий вызов, когда на звонящем в беззвучном режиме экране появляется буква «Н». У моей бывшей точно протекла крыша, раз творит такое на собственной свадьбе. Хорошо, что это уже не моя проблема.

Дорогу на моей любимой горке, где меня зимой, пока шло строительство и нужно было пинками подгонять рабочих, «поцеловал» в бок пьяный вдрызг сосед на «Мерине», размыло. Хорошо, что мое старое американское ведерко запросто выгребает и из такого дерьмища. Вообще без проблем.

Моя спутница так ни разу и не просыпается. Только однажды что-то бормочет сквозь сон и ерзает, как будто ищет более удобное положение.

И даже когда осторожно беру ее на руки, коленом закрывая дверцу, не издает ни единого звука. Только как-то доверчиво, как маленькая, прижимается щекой к плечу. Только раз морщит нос, когда на крыльце ей на нос падает тяжелая дождевая капля. Но все равно продолжает спать, как убитая.

Я укладываю ее на диване на первом этаже. Он большой и удобный, я и сам люблю тут поспать, когда вечером туплю в игровую приставку и становится тупо лень просто подняться в спальню. Так что подушка и теплое одеяло здесь тоже есть. Стаскиваю с Очкарика туфли, секунду медлю, сражаясь с чертями в голове, которые нашептывают, что за мое терпение и примерное поведения я заслужил бонус. Тот, вокруг которого весь вечер вертелись мои мысли.

Осторожно, чтобы ее не разбудить и не напугать, расстегиваю сначала самую верхнюю пуговицу на ее рубашке, потом следующую. И еще одну. Если бы я был так застегнут, то на хрен бы задохнулся во сне. Для меня вообще неприемлемо спать в одежде. Тем более, что на либидо не жалуюсь, и просыпаться со стояком куда приятнее без трусов.

Остается последнее: ставлю на кофейный стол стакан с минералкой и клады пару таблеток растворимого аспирина. Сам я такое не люблю и в принципе редко мучаюсь похмельем, но мою гостью, кажется, ожидает «очень доброе утро». Вряд ли она на «ты» с алкоголем, раз напилась всего-то парой стаканчиков очень сильно разбавленного мартини.

Дальше все по стандартной схеме: душ, забросить вещи в стиралку, прикинуть, нужно ли бриться и послать все к черту. Устал как собака. Вроде и день был как день, и я вон даже симпатичную девушку притащил в свою берлогу, а чувствую себя выжатым, как лимон. Но чем черт не шутит? Мало ли какое у нас будет утро, так что лучше быть подготовленным. Хорошо, что у меня в холодильнике всегда есть мясо и рыба. И как раз форель в этот раз.

Замариновать ее — дело десяти минут. Утром как раз будет то, что нужно.

Телефон на столе снова вибрирует и медленно ползет к краю.

И снова абонент «Н».

Интересно послушать, по какому поводу ее так жестко клинит в этот раз. Вот же непробиваемый сибирский характер.

Включаю громкую связь, потому что руки перепачканы сделанным на скорую руку маринадом.

— Вы ушли вместе?! — громким шепотом в трубку то ли шипит, то ли хрипит Наташа.

Молчу, но издаю достаточно шума, чтобы она поняла, что я в курсе ее претензии. Просто вот даже хрен знает, как реагировать и что отвечать. И вроде как заблокировать грустно: хочется узнать, чем же закончится этот цирк. Потому что я сволочь, а не правильный мужик, совершающий только правильные поступки. Как там говорится? Я принадлежу к пяти процентам тех, кто наслаждается своими пороками и не скрывает этого. Остальные девяносто пять делают то же самое, но корчат правильных. Сторонюсь таких «праведников». Никогда не знаешь, что у них на уме.

— Антон, ты это мне назло делаешь, я знаю! Я тебе всегда была нужна! У нас было… все по-настоящему! — Бывшая резко меняет гнев на милость, начинает сопеть в трубку, как будто вот-вот заплачет. — Что ты с нами сделал? Счастлив теперь? Наслаждаешься свободой?!

— Ага, — соглашаюсь я. Ну а хули рассусоливать, если и правда наслаждаюсь? — Наташ, хватит названивать. Мне, конечно, тупо интересно наблюдать, как тебя штормит, но терпение уже кончается.

— Где она? — как будто и не слышит бывшая. — Тебе всегда нравилось меня унижать, делать мне больно!

— «Она», наверное, уже дома, — без зазрения совести вру я. Так будет правильно: неизвестно что Наташа может сделать с этой информацией. Обиженные женщины способны на все.

— Ты не врешь?

А вот тут уже стоп, крайняя точка, черта, которую я прочертил однажды жирным штрихом и колючей проволокой, когда вытолкал ее из своей жизни.

— К мужу иди, новобрачная, — уже абсолютно зло посмеиваюсь я. — А то у него там праздничная женилка без дела пропадает.

— Я знаю, что ты ревнуешь.

— Спокойной ночи.

Если бы в моей жизни появилась женщина, которая вытащила бы из меня ревность, я бы точно не дал ей уйти. Но говорить об этом Наташе бесполезно — пустая трата времени.

Мы были вместе больше двух лет, и за все это время она не смогла запомнить обо мне элементарных вещей. Не в состоянии понять, что я просто развлекаюсь, изучая ее в том числе и как некий экспонат. И никакая ревность или попытка сохранить мосты не при чем.

Эта женщина не знает обо мне самого элементарного.

Ну о чем еще говорить?

Когда с чашкой чая прохожу через гостиную, чтобы подняться к себе, на всякий случай оставлю для писательницы включенный ночник. Скорее всего, она проспит до утра, но на всякий случай… Чтобы не испугалась.

Глава шестая: Йен

Я просыпаюсь как-то сразу, как будто меня больно и основательно укололи цыганской иглой. Просто сажусь и осматриваюсь по сторонам, пытаясь навести резкость.

Голова кружится.

Руки подрагивают, хоть там, где я нахожусь, тепло и совсем немного пахнет лаком для дерева. Или чем-то похожим.

Пробую встать, но меня словно тянет назад невидимый магнит.

Неуклюже плюхаюсь обратно.

Где я?

Пытаюсь восстановить в памяти все, что помню.

Шампанское с мартини. Мой симпатичный и такой раскованный спутник, что на него было больно смотреть через кривое зеркало моих собственных бесконечных комплексов.

А потом то самое острое одиночество, от которого я бегаю уже который месяц. И каждый раз всухую ему проигрываю.

Я не любила Сашу. Никогда не любила — и наши с ним отношения были скорее попыткой взрослого мужчины «взять под свое крыло» очень проблемную молодую женщину. Кроме того, наши семьи дружны — и то, что сын Сергеевых обратит внимание на дочь Воскресенского было, казалось, необратимой реальностью.

Я никогда не ревновала Сашу. Не потому, что верила ему безоговорочно. Мне было все равно. Он обещал, что будет обеспечивать все мои прихоти — стоит только попросить. А я, взамен, буду его статусной девушкой. Ему почему-то очень нравилось хвастаться романом с писательницей.

Но меня подкосила его измена.

Потому что когда он сидел на кухне, пил чай и хвастался тем, какая потрясающая любовница Любовь всей его жизни, это было все равно, что плеткой по всем моим грешкам. И в финале: «Ты ведь не обижаешься? Я же мужчина, мне хочется хорошего секса, а не вот это вот все».

«Вот это все» стало моим личным номером один «комплиментов» в мой адрес.

Я — не женщина. Я — Вот это вот все.

Когда голова немного перестает кружиться, замечаю на столике напротив стакан с минералкой и пару таблеток. Бросаю сразу обе, зажмуриваюсь и выпиваю залпом. Не лучшая идея на голодный желудок, но сейчас я не смогу проглотить даже хлебную крошку.

Мне немного стыдно, что я знала, что так все и будет: чужой дом, незнакомый мужчина.

Потому что в какой-то момент поняла, что не хочу оставаться одна этой ночью. Что все равно не смогу сидеть в четырех стенах, что меня снова потянет бродить по ночному Петербургу, лишь бы не возвращаться туда, где тихо и тошно, как в склепе.

А Антон…

Он показался отличной компанией. Даже с оглядкой на то, что я совсем не умею разбираться в людях. А тем более — в мужчинах.

То, что со мной происходит, имеет вполне реальный диагноз — депрессия. Однажды, пару лет назад, я уже прошла через что-то подобное и хорошо запомнила главное — мне нельзя оставаться одной, когда голова становится тяжелой, а мысли — вязкими. Мне нужен кто-то рядом. Желательно тот, кто не будет пытаться меня трогать или склонить к сексу. Это потребность быть в тишине и покое, наедине, но не одинокой.

Моя личная маленькая трагедия, которую никто не понимает. Даже родители.

Я не чувствую, что делаю что-то неправильное, когда быстро раздеваюсь, оставляя вещи на диване, и в одних трусиках и блузке — бюстгальтер тоже снимаю — на цыпочках поднимаюсь вверх по ступенькам. Дом небольшой, но уютный и абсолютно комфортный: все интуитивно понятно, как будто я была здесь миллион раз. Настоящий киношный эффект дежавю как в «Матрице» с черной кошкой.