Дверь в спальню открыта, и, пока мои глаза все еще привыкают в темноте, я двигаюсь почти наощупь. Никакого света из окна — там снова монотонный дождь.

Почему-то я знаю, что даже если Антон сейчас проснется, он точно не подумает, что я пришла к нему за сексом.

Он поймет.

Или я снова слишком много выдумываю и додумываю?

Он спит на животе, не на всей кровати — она большая и занимает добрую половину комнаты — но так, что мне приходится буквально бочком пристроиться на краю, чтобы между нами было достаточно пространства. Страховка от случайно касания. И чтобы не тревожить его личные границы. Может быть, как раз у этого мужчины нет фантазий о сексе с незнакомкой, которая сама придет ночью уже голая и на все согласная? Да и вряд ли обо мне — с веснушками и очками — найдется как уж много желающих помечтать в том самом смысле.

Я потихоньку тяну на себя край одеяла. Хотя бы прикрыть голые ноги.

Этого достаточно.

Потому что как только голова касается подушки, я мгновенно засыпаю.

Не одна. Не в гробовой тишине. Рядом с человеком, которого абсолютно не знаю.

Глава седьмая: Антон

Даже сквозь сон, еще толком не закончив досматривать увлекательный, созданный моим мозгом триллер, я чувствую две вещи.

Приятная тяжесть от утреннего стояка, который у меня случается четко каждое утро, как по часам.

И упругие женские ягодицы, в которые им упираюсь.

Черт.

Одергиваю собственную руку, потому что в холостяцкой жизни есть свои прелести. Например — без проблем и в свое удовольствие подрочить утром, особо ни о чем не думая и ничего не представляя, просто чтобы яйца перестали быть тяжелыми, и в теле появилась приятная бодрость.

Но в своей кровати я не один. За три месяца порядком от этого отвык и первые секунды пытаюсь прикинуть возможные варианты развития событий.

Вряд ли шарахающаяся даже от случайного прикосновения девушка будет так уж рада проснуться с ощущением члена между «булочками». Откуда в моей голове дурацкий слэнг? Не использую его, а уж тем более не это слово. И хоть формально это она пришла ко мне в постель, не очень хочется произвести впечатление извращенца, у которого встает на любую женскую задницу.

Правда, меня реально распирает от любопытства приподнять край одеяла и все же оценить ее задницу, но я держусь и снова напоминаю себе, что с этой девушкой лучше быть максимально деликатным. Не потому, что я растаял и пустил слюни, а потому что, по непонятной мне причине, не хочу влезать на ее территорию, пока меня туда официально не пригласят.

Но я не был бы мужчиной, если бы хоть не попытался представить, что под моим одеялом сочная упругая задница: не большой «орех», а что-то такое, что поместится в ладони, что захочется сжать и посмотреть, как на белой коже останутся следы.

Ни хуя это не хорошая идея, потому что бедра непроизвольно толкаются вперед — и чувствительная, налитая кровью головка приятно трется о теплую кожу.

Йен вздрагивает, напрягается. Я вижу, как ее спина едва заметно вытягивается, и плечи поднимаются в напряженном вздохе.

— Прости, что пришла, — говорит виноватым голосом, не рискуя повернуть головы. — Я… сейчас могу уйти.

Не хочу, чтобы уходила. Пусть даже это прозвучит как сентиментальная чушь.

— Тебе идет моя кровать, малыш.

Она снова вздыхает: на этот раз не так натянуто, глубже. Шевелится под одеялом, и мы оба снова замираем, притрагиваясь друг другу ниже пояса.

— Есть хочешь? — чтобы скрасить неловкость, спрашиваю я.

— Мммм… Меньше, чем спать, — мычит Йен.

— Тогда закрывай глаза и не поворачивайся — я встану, закрою жалюзи.

После затяжных дождей, кто бы поверил, что с утра будет целое настоящее солнце?

Но раз мы решили, что еще не готовы просыпаться, то пошло-ка это солнце куда подальше.

Когда в спальне снова приятный полумрак и я поворачиваюсь, чтобы прыгнуть в постель, малышка уже лежит лицом ко мне, и сильно, как будто боится случайно увидеть страшную сцену из ужастика, жмурит глаза.

Забираюсь под одеяло, от греха подальше — стояк никуда не делся и хрен куда денется, пока я сам не решу эту «маленькую проблему» — поворачиваюсь к ней спиной.

Минуту мы пытаемся делать вид, что спим.

— Расскажешь про свои татуировки? — спрашивает Йен, и теплое дыхание почему-то приятно растекается по лопаткам. — Их… много.

— Расскажу, малыш, без проблем. — Меня потряхивает. — Прости, за три месяца отвык спать с женщиной.

— Мне уйти? — волнуется она.

— Нет. — Обычно, у меня нет таких потребностей, но видимо сегодня сложилась все звезды. — Сопишь забавно.

Писательница смущенно хихикает в ответ: мило и без наигранности. Уверен, у нее снова красные щеки.

И осторожно, как будто ищет границу допустимого, подвигается ко мне.

— Спину лучше не трогать, — предупреждаю я. — Личный бзик. Мне сразу щекотно.

— Угу, — сонно соглашается малышка.

А потом я чувствую очень трусливое, почти что на грани фола, прикосновение носа мне в затылок, в волосы. Вздох у нас, кажется, синхронный, один на двоих.

— Так хорошо? — осторожничает она.

Я чувствую ее рядом: тепло маленького тела под одеялом, прогиб кровати за спиной, дыхание в моих волосах и едва уловимый запах колючих белых цветов. Но при этом никто не лезет на меня, не дергает, не пытается изображать секс-бомбу.

Она интересуется, как нужно. Не просто так, а чтобы сделать мне хорошо и комфортно.

Я думал, так не бывает.

И для этого чувства есть только одно определение.

— Так просто пиздато, — отвечаю я и закрываю глаза. — Спи, малыш.

И хрен мы выберемся из постели раньше трех.

Глава восьмая: Йен

Bones — Low Roar

Пробуждение для меня — самая тяжелая часть дня.

Потому что мне повезло родиться человеком с буйным и сумасшедшим воображением. И мои сны куда ярче, чем реальность, в которой я существую, как в мыльном пузыре, который в любую минуту может лопнуть.

Мне всегда хочется задержать момент пробуждения, оттянуть его подальше, как ребенок, который вопреки запрету тянется к слишком дорогой игрушке на витрине.

Но в этот раз все по-другому.

И я даже знаю в чем дело, хоть это, пожалуй, самое странное, что только случалось со мной за последнее время.

Еще не открывая глаза — нарочно — тянусь куда-то вперед, наощупь пробую пальцами уже остывшую вмятину на соседней подушке. У Антона все очень в мужском стиле: обычные белые наволочки, пододеяльник и простынь. Я немного откидываю одеяло, потому что кажется, что на безупречно белом хлопке обязательно должны были остаться чернильные отпечатки рисунков с него на коже. Пытаюсь восстановить по памяти, но ничего не получается. Там точно была какая-то надпись в несколько строк — на внутренней части предплечья. И на второй руке черно-белый орнамент. Наверное, все это сделано с каким-то смыслом, как и все остальные рисунки, которые густо нанесение на его руки от плеч до почти самых запястий. И немного на спине, и на боку, ниже талии до середины бедра.

Я снова краснею, вспоминая, как проснулась и ощутила, что рядом со мной мужчина.

Роняю голову в подушку, буквально обнимаю ее двумя руками, втягивая запах, от которого кружится голова. Мой любимый аромат, который Саша безуспешно пытался «приручить», но каждый раз богатые и чумовые ноты раскрывались на его коже какой-то кислотой и горечью, и в итоге мне приходилось искать тысячи причин, почему он должен немедленно пойти в душ.

Сейчас — все иначе.

Это именно та наркотическая тягучая нота запаха кожи, которая проникает мне под кожу, обволакивает и без зазрения совести рушит все, что я знала о моем любимом «Афганце». Вот таким он должен быть: на горячей коже со своим собственным уникальным запахом, в тихих аккордах хрустящих от чистоты простыней.

Я сошла с ума, но не все ли равно?

Обнимаю подушку руками и ногами, переворачиваюсь на спину и закрываю глаза, отпуская воображение. Имею я право заглянуть в мясное меню хотя бы в воображении? В конце концов, даже фригидные ледышки мечтают о том, что у них может быть интересный утренний секс с мужчиной, от которого будет приятно ныть между ног?

Как это — когда тебя обнимают крепкие татуированные руки, и пальцы с выразительными острыми костяшками крепко сжимают за бедра, тянут к себе, отводят в сторону трусики, трогают там, где…

До боли знакомая мелодия входящего вызова разрушает иллюзию в тот момент, когда я нахожусь за секунду до оглушительного вылета из реальности.

Господи боже, мама!

Я отчаянно барахтаюсь на кровати, но даже если мои фантазии не успели размягчить мысли, на мгновение я все же абсолютно теряю контроль над своим телом.

— Гммм… Выспалась? — слышу насмешливый голос хозяина дома.

Лежащая на мне подушка становится неподъемно тяжелой.

Хоть бы все это было еще одним моим слишком_реальным_сном.

Но не в этот раз. Антон вдруг появляется прямо надо мной, смотрит сверху-вниз, держа одну руку в кармане простых домашних брюк от спортивного костюма, а во второй, экраном ко мне, мой собственный телефон.

— Не уверена, — еле ворочая языком, отвечаю я, пока он вкладывает телефон в мою протянутую ладонь.

— Прости, что разбудил. Но вот так уже второй час. Я подумал, может, что-то случилось.

— Спасибо. — Куда бы глаза спрятать? — Который час?

— Половина четвертого. Я почти закончил с завтрако-обедом, но мне нужна еще пара рук, так что… как поговоришь, спускайся вниз. Ванна там, — кивает направо. — Но полотенце только одно, и я уже им вытерся. Так что…