И все же меня напрягают солидные мужчины в костюмах. Денис тоже всегда носит костюмы. И галстуки.

Интересно, как бы Мирон Александрович выглядел в чем-нибудь не таком официальном? Например, в обычной футболке? Или в кожаной куртке на голое тело?...

Боже, откуда у меня в голове этот бред? Опять гормоны захватили власть?

Как будто прочитав мои мысли, Мирон сначала ослабил, а потом и вовсе снял галстук. Чуть позже он избавился от пиджака и расстегнул рубашку. Мой бред усилился. Мне стало казаться, что он очень похож на того брутального качка, с которым я доигралась до беременности.

Уф. Надо успокоиться. Я почти не слышу, что он говорит.

Ах, да, мы обсуждаем сроки моей беременности. Разговоры синхронны мыслям!

Чтобы отвлечься от бреда, атакующего мою голову, я снова принялась за отбивную. Она, кстати, очень вкусная. И салат. И десерт, который только что принесли. Тортик со взбитыми сливками. Я его хочу! Но сначала доем отбивную.

И тут Мирон спросил, от кого я беременна. Ну и зачем ему это знать?

Нет, не от бывшего парня! Точно не от него. А от того, чьего имени я не знаю… Разве можно такое сказать своему начальнику?

Он так обо мне заботится, опекает. В клинику лично отвез. Думает, что я хорошая, правильная. А я плохая! Очень плохая.

Эйфория прошла. Не то чтобы мне стало очень грустно… Но и весело тоже не было. Мирон Александрович пытался меня смешить, я улыбалась. И думала о том, что пора домой. Завтра рано вставать, ехать на анализы, потом на работу.

У меня есть работа. Меня не уволят. Я здорова и с малышом все в порядке. Все будет хорошо.

Эти фразы я повторяла про себя, пытаясь вернуть ощущение легкости и счастья.

***

Мирон

Если я буду откровенным Аленка точно проникнется, станет мне сочувствовать. И раскроется сама. Она отзывчивая. Очень отзывчивая. Я почему-то вспомнил, как она содрогалась от оргазма, когда я всего лишь коснулся ее напряженной горошины. Правда, перед этим я довел ее до исступления, лаская грудь…

Не о том думаешь, старый ты кобелина!

Включи верхнюю голову! У тебя тут кризисная ситуация, которую нужно разруливать. Предварительно разобравшись в чем, собственно, заключается кризис.

- Раз уж мы заговорили о бывших, - начал я.

И замолчал.

Может, не стоит? Скорее всего, ничего не получится. Только понапрасну вывернусь наизнанку. Я к этому не готов.

Да и Аленке этот разговор явно не нравится. Смотрит волком. Думает, я о ее бывшем речь завел. Она не знает, что он теперь ходит с лиловым отпечатком моего кулака на физиономии. Наверное, обрадовалась бы, если бы узнала.

Может, сказать?

- А как вы расставались с бывшими? - внезапно спросила Аленка.

Она сама завела этот разговор…

- У меня их было не так много, - произнес я.

- Вам же немало лет, - выпалила Аленка.

А это, между прочим, бестактно! Не такой уж я старый.

- Да, но… отношений у меня было немного.

- Наверное, они были долгими, - предположила Аленка.

Не угадала!

- Была первая любовь в институте, - вспомнил я.

- Как романтично!

- Да, было романтично.

Но недолго. Через год чувства завяли и мы разбежались по обоюдному согласию. Она потом уехала в Испанию, живет там до сих пор. А я ушел в отрыв. И тоже до сих пор там.

Если не считать перерыва на более или менее стабильные отношения, который закончился два года назад.

- Почему вы расстались?

Я пожал плечами.

- Наверное, просто переросли это детское чувство. У тебя же, наверное,  тоже была первая любовь? Где-нибудь в школе.

- В школе… Да! Но не взаимная. Я была влюблена в самого популярного мальчика класса, а он списывал у меня сочинения. И все.

- Печально.

Аленка откровенничает. Это хорошо. Как бы подвести ее к разговору о том, что меня больше всего волнует?

- А потом, наверное, была вторая любовь. В институте.

- Ага, - Аленка помрачнела.

- Вы расстались?

- Да! Месяц назад.

Ох ты ж блин! Она с этим слизняком Денисом с самого института!

- Интересно, почему наш разговор все время сворачивает на моего бывшего? - сердито произнесла Аленка. - Я не хочу о нем говорить!

Ну вот. Приехали.  

***

Аленка

Я не хочу ни думать, ни говорить про Дениса. Почему он все время лезет в наш разговор? Наверное, потому, что пора этот разговор сворачивать. Только я хотела это сказать, как Мирон задумчиво и печально произнес:

- Моя девушка была беременна.

Я застыла. Не ожидала от него внезапной откровенности. Он сказал: “Была беременна”. Что же случилось? И о какой девушке он говорит?

- Первая любовь? - осторожно уточнила я.

- Нет. Другая. Мы встречались около года. Она была моделью. Постоянные съемки, разъезды. Мечтала покорить все подиумы мира.

Мирон разговаривал как будто сам с собой. Я, притихнув, внимательно слушала.

- Мы не планировали детей. Даже не говорили об этом ни разу. И о будущем не говорили. Все шло своим чередом.

Он помолчал. Посмотрел на меня таким грустным взглядом, что мое сердце сжалось. А потом продолжил.

- Но как-то раз мы забыли об осторожности. Такое бывает.

- Я знаю! - не удержалась от восклицания я.

Мирон понимающе кивнул.

- А потом Ольга сказала, что беременна.

Ольга. Ее звали Ольга. Он сказал мне ее имя, он откровенен со мной…

- А вы?

- Я… я не был к этому готов. Был ошарашен, удивлен, растерян.

- Понимаю.

Ах, как хорошо я его понимаю!

- Но я ни разу не сказал, что хочу избавиться от этого ребенка! Правда, возможно, в первый момент я среагировал неправильно.

Он замолчал, я не удержалась и спросила:

- Как? Как вы среагировали?

- Удивился, а не обрадовался. Но потом я реабилитировался. Обнял ее, сказал, что все будет хорошо. Что мы справимся.

- Вы молодец, - сказала я.

- Но она лишь расхохоталась. Говорила: посмотри на себя, какой из тебя отец. Да и из меня не получится путная мамаша.

- И что потом? - спросила я, предчувствуя, что ничего хорошего не услышу.

- Она укатила на очередные съемки. А я много думал. И, чем больше думал, тем лучше понимал, что хочу этого ребенка. Я даже купил книгу о беременности. Начал читать, как растет плод, какого он размера на четвертой неделе, на пятой, на шестой. Ты знаешь, что сейчас твой ребенок размером с апельсиновое зернышко? Пять недель. Я запомнил.

Он снова замолчал, я сидела тихо, как мышка. Со страхом ждала продолжения. Апельсиновое зернышко... надо же, какая крошка! Я положила одну руку на свой живот. Мирон заметил этот жест и отвел глаза. 

- Она вернулась, я встретил ее в аэропорту с цветами и с какой-то детской фигней, купленной там же. Кажется, это была погремушка. Я сразу начал говорить, что готов стать отцом, что у нас все получится.

- А она? - еле слышно спросила я.

- Она взяла цветы, а погремушку выкинула в мусорку. И сказала, что сделала аборт.

- Ох! - не удержалась от восклицания я.

- И что из меня все равно не получился бы нормальный отец. А она вообще не хочет иметь детей. Потом она все смеялась и повторяла: “Ну что, отлегло?”

***

Мирон

Начиная этот рассказ, я строил коварные планы. Хотел вызвать Аленку на откровенность. И сначала помнил об этом. Но потом так погрузился в воспоминания, что все планы начисто вылетели из моей головы.

Я будто заново пережил ту боль. Как будто снова в спину, между лопаток, воткнули большой ржавый нож.

А недавно этот нож еще и повернули.

Листая ленту Инстаграма, я увидел фотографию Ольги. У нас есть общие друзья, поэтому мы иногда сталкиваемся. Чаще виртуально. Мне давно на это пофиг. Но месяц назад… это был вероломный удар.

На фото Ольга стояла на фоне моря, в обнимку с каким-то смазливым мужиком. Под ее платьем явственно угадывался беременный живот. Лицо светилось счастьем, она смотрела на мужика, он ее обнимал.  

А еще была подпись: “Готовлюсь стать лучшей мамой на свете!”

После этого я и пил два дня. Ну и дурак. Все в прошлом. Я давно это пережил. Если она беременна и счастлива - я рад за нее.

Но в одном она ошибается. Из меня может получиться очень хороший отец.

***

Алена

Я опять чуть не разревелась. Вернее, не чуть. На глаза навернулись слезы, сначала я моргала, потом начала их тереть. Промокнула салфеткой. Подумала, что, наверное, ужасно выгляжу и полезла в сумочку искать зеркало.

Оно никак не находилось, я выложила на стол телефон, коробку с мелками, кошелек… А, вот и оно.

Мирон на меня не смотрел. У него был такой вид… печальный, понурый. Сердце разрывалось, глядя на него. Как она могла, эта его Ольга! Избавилась от ребенка, и даже его не спросила.

А он… ну, растерялся поначалу. Это мне очень хорошо понятно. Я сама совсем недавно была такой же растерянной.  Но потом он понял, что хочет ребенка! Все почти как у меня.

Почти. С той лишь разницей, что мне никто не говорит: у нас все получится. И не скажет. Даже если я найду этого качка… Что хорошего может из этого выйти? Мы совершенно чужие друг другу.

Я не знала, что сказать боссу. “Сочувствую” - вроде как банально. “Эта ваша Ольга редкостная дура” - вроде как слишком.

Не знаю, как я додумалась до этого, но я выдала:

- А вы уверены, что это был ваш ребенок?

Мирон выглядел ошарашенным.

- Тогда был уверен, - произнес он. - Но ты заронила сомнения…

- Простите, я не хотела вас расстроить.

- Можешь говорить мне “ты”? При том градусе откровенности, которого мы достигли, странно “выкать”.