Когда я поняла, что он называет свой член железным дровосеком, на меня напал приступ смеха.

- Нет, ну он, конечно, похож, - хохотала я. - У него железная голова и нет сердца!

- Тс-с-с! - Мирон приложил палец к губам. - Не смейся над ним, он обидится!

Мне стало еще смешнее. Придумать имя своему члену! Говорить о нем, как об отдельном существе! Мирон - это нечто.

Пока я смеялась, Мирон воспользовался моментом, перевернул меня на бок, начал нежно гладить по спинке и, одновременно с этим, вероломно прижиматься к моей попе своим дровосеком. Я сама не поняла, как получилось, что дровосек оказался уже не снаружи, а внутри.

Но я не возражала. Это было приятно. Как будто там ему самое место! Особенно, когда он движется так неспешно и ритмично,  рука Мирона сжимает мою грудь, губы скользят по плечу, покусывают его…

***

Мирон

Смех - прекрасное возбуждающее средство. Давно проверено: рассмеши девушку, и она будет готова на многое. Я насмешил Аленку, представив ей дровосека по имени и отчеству, а он, коварно воспользовавшись моментом, снова юркнул в свою обожаемую тесную пещерку.

И планы у него были поистине наполеоновские!

Он пытался возражать, когда я, перевернув Аленку на спину, занял его место и погрузился в обожаемые складочки языком. Но я его приструнил. Я собирался снова завести Аленку, которая, после нового оргазма, шептала, что умирает и больше не может. Неужели она сомневается в том, что я смогу ее воскресить?!

Мой язык нарочно заблудился, блуждая в таинственных и притягательных закоулках и избегая главной точки. Я раздвигал пальцами складочки, находил неисследованные территории, подробно изучал языком, чувствуя, как в главной точке постепенно нарастает возбуждение.  

Когда Аленка начала постанывать, я протянул руку вверх и коснулся соска влажными пальцами.

- Мирон, - выдохнула она.

- Да, - отозвался я слегка невнятно.

- Ты… - она не смогла закончить фразу, потому что мой язык, наконец, добрался до горошины, которая к этому моменту стала восхитительно твердой.

- Я знаю, - отозвался я несколько самодовольно.

А чего скромничать? Я офигенен!

***

Алена

Я думала, что больше не могу, но Мирон сделал так, что я снова страстно захотела продолжения! Его язык… как он это делает? Как вообще возможно вытворять такое, от чего у меня самые настоящие искры из глаз!

Он решил сменить позу, поставить меня на четвереньки. Я не возражала, но, перед тем, как он устроит мне новый армагеддон, я хотела поздороваться с железным дровосеком.  Я взяла инициативу в свои руки. И губы.

Он был огромный, твердый, почти железный… Настоящий дровосек! Я приветствовала его языком,  заставив Мирона стонать и нервно сжимать мою шею. Потом я обхватила его губами, удивленно и восхищенно ощутив внушительный размер. От нежностей я перешла к более жестким действиям. Я чувствовала, как его железная голова увеличивается, становится все более и более напряженной. Я увлеклась, мечтала о фейерверке…

Но Мирон снова вернул меня в позу похотливой кошки. Он осторожно, но уверенно вошел в меня сзади, его руки жадно перемещались по моему телу. Он одновременно хотел ласкать грудь, сжимать попу, а еще - вероломно проникнуть к моему клитору в момент, когда я уже не могу сдерживаться…

***

Мирон

Я старался быть осторожным, хотя иногда забывал об этом. Я был неистовым, но все же не таким бешеным, как в первый раз. Временами на меня накатывало странное чувство. Да, мне по прежнему хотелось затрахать Аленку до смерти, проникнуть во все зовущие места одновременно и везде оставить свои следы…

Но еще мне хотелось просто обнимать ее, прижимать к себе, уткнувшись лицом в ее волосы. Чувствовать, что она моя и ничья больше. И что ей хорошо со мной.  

Утомленная, Аленка уснула в моих объятиях. Дровосек тоже сладко уснул, прижавшись щекой к Аленкиной попе.

А у меня сна не было ни в одном глазу. Я лежал, вдыхал тонкий цветочный аромат Аленкиных волос и улыбался…  

Глава 20

***

Мирон

В ту ночь, когда мы с дровосеком наконец-то дорвались до Аленки, я долго не мог уснуть. Что очень странно - обычно после секса меня вырубает через пять секунд. Но тут случай был особый.

Все не так, как обычно. И девушка, и ситуация, и мои чувства.

Я лежал, думал. К охватившему меня ощущению безмятежного блаженства через некоторое время начала примешиваться легкая тревога. Которая все росла и росла. Как известно, ночь - время паранойи. И я не на шутку разволновался.

Потому что вдруг очень четко осознал, что моя жизнь кардинально меняется. Рядом со мной теперь любимая женщина. У нас будет ребенок.

Это прекрасно. Но… это пугает. Потому что меняется не только моя жизнь. Меняюсь я сам.

Готов ли я к этим переменам?

Утром я проснулся, увидел спящую Аленку, мирно сопящую рядом. Чмокнул ее в плечо - оно было ближе всего. Потом поцеловал в висок, погладил по волосам. Аленка улыбнулась во сне.

Я почувствовал, что тоже расплываюсь в улыбке.

Ночная паранойя теперь казалась смешной. Да, в последнее время в моей жизни произошло много перемен. А скоро их будет еще больше. Но я справлюсь. Я готов. Хотя, если бы кто-то месяц назад сказал мне, что я скоро женюсь, я бы заржал ему в лицо.

Я не удержался и аккуратно приподнял простыню, в которую замоталась Аленка. Лучше бы я этого не делал! Дровосек вскочил, начал рваться к ее груди, вопить, что вчера ему так и не дали поваляться между двух самых шикарных сисек на свете…

Но я был непреклонен. Пусть Аленка выспится. Да и вряд ли можно ожидать, что утром ей захочется секса. С утра ей плохо. Но, я слышал, что месяцу к третьему это должно закончится. Скорее бы!

***

Аленка

После той сумасшедшей ночи, когда Мирон несчетное количество раз показал мне небо в алмазах, я дрыхла до самого обеда. А ведь это был рабочий день!

Но, как оказалось, не для меня. Я проснулась, обнаружила, что Мирона нет, а на подушке лежит записка. “У тебя сегодня выходной. Распоряжение начальства”. А внизу - смайлик и сердечко.

Удивительно мило. Я скорее ожидала от Мирона, что он нарисует своего дровосека. И напишет что-нибудь пошлое.

А он нарисовал сердечко…

Наверное, так он хочет сказать мне то, чего до сих пор не сказал. Или это просто рисунок? Который ничего не значит. Мирон - это Мирон. Он не особо романтичен, но надежен и заботлив. Неужели красивые слова для меня важнее наглядных действий? Конечно, нет!

В свое время Денис говорил мне много романтичных слов. Я теперь прекрасно знаю их цену.

Встав с кровати, я обнаружила, что у меня ноет все. А особенно - те места, которые вчера яростно атаковал железный дровосек Мирона. Вспомнив это прозвище, я рассмеялась. С Мироном не соскучишься! От тот еще выдумщик.

Особенно он изобретателен в постели… Но я вчера тоже дала жару! И как я решилась на стриптиз? Сама от себя в шоке!

Видимо, сказалось долгое воздержание. Ведь с той ночи, мы с Мироном впервые встретились и устроили первую безумную вакханалию, прошло почти два месяца.

И я не могу не отметить, что вторая вакханалия была более нежной и, если можно так сказать, более трогательной.

***

Мирон

В Аленке удивительным образом сочетаются скромность и развратность. В ее бездонных тихих омутах живут целые выводки отборных чертей! То она боится меня и просит не давить. А потом сама провоцирует, устраивая офигенное шоу. То снова пугается и просит подождать, а после этого срывает с меня трусы...

А, может, это и есть классическое женское поведение: сначала раздразнить, а потом убегать.

Как бы там ни было, это меня страшно заводит! Классическая схема безупречно работает еще с пещерных времен.

Вот и в тот день, когда Аленка вышла на работу после отгула, все было разыграно как по нотам. Я вызвал ее в свой кабинет. Ну а как еще увидеться с ней на работе? Она пришла.

Узкая юбка, белая блузка, вроде бы, самая обычная, безо всяких там декольте.  А под блузкой - сногсшибательная грудь. Я знаю, что она еле помещаются в лифчик. Аленка утром жаловалась, а мы с дровосеком пускали слюни. Но держались прилично, понимая, что ей не до нас.

Но сейчас… Я готов отгрызть эту пуговицу на Аленкиной рубашке, чтобы попасть райские кущи!

Я подошел к Аленке, хотел нежно обнять, но рука соскользнула, и получилось так, что я схватил ее за попу. Она возмущенно треснула меня по руке. Я усадил ее на свой стол, положил руку на коленку, скользнул выше, под юбку.

- Мирон! Мы же не дома...

Аленка зарделась, скромно захлопала ресницами, покосилась на дверь.

- Дверь закрыта. Никто не зайдет.

- Но мы же не можем…

Я расстегнул пуговицу, не дававшую мне покоя. Провел кончиками пальцев по обнаженной части груди. Коснулся пальцами соска, почувствовал, как он мгновенно затвердел под тканью лифчика.  Аленка прикусила губу, чтобы сдержать стон, рвущийся с губ. Я и так был на взводе, а теперь нас с дровосеком вообще не остановить.

А она начала застегивать свою рубашку!

- Мирон, ну не работе же…

Можно подумать, она этого не хочет! Дыхание участилось, глаза помутнели от желания, а она вроде как собирается уйти… Конечно, я ее не отпущу!

Пытаясь удержаться от стонов, Аленка прокусила мне шею и расцарапала спину. Это был такой кайф! Она на моем столе, в расстегнутой рубашке, с задранной юбкой, с трусиками, болтающимися на кончике туфли. Голова откинута назад, губы приоткрыты, на лице - выражение полного блаженства. Которое дарю ей я…

Правда потом, одеваясь и пытаясь привести одежду в порядок, Аленка разозлилась.