– Сидят, кумушки! Чего вам не спится-то в ночь-полночь? – проворчала Роза Федоровна, садясь рядом с Лидочкой.

– Ну что, Роза? Говори, не томи… Что? – нетерпеливо подалась из-за плеча Лиды Лизочка.

– А вы про что? – немного потянула время Роза Федоровна, прекрасно понимая, про что спрашивают подруги. Слишком уж лица у них были напряженно внимательные, а глаза горели нестерпимым огнем любопытства.

– Нет, это она нас спрашивает, про что! – возмущенно повернула голову Лидочка к Лизочке. – Мы тут извелись уже все, а она спрашивает! Говори давай, чем все закончилось? Сладилось у Розочки с этим москвичом или как?

– Не знаю, девочки. Честное слово, сама не знаю. Он поужинал с нами, потом встал и ушел…

– И все?

– И все.

– А Роза чего говорит? О чем они с ним беседовали-то, когда гуляли?

– Да я и не спрашивала… Это уж теперь и не мое дело…

– Ну да, ну да. Ты свое дело сделала… И как это тебе в голову вдруг пришло – письмо ему написать? И нам, главное, ничего не сказала…

– Да я и сама не знаю, откуда я смелости набралась. Просто Розочку жалко стало, как она будет одна…

– Так выходит, все зря, да? Выходит, он приехал, глянул на Маргаритку, поужинал и уехал в Москву?

– Да не уехал он… Сказал, завтра придет.

– Ну, так вот! – радостно встрепенулась Лизочка. – Значит, все-таки будет какой-то результат!

– Да какой результат, Лиза, о чем ты! – уже сердито отмахнулась Роза Федоровна. – Какой результат, если он и сам еще про себя ничего понять не может!

– Так ведь приехал же…

– Ну, приехал, и что? И вообще, что вы от него хотите? Чтобы он галопом от радости прыгал, что ли? Жил себе человек, ничего не знал… Жена дома своя есть… А тут вдруг – такие новости! Ну да, обещал, что завтра придет… Может, он из вежливости обещал, а сам и не собирается вовсе? Ночь переспит с новыми впечатлениями, опомнится да обратно в Москву уедет и забудет…

– Да не оговаривай человека-то, Роза! – неожиданно вступилась за Гришу Лидочка. – Мне, к примеру, он показался очень порядочным!

– А ты как это определила? Ты его мельком видела, когда мимо проходила! – парировала Роза Федоровна, в то же время глядя на Лидочку с надеждой. Всегда ведь хочется услышать от другого то, на что сам втайне надеешься.

– Так порядочного человека сразу видно, что ты… – вполне уверенно произнесла Лидочка. – И непорядочного тоже сразу видно. Вот взять мою невестку, к примеру… Я ведь сразу тогда увидела, что она моего Вадика не любит нисколько! Просто ей замуж надо было хоть за кого, чтобы на шею сесть да ножки свесить! Он потом и сам это увидел, а толку что – ничего уж и не сделаешь, дети родились…

– Ну, завела свою песню, теперь не переслушаешь! – недовольно проговорила Лизочка, глянув на Розу Федоровну. И, обратившись к обиженно замолчавшей Лидочке, уже более миролюбиво добавила: – Знаем мы все про твою невестку, Лид, знаем… Но не об ней сейчас речь, сама ж понимаешь!

– Да я вообще молчу, господи… – сердито проворчала Лидочка. – Вообще ничего больше говорить не буду…

И они замолчали, дружно вздохнув. Было слышно, как с пятого этажа доносится голос Розенбаума, грустно рассказывающий про то, как «танцевала в подворотне осень вальс-бостон», как ругается с мужем соседка с третьего этажа и он отвечает ей хмельным петушиным фальцетом. Подул ветерок, и они поежились под ним одинаково зябко и плотнее придвинулись друг к другу…

– Ночь уже… – тихо произнесла Лизочка, глядя вверх. – Звезды какие сегодня… Завтра будет новый день, и он быстро закончится… Так и жизнь пройдет… Можно сказать, уже прошла…

– Ну, завела свою песню, теперь не переслушаешь! – мстительно ответила Лидочка, подтолкнув плечом Розу Федоровну. Потом повернула голову к Лизочке, проговорила насмешливо: – Тебе-то чего на жизнь жаловаться, чего тоску нагоняешь! Живешь без забот и радуйся себе потихоньку!

– А может, и я тоже… Скоро с заботами буду… – тихо ответила Лизочка себе под нос.

– Это с какими же ты заботами будешь? Откуда они у тебя возьмутся-то? – не отставала Лидочка.

– А вот оттуда и возьмутся, откуда не ждешь! Маринка-то моя надумала ребеночка из детдома усыновить и мне пока ничего не говорит, но я сама у нее бумаги видела… Хотела с ней поговорить, да боюсь, ругаться станет, что я… не в свое дело свой нос сую…

– Вот это да… Вот это новости, аж голова кругом… – тихо проговорила Лидочка, и впрямь хватаясь за голову. – Видать, день такой выдался, богатый новостями!

– Только, девочки, я прошу вас, не будем пока это обсуждать! И Маринке – ни слова, иначе она меня убьет! – испуганно попросила Лизочка, видимо уже раскаявшись в том, что выдала преждевременно дочкину тайну.

– Да мы ж могила, Лизка, ты что! – искренне проговорила Лидочка, обнимая за плечи взгрустнувшую Лизочку. – Мы просто тихо радуемся, что в нашем полку прибыло, вот и все! И Маринка-то, Маринка… Надо же, кто бы мог подумать… Всех кругом убедила, что ей и одной распрекрасно живется! А оно вон как, чем дело обернулось! Нет, все-таки природу-матушку не обманешь, как ни хитри… Если уж есть в бабе потребность себя кому-то отдать, то она все равно рано или поздно проявится…

– Тебе хорошо рассуждать, Лида, а я… Я не знаю, что и думать теперь… Что со мной-то теперь будет, а?

– Да тебе на пользу внучок новоявленный пойдет, что ты! – тихо рассмеялась Лидочка, тряхнув за плечи подругу. – Узнаешь хоть, что это такое – бабкины хлопоты… С одной стороны, вроде как падаешь от усталости, а с другой стороны – испытываешь большое счастье… Да и вообще, куда нынче без бабок-то? Вроде и не нужны они, вроде и шлак они отработанный, что под ногами скрипит да ворчит, а на самом деле без них – никуда… Правду я говорю, Розочка, скажи?

– Чистую правду, Лидочка, – грустно качнула головой Роза Федоровна. А помолчав, добавила с хитрецой: – Некоторые бабки даже на отчаянные подвиги идут, чтобы мужей своим внучкам добыть! Не будем на них пальцем показывать…

И рассмеялись дружно, и примирились со всеми возникшими разногласиями, и в который уже раз каждая из них подумала про себя – как хорошо, что мы есть друг у друга… И жить нужно еще долго-долго и отдавать себя детям и внукам, не рассчитывая особо на отдачу ответную… Так уж природа устроена, ничего с этим не поделаешь!

* * *

Алла открыла дверь своим ключом, вошла в прихожую, крикнула сердито:

– Гриша, ты дома?

Не услышав ответа, быстро прошла в гостиную, потом на кухню, отыскивая мужа. Хоть бы записку какую оставил. И почему, интересно, так долго не отвечал на ее звонки? Может, телефон дома забыл? Хотя нет, телефона нигде не было…

Зато записка на кухонном столе нашлась. И не записка даже, а какое-то издевательство – всего два слова. «Я уехал». И все. Куда уехал, зачем уехал, на сколько уехал? Нет, правда, что за дела? Совсем обнаглел, что ли?

В который уже раз она раздраженно вытащила из кармана телефон, кликнула его номер. Длинные гудки идут… Значит, он видел, что она много раз звонила? Видел, и трубку не берет, и не перезванивает? Да что это такое, в самом деле…

Приняв душ и выйдя из ванной в халате, она снова кликнула Гришин номер. Ничего. Ничего, кроме растущей злости внутри с каждым длинным гудком. Такой сильной злости, что хочется разбить этот проклятый телефон, запустить им изо всей силы в стену, потом долго топтать ногами осколки…

Но вскоре злость сменилась тревогой – а вдруг с ним случилось что? Хотя… что с ним может случиться? Просто не хочет отвечать, и все…

Но почему?! Она ведь не чужая ему, она жена! Он права никакого не имеет!

А вдруг… Вдруг он ее бросил? Вдруг он сейчас с другой женщиной и ему вовсе не до того, чтобы отвечать на звонки от кого бы то ни было?

Эта мысль так ужаснула ее, что тревога о пропавшем муже тут же трансформировалась в тревогу другого рода, то есть тревогу о себе любимой. Ведь если это на самом деле так… Если появилась другая… Ведь и до развода может дело дойти? Но какой может быть развод, если… Если она в этой квартире прописана? Что, так вот взять и в одночасье лишиться московского мужа с московской пропиской? Да никогда… Нет, она не может этого допустить… Потому что – куда она потом денется? Будет по съемным углам скитаться? А деньги на эти «углы» где будет брать? На мизерные подачки от продюсера Мадлен уж точно не разгуляешься! Ну уж нет, отсутствия удобного во всех отношениях мужа нельзя допустить, и точка!

Алла забралась с ногами в кресло, обхватила себя руками, оглядела привычное пространство вокруг себя. Как страшно, как страшно, боже мой… Что ж это происходит такое… Наверное, она сейчас похожа на маленькую испуганную обезьянку, рассердившую чем-то своего доброго покровителя… Он терпел, терпел, и ему надоели ее выходки. И ушел. Вернее, уехал. И не сказал куда…

Какая же она была дура, господи! Зачем она так себя вела? Зачем разговаривала с ним таким тоном, будто одолжение делала? Где, где у нее была голова, господи? Нельзя, нельзя было так с ним себя вести… Надо было хоть иногда быть ласковой, тихой и нежной… И борщи варить, и пироги печь, и занавесочки с кружавчиками на окна повесить… Мужчины ведь любят уют, любят, когда из кухни доносится этот отвратительный запах борща! И ладно бы, она не умела всего этого делать, ведь умеет, умеет! Зачем она вредничала, зачем! Относилась к нему как к единожды и навсегда завоеванной собственности! Где у нее голова была, где?

Ночью Алла почти не спала, мучаясь размышлениями о своей «неправильной» жизни с мужем. И прислушивалась чутко к каждому ночному звуку – все ждала, что ключ зашуршит в двери…

А утром едва дождалась времени начала рабочего дня в офисе Гриши. Набрала номер секретарши Гришиного начальника и, не дав ей произнести дежурную представительскую фазу о том, что, мол, такая-то контора вам отвечает и очень внимательно слушает, спросила сразу про Гришу. И выдохнула легко:

– А, в командировку уехал… Позвонил, срочно оформил… И даже за командировочными не пришел… Понятно… А куда уехал, не подскажете? Куда?! А, ну тоже понятно… Спасибо вам большое, всего доброго…