Шерстнев: Я просто давал старику выговориться!

Юлия Первая: То есть глубокомысленно кивал головой.

Старушка, ехавшая к компании спиной, невзлюбила Антона и Штурмана, оборачивалась на каждую их реплику и фыркала, после чего вольно было делать страшные глаза и казаться испуганными.

Старушка: Они у вас что, заместо шутов?

Штурман (с примиряющей улыбкой для всех): Да нет же, просто родители этих девушек любят путешествовать и насобирали много значков.

Старушка: Я про тебя спрашиваю!

Антон: А чем вам не нравится наш репертуар?

Старушка: Я и тебя имела в виду!

Штурман: Нам немного весело, но замес-то у нас не шутов.

Старушка (краткими рывками поворачивая ржавый позвоночник): Не смейте злить меня! Я с внуком!

Антон: Вы ищете шутов на детский праздник?

Старушка: Хватит меня изводить!

Штурман (шепотом): Ради здоровья внука — давайте потише!

Высадка произошла в месте, окруженном высоченными соснами, между которых еще мало повозился бульдозер: разве что под ногами оказалась белая пыль и желтоватый от серы гравий.

Блинова: Люди, мы идем по дороге из желтого кирпича!

Антон: Значит, сворачиваем. Нам надо в лес, а не в карьер.

Шерстнев: Так мы не попадем к Доброму Гудвину.

Штурман: Ты только что с ним наговорился в электричке.

Блинова: Смотрите, какой я подобрала камушек — он как кусочек мрамора.

Юлия Вторая: Это был Брежнев, который инкогнито состарился в глуши. Вы видели, какие брови? Только уже очень седые.

Юлия Первая: И у Шерстнева густые брови. Ты встретил себя, каким будешь в старости.

Шерстнев: Старик прожил долгую жизнь и сохранил здравый ум. Я бы не отказался от такой старости.

Блинова: А вот близнечик для моего камушка.

Выбрали полянку, куда уже были выволочены несколько смолистых бревен, где подготовлено пепелище и предупредительно раскиданы отбросы. Девочки в брезентовых панамках сели рядышком на край бревнышка читать на пару про себя «Песнь о Гайавате». Одна отвлекалась, чтобы согнать с голени очередного щипучего муравья и почесаться, другая поднимала глаза к верхушкам сосен и улыбалась.

Шерстнев: Там все было в смоле. Посмотри на руку. Я никак не могу отмыть эту липкую кляксу под волосками.

Вторая: Я почему-то думала, что ты знаешь о нашем решении поехать в другое место, и ждала, что вот-вот появишься.

За лесопосадками нежным соком зеленело поле, подступы к которому перекрывала бурая липкая глина, замешанная тракторами. Когда ветки были собраны и сосиски полопались на огне, гитара потеряла струну, а три бутылочки свое содержимое, Штурман сыграл на пяти струнах неуследимо виртуозную музыку, заворожившую дам.

Антон: Все, идем купаться.

Вторая: Я так расстраивалась, что мы не у Волги, но оказалось, что совсем рядом находится озеро.

Первая: Я поняла это по тому, что Джема пару раз прибегала к костру с мокрой мордой.

В теплом чечевичном бульоне озера уже распустились маленькие кубышки. Антон обломил у одной из них длинный стебель и приплыл с ней к берегу. Девочки в панамах купаться не отважились, Блинова взяла у Юлии цветок и умиленно гладила его на коленях.

Вторая: Пахло тиной, но все-таки — первое купание в этом году.

Юлия Первая: Там были два мужика с женщиной и девочкой, которой сильно-сильно хотелось купаться. Ее одну отпустили в воду, а потом оба мужика, помогая ей выбраться на берег, поскользнулись на берегу, и им пришлось отмывать штаны, не снимая.

Вторая: Они приехали на ужасно грязной машине. И потом и ее взялись отдраивать.

Первая: Нет, машиной занимались другие — мужчина с сыном нашего возраста. А эти приезжали ненадолго и быстро уехали.

Шерстнев: На свежем воздухе ужасно тянуло курить. Вместо одной пачки я выкурил три. Хорошо, что у Антона был блок «Магны».

Вторая: Мы поехали на то же место, куда и собирались — так давно было решено, как только выяснилось, что Антон с нами. Это был его совет. Жалко, что ты не смог!

Шерстнев: К тому же пропал на два дня.

Я (без тени шутки): Я тебя задушу! Как ты мог?

Шерстнев: Ты всегда пугаешь меня своей невменяемостью. Я, конечно, не во всем безупречен, но план для тебя нарисовал довольно четкий. И мы полчаса обсуждали, что возьмем выпить. Ты можешь себе представить, я привез назад целую бутылку «Агдама»!

В начальных сумерках принялись было искать Блинову, она куда-то постоянно убредала в лирической прострации, и — кто бы мог подумать — Джема привела к дереву, нависающему над водой, и другая грустная девочка, Коваль, растянулась вдоль его ствола, а Блинова задорно кричала ей из толпы, что надо собираться назад в город. Антон передумал идти на свою дачу и поехал со всеми. Может, хотел кого-нибудь проводить до дома?

Шерстнев: Ну и что, что у тебя что-то записано в блокноте. Это полная ерунда. К тому же ты виделся с Юлией накануне. Если она тебе ничего не сказала, вини ее. При чем тут блокнот, дурачок, — я же точно знаю, что хорошо тебя инструктировал.

По пути на станцию на краю исчерченного тракторами поля был встречен настоящий стог сена. Не маленький пирамидальный стог из желтой соломы, а вытянутый, как амбар, двухэтажный гигант, который легко было превратить в горку. У всех потом — в лучшем случае за шиворотом — находились ломкие иглы. Для Джемы и этот момент обернулся отборным счастьем.

Первая: На обратном пути из электрички я видела такой поразительной красоты закат — красные и бурые пласты с серыми прослойками, как будто по небу были раскиданы царские перины.

Вторая: Или гигантские куски мяса.

Первая: Или разлили краску — несколько ведер из красной гаммы. Я не смогла внимательно рассмотреть. Джема лаяла на весь вагон и рвалась познакомиться с одной болонкой, хозяйка боялась, что ее собачку съедят, а та нервно потявкивала. Я всю дорогу держала Джему за ошейник, рука после этого вытянулась на двадцать сантиметров.

Мое воображение вытягивается за тобой куда дальше. Мы даже не можем встретиться в другом месте, нигде, кроме университета или компании. Но что-то связало нас и в этой истории. Если бы я не сделал записи после разговора с Яшиным дедушкой, я мог бы представить себя собирающим для костра ветки с их лесным благоуханьем, срывающим кубышку, ведущим твою догиню к станции электрички. Так в чем же дело? Я могу все это переписать и вымарать дедушку. Скажи мне только, ты допускаешь, что мы были рядом?

XXVIII

На целый зимний месяц, который остается после встречи года как продленное проживание праздника, Первая Юлия и Джема оказались дома одни. Родители отправились к родственникам, у которых в Москве проходило грандиозное воссоединение семьи с долгожданным визитом Юлиного дяди, ставшего маленьким парижским ресторатором, его жены — скромной смуглокожей югославки (в одном неприметном лице — специалиста по провансальской поэзии и православной активистки) и их сына, до опасной непредсказуемости накачанного нынешним вольнодумством Сорбонны.

— Мне было бы интересно увидеть, — говорила Юлия, поглаживая не отпустившую ее Джему, — только Юлику с ее труверами и Струве, она обалденная умница. Дядя — человек необщительный, от него в который раз прозвучит лекция, как правильно выбирать вино и определять свежесть устриц. Сами понимаете, насколько для нас эти сведения бесценны. А Лео — просто дурак, который сможет напиваться там, где его труднее всего будет найти.

Вторая Юлия то ли крепко поссорилась с матерью, то ли прельстилась редкой возможностью, поэтому расположилась на это время в комнате родителей. Втроем им было весело, они даже упросили Шерстнева как можно реже разрушать их идиллический девичник. Он пересказал мне это как категорический запрет и сам пропадал со своими новыми друзьями, философами агрессивного напора, под птичий говор которых так хорошо шла их неиссякающая водочка. Я злился на него, но ничем не мог перекупить его внимание, поэтому бесцельно промаялся с неделю, стараясь держать сознание в комнате.

Юлии, где на полу нагретым воздухом дышала веселая Джема, а две девушки прохаживались в легких халатах, непрерывно чему-то смеялись и долго не укладывались спать.

Наконец я не выдержал и необычайно рано нажал кнопку Юлиного звонка. Джема за дверью сразу же начала костлявую метель, слишком долго длившуюся. Юлия открыла дверь, и никем не сдержанная собака вывалилась на меня с хорошей порцией подбрыльного сока, заинтересованным заглядыванием в глаза и очередью поцелуев языка невероятной длины — никак не удавалось найти достаточно отстраненное расстояние.

— Ты чего здесь? — спросила Юлия. Она стояла в длинной майке, которая, наверное, считалась еще платьицем, едва покрывала этрусское око теплого колена и растянутым ободком скользила по плечам. Я заготовил только один рискованный способ избежать изгнания: говорить без перерыва.

— Приготовление ресторанного завтрака и квалифицированный выгул собаки — на большее не рассчитывайте. В моей сумке десяток яиц, треугольник молока, баночка томатной пасты, настоящая ветчина и пакетик сухого орегано. Даже если вы еще не проснулись, то мне нужно только просунуться на кухню и прояснить вопрос со сковородкой, дно которой не было бы тонким. Это вам не блины. Когда вы услышите съедобный запах и он представит вам сносную перспективу выхода из постели, — добро пожаловать на кухню. Что касается собаки, то ею я займусь только после вас.

Вышло так, что я уже стоял в коридоре без обуви и вешал пуховик с основательно подмоченным рукавом на дальний крючок вешалки.

— Услужливый нахал, — бормотала Юлия. — Не жди, что мы будем при тебе валяться в постели. Тебе вон туда.

И она указала на кухню, где я уже мог держать осаду.