Придерживая на груди свиту, Малуша пробежала по свежему снегу. У коновязи мельком заметила три-четыре лошади – те мотали головами и испускали длинные струи пара из ноздрей. Были оседланы – кто-то собирался в путь.

– Святша! – Вспрыгнув на крыльцо, Малуша подбежала к нему. – Будь жив! Почему ты не пришел? Куда собрался в такую рань?

– Будь цела. – Святослав наклонился и поцеловал ее; она прильнула к его груди, и даже холод был неважен. – Съездить мне надо…

– Куда?

– К матери.

– Так рано? Да у нее спят еще! Случилось что-то?

– Да… – Святослав отвел глаза. – Кое-что…

– Что? Она захворала?

– Да нет…

– Ну так что же? – Малуша ничего не понимала.

– Погоди, – Святослав сжал в ладони обе ее руки и снял со своей груди. – Приеду – потолкуем. Иди в избу, простудишься.

Он сошел с крыльца и направился к коновязи. Стягивая на груди свиту, Малуша смотрела, как он садится в седло, как вслед за гридями проезжает к воротам, как открываются створки, как исчезает за ними помахивающий хвост его коня… Ну вот, как она и думала. Торлейв передал ему некое известие от княгини, и теперь он едет к матери… Мало ли что здесь могло случиться, пока князь в гощении был, но ей-то тревожиться нечего…

Голова замерзла, снова пробрал озноб. Пора в избу, так и застудиться недолго.

Малуша сделал несколько шагов к своему крыльцу, как вдруг внутри все вскипело, по коже хлынула волна жара – и ее вывернуло на снег.

* * *

На дворе у Эльги, когда Святослав туда приехал, и правда еще все спали. В эти дни княгиня разрешала челяди и прочим вставать позднее, чтобы сократить бесконечно длинное темное утро. Гостя не сразу впустили во двор – сонные дозорные не верили, что сам князь, после гощения не видевший мать, явится к ней в такое время, когда весь город еще покоится в глухом сне, будто зачарованный, даже псы не лают. При свете факелов на широком дворе были видны цепочки следов поверх ровного покрывальца свежего снега – это прошла на смену последняя предутренняя стража. Святослав проложил новую дорожку – к крыльцу жилой избы. Постучал.

И здесь открыли не сразу.

– Кто там? – спросил сонный голос Инчи.

– Это я, князь, – хмуро ответил Святослав. – Отвори. Матушку мне надо повидать, – пояснил он, когда дверь открылась. – Сейчас.

– Но она не встала еще! – Инча сама была в кожухе, накинутом поверх сорочки.

– Я лежа с ней поговорю! Пусти!

Оттерев плечом изумленную служанку, Святослав прошел в темную избу. Кто-то вскочил с постельника, разостланного на полу, и передвинулся к двери спального покоя. Святослав не видел в темноте, кто это, но догадался.

– Света сделайте, жма! У парней на дворе огня возьмите, чтобы не возиться.

Инча сунула ноги в какую-то обувь и выскочила наружу. Другая служанка, вовсе в одной сорочке, скользнула в дверь спального покоя.

– Матушка! – крикнул Святослав через дверь. – Мне тебя видеть надо. Прямо сейчас.

– Что такое? – донесся голос Эльги. – Пожар? Обры набежали?

– Почти.

– Феотоке Парфене… – Эльга сонно вздохнула, – я сейчас выйду…

– Дай я войду!

– Нельзя, я не прибрана.

– Да жма! – Святослав в ярости стукнул кулаком по стене. – Я знаю, что там Свенельдич! Я десять лет знаю, мне плевать! Поговорить надо, некогда круги водить, жма! Впустите меня!

– Заходи, – после краткой заминки сказала Эльга.

Со двора вошла Совка с горящей лучиной, зажгла свечу на столе, понесла ее в спальню. От двери на Святослава хмуро взирал растрепанный Брезнец – телохранитель Мистины. Святослав прошел мимо него, сняв кожух, чтобы не нести холода в теплое помещение. Эльга, в сорочке, сидела в постели, приглаживая непокрытую голову с заплетенными косами и протирая глаза. Мистина лежал у нее за спиной, на боку, опираясь на локоть и без малейшего смущения глядя на молодого князя.

Конечно, для Святослава их близкая связь не была тайной уже лет десять. Но Эльга тщательно оберегала свое достоинство и надеялась, что для такого бесстыжего вторжения у сына есть весомая причина.

Бросив на них хмурый взгляд – так и думал! – Святослав сел на большой ларь и свесил руки меж колен.

– Будь жив, сынок. – Эльга завернула косы вокруг головы и надела повой, чтобы хоть волосами не светить. – Вчера не жаловал, а нынче спозаранок прибежал. Что стряслось? Двор сгорел?

Голос ее был холоден – никакой материнской радости после долгой разлуки. И Святослава это не удивило.

– Да вот-вот загорится, – мрачно ответил он. – Ты же знаешь… что я Малушу привез?

– Слыхали мы о таком деле, – с той же холодностью ответила Эльга. – Только я поверить не могла.

– Но ты знала, что я ее у Етона, навьего этого выкидыша, из рук вырвал? – с досадой воскликнул Святослав. – Я же еще тогда говорил тебе! Я ее не возьму – другой возьмет, хрен какой-нибудь пернатый! Етон хотел ее взять и за стол деревский воевать! Теперь уж хоть через нее других князей там не заведется!

– Блуд тебя взял! – Эльга с гневом взглянула ему прямо в глаза. – Ты забыл, что вы в родстве? У вас пятое колено через Сванхейд! Вам нельзя жениться! Ни по какому закону нельзя – ни дедову, ни христианскому! Это кровосмешение! Узнают люди, что ты с ней живешь – возмущение в народе будет! И я не стану вмешиваться, объясняйся как знаешь!

– Прияна приезжает! – бухнул Святослав. – Вчера Пестряныч-младший сам ко мне примчался, он ее привез. Она в Вышгороде сейчас.

Эльга промолчала. На эту помощь она и рассчитывала и сейчас поняла смятение сына. Потому он и прибежал к ней до рассвета, хотя и знал, что здесь его ждут жестокие упреки.

– Ты сам ее позвал, – обронила она.

– Ты меня надоумила, – буркнул Святослав.

– А ты разве не хотел ее вернуть?

– Хотел…

– А сейчас хочешь?

Святослав не ответил, лишь слегка повел рукой с зажатой шапкой.

Он хотел вернуть Прияну. События на Горине отодвинули ее из памяти, но при одном звуке ее имени в душе ожили прежние чувства, надежды и влечение. Образ первой жены, той, что затронула его довольно жесткое сердце, вот уже четыре года занимал красный угол его души, и Святослав не мог допустить мысли, что ее там сменит другая. Борьба за ценную добычу внушила ему охотничий раж, юная прелесть Малуши увлекла на какое-то время, новизна прельстила, но весть о Прияне разом все расставила на места: здесь главное, а здесь забава…

– Она ведь сказала… не приедет, пока здесь у меня жена княжьего рода, – напомнил он чуть погодя. – А Малуша… она княжьего рода.

– Все как два года назад, – ровным голосом заметил Мистина, будто его это никак не касалось.

Ну да. Все вышло как с женитьбой на Горяне. Но даже Святослав, не отличавшийся мягким сердцем, не мог представить такого оскорбления Прияне – она приедет по его же зову, по обещанию, что другая жена удалена, и найдет здесь еще одну «другую жену», да из той же самой семьи!

В спальном покое повисло молчание.

– Что делать-то? – нарушил его Святослав.

Он затем и приехал, чтобы задать этот вопрос. Что-то решать нужно было немедленно – времени «водить круги» судьба не оставила. Всю ночь после известия от Торлейва князь не мог заснуть. Не пошел к Малуше, чтобы не выслушивать ее тревожные вопросы, решительно не зная, что ей отвечать. Но и сам за всю ночь так ничего и не придумал.

– Ты хочешь, чтобы Прияна вернулась к тебе?

Святослав помедлил, помахивая шапкой между колен. Потом обронил:

– Хочу.

Этим кратким словом он сделал выбор. Одной из двух молодых женщин даровал честь и счастье, а другой – бесчестье и горе. Но этот выбор сделать он был должен, потому что дар, к которому они обе стремились, был только один. Неделимый. В противовес многим другим мужчинам, Святослав давнюю прочную привязанность предпочел новой, едва возникшей и еще не успевшей стать привычной. Он сам понимал: будь Прияна с ним все это время, он и не глядел бы на других.

– Ты дашь мне слово навсегда от нее отстать, если я тебя вызволю?

– От нее? – Святослав бросил на мать короткий вопросительный взгляд.

– От Малуши. Пойми, любезный мой, – Эльга слегка наклонилась к нему, – это кровосмешение, и я его в роду не потерплю. Будешь упорствовать – мы совсем поссоримся. И род от тебя откажется, и чадь возмутится. Скажут, коли князю можно, то и всем можно на сестрах жениться, а того боги не позволяют.

– Кровосмешение! – Святослав бросил досадливый взгляд на нее, потом на Мистину. – Будь я такой невежа, чтоб мать попрекать…

– Ты свою мать должен на руках носить. – Мистина сел в постели. Пришло время высказаться открыто. Одеяло соскользнуло, и Святослав невольно бросил оценивающий взгляд на мышцы его груди и плеч. – Если бы она не заботилась о тебе больше всего на свете, больше, чем о себе, я уже десять лет был бы твоим отчимом. Не говоря уж о том, что я мог вытеснить Ингвара из Киева еще двадцать лет назад, после первой греческой войны.

Святослав подался вперед, широко раскрыв глаза, – об этом он ничего не знал.

– Я тоже княжеского рода по матери и в родстве со Скъельдунгами через отца. Если бы я захотел – и если бы она захотела, – я давным-давно сидел бы на Олеговом столе. А ты считался бы наследником – самое лучшее. Если твоя мать не предпочла бы кого-нибудь другого… более благоразумного. Но она предпочла твоего отца и тебя. Потому что все годы, и в юности, и после, думала о благе державы и рода более, чем о своем собственном. И если тебе это благо хоть сколько-нибудь дорого – слушай и исполняй все, что она скажет. Тогда она вытащит тебя из этого болота. Еще раз.

Святослав не поднимал взора, кусая губы.

– Прияна завтра приедет? – спросила Эльга.

– Она хотела, чтобы я ее встретил, – так же не глядя, ответил Святослав.

– Поезжай. А Малушу мне сюда привези. Прямо сейчас. Я все подготовлю – отошлю ее пока в село, в Будутино, чтобы на глаза не попадалась и разгоровов не вызывала. Лучше всего ей там и остаться. Чтобы ни ты, ни Прияна ее больше не видели. А челяди и отрокам сам накажи, чтобы при госпоже языки придержали. А в городе… поболтают и перестанут.