– Да, – соглашаюсь я. – Его нет. Но я есть и не отойду от тебя, пока он не явится, ладно? Я ему позвонила, он уже едет.

Сестра сжимает мою руку, а я смотру на ее бледные пальцы. В детстве мы с Элли всегда хватали друг друга за руки, если чего-то пугались: когда слышали непонятный шум в садике за домом, в пятилетнем возрасте; когда на мой девятый день рождения вдруг невесть откуда появился наш отец… и позже, на похоронах дедушки, когда мне уже был двадцать один год… Это инстинктивный жест, и он успокаивает. Надеюсь, что Элли он поддерживает так же, как меня.

– Спасибо. – Губы у нее дрожат, она пищит, как десятилетний ребенок, и я осознаю, что вот сейчас должна превратиться в старшую сестру.

– Думаю, ты должна лечь.

– Не уверена, что смогу…

– Конечно сможешь, – решительно заявляю я. – Давай сделаем это поскорее, пока не началась новая схватка.

Мы действуем вместе и успеваем как раз вовремя переместить Элли на подушки. Она тут же сгибает колени и начинает глубоко дышать. Черт побери, да где же эти медики?! Стоит Элли пошевелиться, и на простыни выплескивается новая порция крови. Стараюсь об этом не думать; понятия не имею, нормально это или нет.

– Мне так жаль, что это случилось именно сегодня, а не в какой-то другой день, – рыдает Элли, задыхаясь от боли.

Перед моими глазами на мгновение вспыхивает картина моей свадьбы, мое пенное платье, широкая улыбка Фредди, Элли и мама, ведущие меня по проходу…

– Не болтай глупостей. Мне все равно нечем было себя занять.

Мы с сестрой обмениваемся взглядами, слова тут не нужны, а потом она снова крепко зажмуривает глаза и сжимает кулаки – новая схватка. Я в жизни не чувствовала себя более беспомощной. Тянусь к ее руке, когда Элли снова открывает глаза.

– Не надо, – предупреждает она. – Не могу обещать, что не сломаю тебе пальцы.

Я смеюсь, потому что мы много раз слышали историю о маминых родах.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты лишила меня шанса стать чемпионом серфинга, – говорю я.

– Боже мой, Лидия, это уже… уже… Мне кажется, я чувствую, как ребенок выходит… – выдыхает Элли. – Мне нужно тужиться, – заявляет она, положив одну ладонь на живот, а другую закидывает назад и хватается за изголовье кровати.

Костяшки ее пальцев становятся снежно-белыми.

– Ты можешь как-то… ну, замедлить?.. – спрашиваю я, готовая к удару вполне предсказуемого ответа.

– Нет! – почти кричит Элли.

От усилий ее лицо теперь темно-красное, как вареная свекла. Эта мысль тут же исчезает, вытесняемая желанием помочь, и я сдвигаюсь к другому концу кровати.

– Попробую посмотреть, может, что-то увижу.

Я совсем не испытываю той храбрости, которую стараюсь придать своему голосу.

– Да, ладно… – всхлипывает сестра. – Только не дай моей малышке умереть, Лидс! Не позволь пуповине ее задушить или еще что-то…

Я мало что вижу сквозь пелену слез, но, боже мой, этого вполне хватает, чтобы понимать: медики уж точно не доберутся сюда вовремя.

– Мне кажется, показалась макушка, – сообщаю я, наклоняясь ближе и стараясь вспомнить все, что видела в кино или читала про роды.

Ариэль тут не в счет.

– Элли, послушай, – говорю я, глядя на нее между ее коленей. – Когда будешь готова, начинай тужиться, пока я не велю остановиться, а потом замри, чтобы я проверила, не намоталась ли пуповина малышке на шейку, ладно?

Сестра в ужасе, но она кивает, а через секунду боль снова обрушивается на нее.

– Вот и хорошо, – бормочу я. – Вот и умница… А теперь тужься!

Я, сдерживая дыхание, наблюдаю за тем, как медленно появляется маленькое личико младенца, сморщенное и красное.

– Стоп! – громко командую я.

Колено Элли упирается мне в плечо. Я осторожно ощупываю шейку крохи и благодарю всех богов за то, что пуповины там нет.

– Все в порядке, она в порядке, – говорю я, энергично кивая. – Можешь снова тужиться, когда будешь готова.

Элли тоже энергично кивает, а потом пронзительно вопит, и тут я слышу вдали вой сирены.

– Давай, Элли, мы справляемся! – почти кричу я, придерживая головку крохи, пока наружу выходят плечики.

Я помогаю, насколько могу, обхватывая ладонями маленькое тельце, ободряя сестру, чтобы она потужилась еще разок и из ее тела в мои руки выскользнуло целиком смешное, изумительное дитя.

– Не урони ее, слышишь? – выдыхает Элли.

– Ни за что, Элли, клянусь!

От меня не ускользает то, что за последние часы я во второй раз даю торжественную клятву. Но я не задерживаюсь на этой мысли. А потом и вовсе все посторонние мысли покидают меня: новая жизнь в моих руках делает первый глубокий вдох.

– Она с нами, она с нами! Черт побери, мы сумели, я же говорила, что справимся!

От бесконечного облегчения я хохочу и рыдаю одновременно, мы обе смеемся и плачем, и я сдергиваю с кровати простыню и заворачиваю в нее мяукающее, извивающееся дитя. Я отдаю кроху Элли, и сестра бережно берет свою драгоценную дочку.

– Медики рядом, я слышу их, – устало бормочу я.

– Спасибо, – откликается сестра дрожащими губами.

Я наклоняюсь и обнимаю ее, осторожно, чтобы не придавить мою новехонькую племянницу. Сирена звучит громче и наконец умолкает.

– Ты была великолепна.

– Ты тоже, – шепчет Элли, все еще плача и явно слабея от облегчения.

– Вот уж чего мне не приходилось делать, так это принимать роды, – заявляю я так, словно для нас обеих это новость.

– Ты забыла об Ариэль, – напоминает Элли, как будто это и вправду был некий опыт акушерства.

– Точно. Но она не слишком-то себя утруждала процессом.

– Эй, есть кто? – окликает нас мужской голос, и мы слышим шаги на лестнице.

– Мы здесь! – кричу я.

Двое медиков в темно-зеленой форме появляются в дверях друг за другом – лысеющий мужчина и высокая женщина со светлыми волосами, стянутыми в хвостик. Они останавливаются у кровати, оценивая ситуацию, пока представляются как Энди и Луиза.

– Милая, похоже, вам выпало трудное утро, – говорит Энди, улыбаясь моей сестре.

– Да уж. А у меня девочка, – улыбается в ответ Элли.

– Можно нам ее осмотреть?

Луиза садится на кровать рядом с Элли и внимательно осматривает младенца.

Я отхожу в сторонку, чтобы медики могли заняться своим делом, и наблюдаю, как они ставят зажим на пуповину, а потом перерезают ее.

– Можно попросить вас подержать ребенка, пока мы осмотрим Элли? – спрашивает Луиза.

И я испытываю огромное облегчение оттого, что кто-то другой взял наконец на себя ответственность. Луиза кладет на мои руки уже закутанное дитя. Я отхожу с малышкой к окну, пока медики занимаются Элли, но их слова будто плывут мимо меня, это нечто вроде фонового шума, ведь я рассматриваю новое живое существо. Кончиком пальца осторожно провожу по лбу и носику девочки, потом касаюсь щечек. Моя племянница. Она уже не красная, скорее милого персикового цвета, мягкая и все еще немного испачкана кровью. Ее губки начинают инстинктивно чмокать, когда я трогаю ее нижнюю губу, – она пытается сосать. Какая ты уже умница, знаешь, как выжить. Надеюсь, этот навык останется с ней на всю жизнь. Когда девочка начинает вертеться и из простыни выбивается ее ручка, я кладу ей в ладошку палец. И ее крошечные, почти прозрачные пальчики сжимаются вокруг него. Ничего более хрупкого я не видела в своей жизни. Смотрю на нее и внезапно осознаю, что в другом моем мире ее не существует.

– Ох! – выдыхаю я.

Малышка провела здесь всего несколько минут, но уже бесконечно увеличила пространство между двумя мирами. Там Элли не стала матерью. Там ее дитя не появилось на свет. Я не знаю, какой во всем этом смысл, но вдруг чувствую, что чудовищно устала. Последние двадцать четыре часа были тяжелыми, чтобы не сказать больше. И я почти рада, когда приходит пора вернуть ребенка Элли. Она уже сидит на кровати и выглядит куда более нормально, чем я могла бы вообразить, ведь ей пришлось дать жизнь новому человеку…

Я не слышала, как Луиза успокаивала мою сестру насчет скорости родов. Видимо, все шло ровно столько времени, сколько и должно было идти. Луиза приняла далеко не одного ребенка прямо в машине «скорой помощи», а однажды малыш появился на свет возле эскалатора в большом торговом центре. И это куда лучше, чем мучиться день, а то и два тяжелыми родами, сказала Луиза, и я вполне ей верю.

Я выхожу в коридор, чтобы позвонить Дэвиду и сообщить, что мама и дитя в порядке, но ему лучше поскорее вернуться домой. Дэвид просто сходит с ума, потому я разговариваю с ним твердо, требую, чтобы он прекратил панику и взял себя в руки.


Присаживаюсь на край кровати, когда Луиза и Энди спускаются на первый этаж.

– Тебе придется ехать в больницу? – спрашиваю я сестру.

Она качает головой:

– Нет. Луиза сейчас пытается дозвониться до моей акушерки, чтобы попросить ее зайти и осмотреть меня, проверить еще раз. – Элли смотрит на кроху. – И ее тоже.

Мгновение-другое мы обе разглядываем спящее дитя. Я не удивлена тем, что она заснула. Да, последние час или два были тяжелыми для меня и Элли, но для нее-то это и вовсе стало глобальным событием…

– Знаешь уже, как назовете?

Они с Дэвидом за последние месяцы и недели перебрали столько имен, что я сбилась со счета.

Элли всматривается в дочь:

– Мы остановились на Шарлотте, но теперь, когда она уже с нами, мне не кажется, что это ей подойдет.

– Хм… – мычу я, раздумывая. – А как насчет… Лидия Ариэль Персик?

– В моей жизни есть место только для одной Лидии, – устало улыбается Элли.

А в моей жизни всех по двое, думаю я. Всех по двое, кроме Фредди и вот этой крохотной девочки.

– Дэвид должен скоро приехать.

– Дождаться не могу, – отвечает Элли.

Я окидываю взглядом окровавленные простыни.

– Почему бы мне не приготовить пару тостов, и пока ты посидишь перекусишь в кресле, я сменю постель. Сделаю ее чуть менее злове… пугающей?