– А потом, после долгого-долгого сна, она проснулась, расправила свои новенькие крылья, чтобы испытать их, и улетела прочь, на поиски новых приключений.

И тут это маленькое изумительное дитя улыбается мне. Она уже несколько недель улыбается Элли и маме, но мне пришлось ради этого постараться. Наверное, это плата за то, что я бросила ее в трудное время. Я улыбаюсь в ответ, а потом смеюсь, а Шарлотта продолжает улыбаться вовсю, отчего ее личико становится похожим на мордочку древесной лягушки.

– Ты действительно нечто! – восклицаю я, и у меня сжимается горло. – Спасибо тебе за то, что ты с нами. Что ты здесь, со мной.

И я правда благодарна. Может быть, мои чувства не были бы столь сильны, если бы я не помогала ей появиться на свет, если бы она не сделала свой первый вдох в моих руках. Но случилось именно так, и этим Шарлотта как бы приложила свои крохотные ладошки к краю моего параллельного мира и оттолкнула его так далеко, что мои путешествия туда стали опасными.

А теперь она растет, и я намерена быть рядом, чтобы помочь ей научиться рисовать, и водить в кино, и предупреждать о том, что существуют плохие мальчики. Впрочем, вряд ли я сумею когда-нибудь научить эту девочку чему-то большему, чем она научила меня, просто появившись на свет.

– Моя маленькая бабочка, – шепчу я.


Суббота, 9 ноября

– Ненавижу фейерверки, черт бы их побрал!

– Неправда! Ты всегда первой рвалась на них посмотреть. – Джона смеется на экране моего телефона.

Телефон лежит у вазы с цветами на кухонном столе, так что я могу болтать с Джоной, занимаясь делом. Здесь вечер субботы, у Джоны – середина дня. От скуки я занялась библиотечными бумагами, сопроводив их бокалом вина. На самом деле я рада, что приходится много думать о работе, это помогает заполнить пустоту в моей жизни. Прошло уже почти шесть недель с тех пор, как я смыла в раковину свои пилюли, и я отлично справляюсь, правда. По крайней мере, днем.

– Ладно-ладно, согласна, – ворчу я.

В нашем местном парке сегодня вечером представление. Оттуда доносятся такие звуки, будто там идут боевые действия.

Джона тоже в кухне; теперь он отходит от стойки и садится за стол.

– Выглядит неплохо, – говорю я, кивая на сэндвичи с беконом, которые он только что приготовил у меня на глазах.

– Мне пришлось в три магазина заглянуть, чтобы найти правильную нарезку, – возмущается Джона. – Чтобы сверху была полоска сала. У них тут это почти незаконно.

– Джона Джонс, просто ты уж слишком британец! – хохочу я.

Он показывает мне кетчуп «Хейнц» и усмехается. Я кладу авторучку и тянусь за бокалом.

– Есть какие-то свежие новости? Хочется услышать что-нибудь хорошее.

Он откидывает челку, и мой взгляд на миг цепляется за шрам на его лбу, теперь уже бледный, серебристый на фоне загара. Недавно в одном из разговоров Джона признался, что вскоре после того несчастного случая отвинтил зеркало от стены в своей ванной комнате, потому что не в силах был каждое утро смотреть на это постоянное напоминание. Для меня облегчение видеть, что теперь он справляется с этим лучше. Слушаю, как он рассказывает о разных событиях, случившихся за неделю в Лос-Анджелесе, одновременно жуя сэндвич.

– Ох, и вот еще что… – внезапно говорит он. – Представляешь, я отказался от машины, а вместо нее взял напрокат мотоцикл, захотелось испытать волнение открытых дорог.

Я улыбаюсь, сдерживая желание сказать ему, чтобы он был поосторожнее, потому что Джона и без того всегда осторожен. Мне любопытно, не собирается ли он купить тот классический мотоцикл Граймса Клещи, о котором говорил с Фредди в другой нашей жизни.

– Винтажный? – небрежно интересуюсь я.

Джона хмурится и качает головой:

– Новехонький! А что?

– Просто спросила, – отмахиваюсь я от его вопроса. – Пытаюсь представить.

Телефон позволяет ненадолго вообразить, что мы в одной комнате, а не на противоположных концах земного шара. Мой ум то и дело перепрыгивает к мысли о том, может ли наступить такое время, когда возникнут технологии, позволяющие звонить на другой конец вселенной или в параллельный мир. Я бы даже дала тогда кое-какие советы себе самой: наверное, потому, что прошла через много трудностей и накопила достаточно мудрости.

– Ты выглядишь усталой, – замечает Джона.

Я вздыхаю и отпиваю вина:

– Да, есть немного.

– Все еще плохо спишь?

Я провожу ладонью по лбу:

– Ну, не очень хорошо.

Сон стал для меня проблемой, это точно. Я смыла в раковину розовые пилюли, а вместе с ними и способность спать по ночам. Не знаю, почему это так, но снова к врачу ни за что не пойду.

– Хочешь, спою тебе? – смеется Джона. – Я отлично умею петь колыбельные. Или рок. Все, что сочтешь подходящим.

Я беру телефон и перебираюсь на диван:

– Давай спой. – Я устраиваюсь поудобнее, натягиваю на себя покрывало, подсовываю под голову подушку, а потом снова смотрю на Джону. – Я готова.

– Ты действительно хочешь, чтобы я тебе спел?

– Только не говори, что пошутил! – возмущаюсь я, хотя и знаю, что такое возможно. – Сто лет не слышала, как ты поешь.

Джона смотрит на меня и видит куда лучше, чем большинство окружающих людей, хотя и находится на другом краю света. И я тоже отлично его вижу; его взгляд говорит мне, что он до сих пор не слишком много поет и теперь пытается решить, может ли он это сделать прямо сейчас для меня.

– Закрой глаза, – наконец просит он.

Пристраиваю телефон так, чтобы Джона мог меня видеть, и вжимаю голову в подушку; я укрыта одеялом, мне намного уютнее, чем было в последнее время.

– Что-то конкретное?

– Удиви меня, – шепчу я.

Джона умолкает, и я слышу его дыхание, и это уже само по себе успокаивает. А потом он начинает петь, тихо, проникновенно, и мое благодарное тело расслабляется. Я бесчисленное множество раз слышала, как Джона исполняет в «Принце» песни Битлз, все подряд. Но в баре он развлекает публику, а сегодня поет «The Long and Winding Road» для меня одной.


Среда, 18 декабря

– Ни для кого другого я не нацепил бы эту бороду, – ворчит Фил, отодвигая подальше от губ пушистую ватную бороду. – Я уже половину ее проглотил!

– Смотри не обзаведись безоаром, – шутит Райан.

Он в костюме эльфа и выглядит самым настоящим помощником Санты.

Мои коллеги с верхнего этажа этим утром участвуют в рождественском празднике в библиотеке. В нем нет ничего грандиозного, это просто день для игр и разных мероприятий, возможность для родителей прийти и посмотреть на сделанные мной улучшения в уголке подготовки к школе. Я использовала Санту как приманку для дошкольников, и это оказалось даже эффективнее, чем я ожидала. Библиотека битком набита взволнованными родителями; им слишком жарко в уличных пальто и куртках, они держат одежду детей, пакеты со сменной обувью и недоеденные сэндвичи.

Доун отвечает за украшение стола, рождественский джемпер натянут на пухлый живот; Джулия успешно управляется с благодарными мамами и папами. Не могу гарантировать, что она не утешает их водкой. Джулия, конечно, не стала наряжаться в какой-нибудь рождественский костюм, но ее ярко-красная губная помада очень подходит по тону к шубе Санты. И еще здесь Фло и Мэри, мои библиотечные леди. Они пришли в костюмах елочных шариков, и это было бы прекрасно, вот только им очень трудно протиснуться в проходы между стеллажами с книгами. Райан недавно хохотал до слез, когда Фло застряла в историческом отделе и ему пришлось основательно подтолкнуть ее.

– Кое-кто хочет увидеть Санту.

Я оглядываюсь. Позади стоят Элли и мама с Шарлоттой на руках. В этом ребенке есть нечто магическое: стоит мне ее увидеть – и внутри загорается свет. К счастью, это, судя по всему, взаимно. Шарлотта весело хихикает над моими совершенно бестолковыми шутками, а это безусловно говорит о том, что я ей нравлюсь.

Ну, по крайней мере, это выглядит безусловным для меня.

– Вы пришли! – Я целую всех их в холодные щеки.

– Как будто мы могли пропустить такое! – возмущается мама, оглядываясь вокруг. – Столько народа! Лидия, и ты все это устроила?

– Надеюсь, у Санты хватит подарков, – бормочет Элли.

Подарков у Санты достаточно. Я выжала досуха местных предпринимателей, требуя от них пожертвований, и на добытые деньги купила кучу экземпляров «Очень голодной гусеницы».

– А я надеюсь, что Санта не задохнется в своей бороде, – шучу я.

– Ну, полагаю, это меньшая из его забот! – смеется мама.

Фил сидит на троне в углу, и его буквально осаждают двухлетки, требующие выполнения рождественских желаний. Райан оказывается никудышным организатором толпы, он не в силах справиться с людьми, которые едва достают макушками до его колен в зеленых штанах. Дети лезут по нему и через него, подбираясь к Филу. Райан смотрит через них на меня, в его глазах отчаянный призыв о помощи, но я лишь смеюсь и показываю ему большие пальцы.

– Похоже, нам придется вызвать полицию, – говорит Джулия. – Эта мелочь совершенно вышла из-под контроля. И они роняют конфеты на новый ковер!

Но я вижу не это. Я вижу мою библиотеку наполненной людьми и моих друзей и родных, пришедших поддержать меня. Вижу усталых родителей, которые стоят, прислонившись к книжным полкам; они знакомятся друг с другом, держа в руках стаканчики с пуншем. А еще – детишек, брызжущих весельем. То, что я вижу, – жизнь. Шумная, бестолковая и запутанная; и я люблю ее.


Вторник, 31 декабря

– До завтра! – Я посылаю воздушный поцелуй телефону, на экране которого Элли и Шарлотта.

Разговор закончился, их изображения застыли. Она невероятно быстро растет, то есть Шарлотта. Племянница уже теряет сочную младенческую пухлость. Завтра, в первый день Нового года, мы все собираемся на обед к маме. И Стеф тоже будет. Я уже несколько раз с ним встречалась, к счастью, когда тот был в рубашке. Он мне по-настоящему нравится. Мамин друг не слишком болтлив, но если говорит, то вполне содержательно; и его мрачноватый юмор тоже мне по душе.