Елена Белильщикова - Двое папочек для дочки

— Тебе не позволено так меня называть! — Вскочила я и в бесплодной попытке оттолкнуть, уперлась ладонями в его широкую, почти каменную грудь. Я ощутила под рубашкой очертания мускулов, и у меня внезапно пересохло во рту.

— Прости, девочка, прости. Ты моя Лина. Моя, только моя… — Горячо зашептал Лекс, легко перехватывая меня за талию. Привлекая к себе. Стирая случайную, злую слезу, сорвавшуюся с ресниц. Он стоял так близко, что я физически ощущала жар, исходящий от его сильного тренированного тела. Его рука проникла под тонкий свитерок, прошлась по обнаженной коже. Казалось, я сейчас рассыплюсь искрами от одного этого невинного касания. Такого жаркого и бесстыдного касания…

«Давай!» — Взревело мое подсознание. — «Его губы так близко… Это твой последний шанс спасти Дэма!»

И я решилась. Прикрыв глаза и встав на цыпочки, я осторожно, но уверенно развернула его чеканный профиль прямо на камеру. И прильнула губами к его губам. Этот поцелуй должен был выглядеть идеально… Только выглядеть, не больше. Но меня практически сразу, с первого прикосновения к его губам, унесло в открытый океан наслаждения. Темные воды запретных желаний сомкнулись над моей головой, унося куда-то в свои глубины. Туда, в тихий омут, из которого мне теперь не выбраться самостоятельно…

Что ж. Я могу винить только себя, в том, что происходило дальше. Ведь именно я, своими руками, открыла этот чертов ящик Пандоры. Позволив себе влюбиться в двух мужчин одновременно.

Прошлое Элли и Лекса…

Тот самый дерзкий, жаркий поцелуй на выпускном стал поворотным для нас обоих. Хваленый самоконтроль Лекса дал трещину. Мне повезло. Этот первый поцелуй стал лучшим за всю мою жизнь.

Мы сбежали с выпускного, чтобы побыть вдвоем. Лекс привел меня на старую открытую крышу, чтобы встретить рассвет. Только он, небо во всех оттенках жемчужного розового и свежий ветер, бьющий в лицо. Остужающий пылающие щеки. Я до сих пор помню, как мы стояли у самого края крыши. А меня бросало в жар рядом с ним. Как я шепнула Лексу что-то на ухо, прильнув как можно ближе к нему, своим стройным телом. Специально дразня. Искушая. Желая проверить реакцию. Лекс тогда лишь обжег меня коротким, странным взглядом и отодвинулся. В его потемневших малахитовых глазах я прочитала неприкрытое желание. От осознания его взрослого, непривычного желания у меня подогнулись ноги. Мы стояли на старой крыше, только вдвоем. Я слишком остро ощущала его присутствие рядом с собой.

Солнце уже встало. Я чувствовала себя неловко в измятом нарядном платье, он выглядел идеально в дорогой белой рубашке, расстегнутой на несколько пуговиц. Черный смокинг был небрежно брошен им на перекрытия, а его рука крепко обнимала меня, прижимая к себе. Я как батарейка, заряжалась невидимыми искрами от его сильного тела. Я помнила, как оно жгло меня даже сквозь тонкую ткань платья.

— К черту, Лина… — Простонал он тогда, закрывая глаза. И зарываясь пальцами в мои волосы. До боли. Притягивая к себе. Склоняя свою голову к моей. Мы стукнулись лбами, и я нервно рассмеялась. А он не выдержал, легко прикоснувшись к моим губам своими губами. Словно сцеловывая мой смешок. А потом…

Я задохнулась, когда он резко рванул меня к себе. Так, словно я — его собственность. И смял мои губы своими, так требовательно и дерзко. Самый сумасшедший, томительно-нежный поцелуй в моей жизни. В тот момент я осознала так резко, остро, одной вспышкой — мы предназначены друг другу. И неважно, сколько километров когда-то будет между нами. Он — мой. А я — его. Навсегда…

Лекс целовал меня на старой крыше, на рассвете. Как одержимый, снова и снова. Расплачиваясь за долгие годы сдержанности. За отрицание собственных чувств ко мне. Но Алаев не был бы собой, если бы не умудрился вскоре испортить трогательную романтичность момента.

— Я плохая пара для тебя, Линн. — Проговорил он, как только мы сели прямо на крышу, купаясь в розово-золотистом зареве, льющимся на нас с неба. — Я скоро уезжаю учиться… а потом буду военным, как мой отец.

— Мой папа тоже военный. Я знаю, каково это. Я буду тебя ждать. — Упрямо проговорила я, ежась от порыва холодного ветра, что откуда ни возьмись прошелся по крыше. Лекс заметил мою дрожь и сразу сгреб в охапку. Безапеляционно, не спрашивая согласия. Он никогда не задавал мне вопросов. Делал лишь то, что считал нужным. Не боялся отвечать за свои ошибки. Мой стойкий оловянный солдатик… Только один страх пожирал Лекса изнутри. Страх открыться мне. Наконец, отдаться чувствам. Признаться в любви мне — смешной, но такой смелой девчонке, давно и навсегда вручившей ему свое наивное сердце. Я понимала его. Он боялся потерять меня навсегда… Расплатиться за непрошенное, короткое счастье, как его отец. Кровью… Жизнью любимого человека.

— Ты не понимаешь, Линн. — Покачал тогда головой Лекс, прижимаясь горячими губами к моему виску. Я улыбнулась, видя, как он не сдержался, начав покрывать поцелуями мое лицо — щеки, лоб, нос. Жаль, что тогда я не знала — что целовать в глаза, это к расставанию…

— Я еду не просто на войну. Я еду мстить убийцам моей матери. Они должны понести наказание за ее смерть. Пойми, это моя вендетта. И в ней нет места нежным малышкам с глазами цвета дикого меда и янтаря. Я не переживу, если потеряю тебя, Линн. А ты — не переживешь, если погибну я… Нам лучше забыть это утро. Прости.

***

А сегодня он вернулся…

Обольститель Лекс плевать хотел на все правила. Сначала он мягко привлек меня к себе и прижал к груди, будто давая привыкнуть к мысли, что я теперь его собственность. Как самоуверенно с его стороны делать поспешные выводы… Моя голова уперлась ему в ямочку подбородка, а подрагивающие ладони легки на грудь, и я уловила слишком быстрый стук его сердца. Ох, Лекс, не играй с огнём… не влюбляйся в меня. Как бы я тебя не ненавидела прежде, ты сполна расплатился за свою глупую шутку, уехав из города. Я не могу злиться на тебя сейчас. Лекс опустил голову и уткнулся носом в мои волосы. А потом он отстранился и заглянул в глаза. В его горело изумрудное безумие, а в моих? Я попыталась отстраниться, но за обманчивой мягкостью его объятий скрывалась сталь. Мне было не сбежать, я едва дышала, словно попав в плен к искушающему колдуну. Он бережно потянулся к моему лицу, беря его в свои ладони так осторожно, словно величайшую драгоценность. И я возненавидела себя в тот момент, когда поняла, что сейчас у меня еще остался выбор. Уйти от Лекса, отстраниться, оттолкнуть его… Бежать прочь из квартиры. Я должна рассказать ему про Дэма, прямо сейчас. Но… Я не могла.

Та невероятная химия, что всегда была между мной и Лексом, сплав из прошлых чувств и сегодняшнего притяжения, сделали свое черное дело. Я осознанно поддалась искушению. Больше того! Я сама потянулась к нему, едва заметным движением изгибая спину… Наши губы слились воедино, руша и принципы, и границы. Я не могла не поддаться притяжению между мной и Лексом, когда он начал целовать меня так медленно и томительно. Так страстно и дерзко, что я забыла — как это — дышать…

Ладони Лекса легли на мои плечи, потом ниже, нетерпеливо дернули одежду вниз, и треск ткани отрезвил меня.

— Пусти! — Выдохнула я в губы Лекса, но он сделал вид, будто не слышал меня, продолжая целовать мою шею, спускаясь ниже. Я дернулась, чтобы вырваться из слишком крепких объятий, но Лекс снова не отпустил…

«Господи, что же мы творим?! Это уже не просто поцелуй! Он сейчас зайдет слишком далеко… Нет! Дэм! Он не простит!» — Я рванулась всерьёз из его рук, к столу, и недолго думая, схватила первое попавшееся под руку, а это был бокал с коньяком, и удивительно точно плеснула в лицо неудавшемуся соблазнителю. Лекс зашипел и отшатнулся, прикрывая рукой глаза.

— Хороший коньяк? — Я уже запахивала на себе халат, немного нервно, но завязывая пояс, я чувствовала себя в относительной безопасности.

— Потрясающий. — На лице Лекса играла ироничная улыбка, словно он был шокирован своим поступком не меньше, чем моим. — Папочка был бы рад, что ты использовала коньяк не по назначению. Потому что сейчас я повел себя, как… скотина. Прости. Папа всегда любил тебя, детка.

— Забудь. Я сама виновата, что полезла к тебе. — Пожала плечами я, облокотившись на стол. И решила сменить тему с поцелуев на более нейтральную. — А твой папа… Он любил меня. Но не больше, чем тебя.

— Я думал, он убьет меня, когда узнал о моем решении уйти из института и посвятить свою жизнь борьбе с преступностью, совсем как он сам когда-то. Кстати, капитан Алаев к вашим услугам, милая леди. — Лекс не мог сдержать гордой улыбки, когда произносил последнюю фразу. Что мне в нем всегда нравилось, так это то, что он был всегда невероятно отходчив. Что сейчас Лекс чувствовал? Не знаю, возможно, хорошо притворялся, но он улыбался. С самого детства мы могли драться, как кошка с собакой, а через пять минут он меня обнимал и таскал на спине, играя в лошадку. Вот и сейчас, та минута притяжения исчезла почти без следа, будто ее и не было, и только едва заметные эротичные флюиды еще витали в воздухе. Но оба сознательно закрывали на них глаза.

— Поздравляю! Такой молодой, а уже капитан! Ты папке звонил?! — Я не могла сдержать эмоций и кинулась ему на шею, обнимать и тискать, как плюшевую игрушку. Лекс с притворным рычанием отбивался.

— Ну будет, будет тебе! Ничего такого… вот как стану самым молодым полковником, тогда посмотрим! А папа… ты знаешь, он женился второй раз. — Повисла неловкая пауза.