Сердце забилось отчаянно громко. Я видела черты, которые так долго привыкала любить, руки, которых привыкла не бояться. Мои мужчины. Мои любимые мужчины, каждый из которых воткнул мне нож в сердце.

Я подошла, опустилась на стул напротив них, отмахнулась от официантки, с изрядной долей злорадства отметив, как она сникла при моём появлении.

Клайд смотрел на меня обеспокоенно. Впрочем, оба они так смотрели, но Клайд облёк своё беспокойство в слова:

– Эмилия, ты в порядке? Выглядишь ужасно.

Я усмехнулась. Лучший комплимент этой недели.

– Какая вам разница, в порядке ли я? Вы собирались что-то сказать – говорите.

Я и правда хотела закончить эту встречу как можно быстрее, но не потому, что видеть их было мне неприятно. Нет, напротив – я жадно, с каким-то мазохистским удовольствием разглядывала их лица, глаза, губы, непослушные волосы.

Но каждая минута этой встречи приближала меня к тому, что я не выдержу и расплачусь. А этого не хотелось. Я не должна была показывать им свои слёзы. Гордость – последнее, что у меня оставалось в этой подчистую проигранной партии.

– Мы узнали, кто стоит за этой публикацией. Мы знаем, что это не ты, – заговорил Роберт.

Я почти не удивилась. Скорее странным было, что это раньше не пришло мне в голову. Не те они люди, чтобы спустить такое на тормозах. К тому же узнать это было несложно. Достаточно подкупить кого-нибудь в «Сплетнике». Даже странно, что у них ушло на это так много времени. С их-то деньгами и связями.

– Значит, я оправдана? Вы не будете портить мне жизнь, устраивать какие-нибудь дикие судебные иски или ещё что-то в этом роде? – спросила я холодно.

Теперь я злилась на них ещё больше, чем в тот день, когда волокла свой тяжеленный чемодан по дурацким ступенькам.

– Это Сьюзен, – сказал Клайд. – Она обо всём догадалась, похоже, на премьере. И вот. – Он развёл руками.

– Плевать, – честно сказала я.

Мне действительно было всё равно. Куда больше, чем стерва Сьюзен, меня волновало другое воспоминание – трогательные, беспомощные листки, наполненные моими чувствами, моими переживаниями, в руке у Роберта.

– Я могу идти? – спросила я.

– Эмилия, постой. – Клайд поймал меня за руку. Прикосновение обожгло, и я выдернула ладонь. – Прости нас, пожалуйста. Мы хотим, чтобы ты вернулась.

Я остановилась.

Мне хотелось уйти, убежать, упасть на свою узкую кровать и хорошенько выплакаться, вылить слезами всё то, что было сейчас в моей душе. Но я понимала, что должна поставить точку.

– Я бы тоже очень хотела что-то вернуть: чтобы не было того утра, чтобы вы не рылись в моих вещах, не обвиняли меня в том, в чём я не виновата. Чтобы вы поверили мне и не позволили уйти тогда. А сейчас… сейчас я уже не могу верить вам. Невозможно склеить разбитую чашку так, чтобы она была как новенькая.

С этими словами я наконец ушла.

И, как и собиралась, добралась до своей комнатки, упала на кровать, но, кажется, даже не успела заплакать.

Потому что уснула.

Глава 14

«Странная штука – любовь.

Она нападает внезапно, и вот уже человек, которого ты совсем недавно едва знал, становится центром твоей вселенной. В нём важно всё: взгляд, поворот головы, каждый жест, каждая чёрточка. Ты можешь написать целую поэму о том, как забавно легла прядь его волос, или о том, как изящно он поправил воротничок рубашки. Всё, что он говорит, исполнено тайного смысла.

Во всяком случае, ты ищешь этот смысл в каждой фразе и, разумеется, находишь его. И всё это – даже когда речь идёт об обычной любви.

А если у тебя такая – странная – любовь? Если тебе повезло, а может быть, чертовски не повезло влюбиться сразу в двоих?

Всё то же самое, только вдвое больше. Это неправда, что любовь приходится делить. Уж поверьте мне, я это знаю. Напротив – она словно бы умножается. Каждое чувство, каждая эмоция, каждый порыв души – вдвое сильнее. И если обычная любовь может захлестнуть тебя с головой, то такая грозит утопить, растворить в себе.

Ты теряешь всякие границы, когда оказываешься зажата между двумя сильными телами, прикрываешь глаза и уже не знаешь, чьи руки тебя ласкают, чьи губы целуют. Ты тонешь в этом водовороте окончательно и бесповоротно, и это уже не ты, а они – это не они. Вы составляете единое целое, единое и прекрасное. Навсегда».

Я в очередной раз перечитала свою книгу. Мне всё ещё хотелось что-то туда вставить, а что-то, наоборот, вычеркнуть, а что-то переписать полностью, и пришлось сделать усилие над собой, чтобы наконец признать: книга завершена.

Это было страшно. До сих пор я могла жить в придуманном мною мире, раз за разом окунаться в мысли и чувства героев, проживать вместе с ними прекрасную и восхитительную историю, а теперь пришла пора отпустить её и отправить в большой мир.

И у меня было не так уж много надежды на то, что мир встретит её, широко раскрыв объятия и восторженно апплодируя, а тем более в нашем пуританском обществе. Я уже предчувствовала злобные коментарии и нелестные эпитеты, которыми наградят героиню.

Разумеется, найдутся те, кто скажет, что всё это выдумка от начала и до конца и ничего подобного в реальной жизни случиться не могло. Но для всего этого книгу следовало показать людям, а я пока не очень представляла, как это сделать. Выложить её в сети не казалось мне хорошей идеей. По крайней мере, до тех пор, пока я не потеряю надежды заинтересовать ею какое-нибудь издательство.

Так что я отложила многострадальный файл в сторону и начала писать письма литературным агентам. Я не слишком обольщалась. Вряд ли они выстроятся в очередь, чтобы сотрудничать с никому не известным автором.

Я уж точно не ожидала быстрого ответа – не уверена, что вообще ожидала ответа. Сначала отправила книгу далеко не самым популярным и успешным агентам. И лишь в самом конце просто на всякий случай, «на дурака», забросила письма ещё троим – тем, чьи имена в окололитературном мире произносили с благоговением.

Уверена, они такие послания получают пачками и не глядя выбрасывают в корзину. Каково же было моё удивление, когда буквально на следующий день я получила ответ! И не от кого-нибудь, а от одного из тех самых мэтров.

«Привет, Эмилия. Я Дейв Джонсон, с большим интересом прочитал твоё письмо и ознакомился с рукописью. На мой взгляд, это свежо и захватывающе. И если ты готова подписать контракт со мной, я уже сегодня мог бы начать предлагать её издательствам. Я верю, что результат порадует нас обоих. Мой прямой номер… Позвони, как только будешь готова».

Я раз за разом перечитывала послание и не могла поверить в то, что это не сон. Сам Дэйв Джонсон пишет мне, обращаясь как со старой приятельницей, давним другом! Случалось ли за всю жизнь со мной что-нибудь лучше?

Только спустя час я собралась с силами и набрала номер.

Весь этот час я буквально безумствовала: визжала, танцевала ритуальные танцы каких-то неизвестных южных племён – в общем, была не в состоянии облекать мысли в слова и о чём-то договариваться.

Когда приступ безудержного восторга наконец прошёл, но ещё не успел смениться ужасом «о, я не знаю, как с ним говорить, и вообще, это, наверное, ошибка», я всё-таки позвонила.

Он ответил сразу же. Его голос звучал приветливо и жизнерадостно, и это придало мне сил тоже.

– Подъезжай в офис, Эмилия, ты сможешь прочитать контракт. Он стандартный. Но если ты будешь несогласна по каким-то пунктам, мы сможем обсудить это и внести изменения.

Несогласна по каким-то пунктам? Эй, парень, ты же Дейв Джонсон – я буду согласна, даже если по условиям этого контракта поступлю на десять лет в рабство, включающее стирку рубашек и глажку носков.

Офис Джонсона оказался стильным, но не слишком шикарно обставленным. Лаконичная простота – так бы я всё это описала.

Сразу видно, парень не шикует на деньги авторов, а работает в поте лица. В контракте меня всё устроило, и вообще всё устроило.

– Ты не против изменить название? Одна страсть на троих – так было бы неплохо.

– Конечно…

Теперь мне казалось, что у книги всегда было это название.


Лишь в самом конце, когда он предложил отпраздновать заключение контракта шампанским и симпатичная секретарь внесла холодное ведёрко с бутылкой, произошло кое-что, что заставило меня понервничать. Он слегка наклонился и доверительным тоном спросил:

– Эмилия, у этой твоей истории есть реальная подоплёка?

Я смутилась.

Да, я понимала, что моя книга написана так, будто я стала участницей всех этих событий. Что-то вроде дневников – предельно честных и откровенных. И всё же вовсе не была готова к тому, чтобы провести такую чёткую связь между героиней моей книги и мной самой. Видя, что я смутилась и замешкалась с ответом, он придвинулся ещё ближе, и сейчас в его взгляде не было прежнего дружелюбия. Это был взгляд холодного расчётливого дельца.

– Не связана ли эта история с тем скандалом вокруг Клайда Олафсона и Роберта Дэниэлса? Ведь если так, книга обречена на успех.

Я похолодела. Казалось, кровь застыла в моих венах, отказываясь двигаться, а лёгкие не желали дышать.

– Нет, – выдавила из себя я. – Это никак не связано.

Теперь вся эта история с книгой уже не казалась мне такой уж прекрасной. И контракт с Джонсоном вовсе не выглядел как предел мечтаний. Может быть, он именно потому и ухватился за мою рукопись, что рассчитывал заработать на скандале вокруг двух небезызвестных бизнесменов?

Я сжалась, думая теперь только о том, возможно ли откатить всё назад, разорвать договор и сможет ли Дэйв Джонсон, который сейчас выглядел как та самая акула, разыграть эту скандальную карту без моего ведома или вопреки моему желанию?

Но он словно бы удовлетворился моим ответом, откинулся на спинку стула и с довольной улыбкой сказал:

– Что ж, я считаю, нам есть что отпраздновать.

А вот я уже не была в этом так уверена.