— Что же он сделал на этот раз? — спросила Грейси, покачав головой.

— Вчера к бассейну привезли спортивный залджунгли с трамплином. А еще рядом устанавливают водяную горку! — воскликнула Керри. — Но папочка всегда такой щедрый, тут ничего не поделаешь!

— Да, пожалуй, ничего. А с Майклом ты в последнее время общалась?

— Мы говорим по телефону почти каждый вечер.

А мальчикам его так не хватает, когда он уезжает на съемки. Они очень скучают.

В голосе Керри Грейси почувствовала дрожь и волнение. Она внимательно смотрела на сестру, когда та встала с кровати и пошла к окну.

Керри подумала о своем особняке на Кэролвуд-драйв в Беверли-Хиллз с тридцатью двумя комнатами, окруженном несколькими акрами вылизанных лужаек и газонов, с великолепными клумбами, десятками ухоженных апельсиновых и грейпфрутовых деревьев, двумя теннисными кортами и бассейном олимпийских размеров. Майкл был хорошим мужем и хорошим отцом. У нее было все. Почему же она не чувствовала себя счастливой?

— Что-то не так, Керри? — взволнованно спросила Грейси и приподнялась в постели, опершись на локоть.

Глаза Керри внезапно стали грустными.

— Я не могу справляться со всем этим. А думала, что смогу, — ответила она.

— С чем это со «всем»? — спросила Грейси.

— С тем, что окружает жизнь кинозвезды, — пробормотала Керри и повернулась лицом к сестре.

— Но вы же долго обсуждали это до вашей свадьбы, — мягко произнесла Грейси, — толковали часами напролет.

— Грейси, я ни в чем не обвиняю Майкла. Дело во мне. Когда он рассказывал мне о том, что для него значит его дело, я и подумать не могла, что буду ревновать его к работе. Он предупреждал меня, что его окружает куча фанатов, которые раздражают и с которыми нелегко справиться, что Лос-Анджелес — это город шоу-бизнеса, и прочее, и прочее, и прочее. Я не могу сказать, что меня не предупреждали. — Керри заходила по комнате из угла в угол, сцепив пальцы рук. — Мне нравятся сильные личности, Грейси. Их энергия и любовь преображают меня. Но я теряюсь.

Мне тоже нужно внимание! А я всегда остаюсь на заднем плане, меня знают только как миссис Донован!

Грейси положила ладонь на лоб. Она провела много времени с Керри и Майклом и вспоминала, что Майкл с самого начала очень волновался из-за того, что Керри, которая не имела никакого отношения к шоу-бизнесу, придется распрощаться с привычной жизнью и стать супругой кинозвезды. Он сам вел этот образ жизни уже двадцать лет и слишком хорошо знал его. Поэтому считал не до конца честным просить кого бы то ни было разделить его с ним. Он откровенно сказал тогда, что если решит на ком-нибудь жениться это должно быть навсегда. И эта «кто-то» должна понимать это.

— Керри, но ты же заверяла его, что сделаешь все ради него и его любви к тебе. Ты сказала, что справишься со всем этим. Ты убедила его, — все так же мягко проговорила Грейси.

— Я ошибалась. Я… — Керри замолчала, тихонько вздохнув.

На лице Грейси появилось удивленно-недоверчивое выражение. Керри часто рассказывала о ссорах и спорах с Майклом, но все это были обычные супружеские размолвки. Но чтобы Керри говорила, что несчастна в браке… такого Грейси не помнила.

— Тебе надо взять себя в руки, Керри. У тебя есть семья, о которой ты должна заботиться. И беречь ее.

Майкл очень любит и тебя, и мальчиков.

— Ты права, я знаю. — Керри пересекла комнату и остановилась возле бежевого кресла.

Она неожиданно вспомнила то время, когда была беременной. Ее очень беспокоило состояние ее тела, она чувствовала себя уродливой и сексуально непривлекательной. Глядя на свой огромный живот и увеличившиеся груди, она просто не знала, что делать.

Но Майклу очень нравилась ее беременность. И он находил такие слова, которые успокаивали ее. Так что же все-таки не так? Ее охватило чувство апатии и усталости. Ее конечности заныли так, будто она прошагала много миль пешком без остановки. Она упала в кресло.

— Ты права, — повторила она, — но я не могу этого объяснить. Что-то начинает разделять нас. Я не понимаю, что это, но я чувствую это, как какую-то вполне материальную вещь. Это, наверное, звучит глупо?

— Я стараюсь понять, — сказала Грейси, хотя и была озадачена. О Майкле она знала одну вещь наверняка — такого правдивого и искреннего человека, достойного всяческого уважения, еще поискать. И рядом с ним любая женщина, будь она самой одинокой или самой привлекательной, чувствовала бы себя как за каменной стеной. Как Керри могло прийти в голову нарушить свое обещание?

Грейси вздрогнула. Ей больше ничего не хотелось спрашивать. Она сидела на кровати, время от времени поднимая глаза на сестру.

— Грейси, а ты помнишь те выходные? — Голос Керри звучал спокойно и ровно. А Грейси подпрыгнула чуть ли не до потолка. Она сказала:

— Но ты же обещала ничего никому не рассказывать.

— А я и не рассказывала, — успокоила ее Керри. — Просто… ну… я не знаю. Тогда мне казалось, что это весело. А сейчас…

— Это было давно, — сказала Грейси, — и сейчас не имеет значения. Никакого.

— Наверное, — сказала Керри. — Просто недавно Майкл упомянул про те выходные дни. А ты никогда не говорила, что же все-таки тогда происходило.

— Потому что не происходило ничего, — сказала Грейси, — ничего.

В дверь постучали. Вошла медсестра-кубинка, женщина маленького роста, и спросила:

— Можно подавать вам обед, мисс Портино?

Сестры замолчали. Они обе вспомнили, что в детстве они терпеть не могли вторжений посторонних.

Да и сейчас им это не нравилось.

— Я привезла обед: с собой, — ответила Керри довольно недружелюбно, оставьте приборы для двоих. — Она повернулась к Грейси. — Холодная паста из «Се Си Бон». — Она расстелила на столе салфетки, положила на него французский батон и поставила бутылку перье. — Иди сюда, пора поесть. Я просто умираю от голода.

После того как тема беседы иссякла, они болтали еще больше часа. И снова почувствовали себя детьми, которые вдвоем, вместе, противостояли всему миру.

— За папочкой охотятся все молодые девушки острова, — заявила Керри, отламывая кусок батона. — Постоянно висят на телефоне, а сегодня позвонили в дверь, и когда я открыла, то увидела малышку в белом коротеньком топе, с грудью как цистерны, без лифчика, и в красных шортиках, обтягивающих зад.

Выглядела как дитя-переросток!

Грейси вздохнула. Она знала, что Керри считала отца глубоко уважаемым и почитаемым человеком и думала, что все эти девочки, появляющиеся в доме, были просто охотницами за его состоянием. Но Грейси знала, что это не так.

— Я сказала ей, что папочка занят, — продолжала Керри, — и тогда она попросила передать ему письмо. Видела бы ты ее ногти! Полметра длиной, покрытые ярко-красным лаком, и на каждом в середине нарисована золотая изломанная стрела.

Они рассмеялись. Грейси умела слушать. Она слушала всех, особенно Керри, с глубоким вниманием.

Она любила слушать других людей, будь они умны или глупы, интересны или навязчивы.

А Керри любила рассказывать. У нее это хорошо получалось. Она была артистична, поэтому самая заурядная история в ее устах звучала интересно, как роман.

— А видела бы ты ее походочку! — Керри вскочила и прошлась по комнате, вихляя бедрами.

Керри все говорила и говорила, и они без конца смеялись. Не прерывая рассказа, Керри потянулась через стол и взяла тарелку с едой, оставленной Грейси. Эта привычка была у нее с самого детства.

— Дом похож на зоопарк — все слоняются без дела. Я уже забыла, что такое возможно. — Керри отправила себе в рот последний кусок пасты с тарелки Грейси.

Но она даже не успела дожевать, как в комнату без стука вошел еще один непрошеный гость — доктор Кейн. Он успокаивающе похлопал Грейси по руке и прошептал ей что-то на ухо. Грейси закричала и забилась в истерике. В комнату влетели медсестры, схватили Грейси за руки и за ноги, пытаясь удержать ее. Одна из них вколола что-то в руку девушке. В эту секунду глаза Грейси на миг встретились с глазами Керри. И в это мгновение Керри увидела в них беспредельно горестное выражение. Она невольно подумала, что не сможет его забыть всю оставшуюся жизнь.

Затем взгляд Грейси помутился, и она провалилась в наркотический сон.

* * *

Только через три часа она пошевелилась.

Все это время Керри сидела в комнате в полной темноте и думала о том, почему несколько слов доктора Кейна могли вызвать такую реакцию у сестры.

Доктор сказал:

— Грейси, Кэролин умерла.

Кэролин была лучшей подругой Грейси в клинике. Она была приятной умной девушкой. Она, если Керри не ошибалась, несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством. Грейси постоянно о ней рассказывала.

— Она не может жить так, как хотят ее родители, — говорила Грейси, они требуют от нее слишком многого.

— Невозможно требовать от человека слишком многого, — спорила с ней Керри. — Если от него хотят большего — это для его же собственного блага.

— Не всегда, — возражала Грейси. — Иногда это не имеет ничего общего с тем, чтобы человек стал лучше. Часто это просто желание изменить его. Для собственного спокойствия, что ли.

Спокойствие не такая уж плохая вещь, подумала Керри, Грейси открыла глаза. Увидев рядом сестру, она улыбнулась, затем вспомнила о Кэролин, и по ее щекам потекли слезы.

— Она ничего не ела, — сказала Грейси сестре, — и довела себя голодом до смерти. Таким способом она все-таки совершила самоубийство.

— Господи, какой ужас, — произнесла Керри. Она опустилась на колени возле постели Грейси и обняла сестру.

— Надеюсь, ее душа наконец обрела покой, — сказала Грейси.

Керри пожала плечами:

— Мне обычно не жалко людей, которые бегут от жизни, кончая с собой.