— Да, да, находила. — Ирма извлекла из сумочки четки и стала быстро перебирать их своими толстыми пальцами.

— А вы могли бы сказать суду, что…

— Куклу вуду, истыканную булавками, — перебила она Голдфарба. — Куклу с волосами и ногтями мистера Портино! Она хочет извести его! — прокричала Ирма.

Энн вопросительно посмотрела на Декстера, затем на судью Хотхорна.

— Протестую, протестую! — закричал адвокат Пирс.

— Принимается, — кивнул Хотхорн.

— Она ведьма! Это черная магия! — Речь Ирмы даже стала бессвязной — ей ужасно хотелось выговориться. — Она ведьма, — повторила женщина, театрально воздев вверх руки с распятием. Ее слова звенели в воздухе.

Зал зашумел. Газетчики принялись лихорадочно строчить что-то в своих блокнотах. Судья Хотхорн поднял молоток.

Лицо Энн стало мертвенно-бледным — рассказ Ирмы казался ей абсурдом. Ирма не удержалась от улыбки, заметив, какой эффект произвело ее последнее заявление. Декстер изобразил на лице страдание.

— Тишина, тишина в зале суда! — строгим голосом прокричал судья. Затем он объявил перерыв. Энн вышла из зала вслед за Пирсом, который буквально вылетел в коридор, дрожа от негодования.

— Энн, ты просто обязана рассказать в суде об этой истории с Декстером и четырнадцатилетней девочкой, — прошипел он. Он был зол на Энн. Из-за ее нерешительности они проигрывали процесс.

— Я не могу.

— Ты должна, Энн.

— Все равно никто не поверит показаниям Ирмы.

Это же абсурд.

— Поверят, можешь не сомневаться. Они же поверили медиуму, который сказал, что готовил колдовское зелье по твоему заказу. Они поверили слуге, который рассказывал, что видел, как ты занимаешься любовью с инструктором Декстера по теннису. Они верили всем, кто давал показания в пользу Декстера.

Энн, ты совершаешь серьезную ошибку. Ты видела выражение лица судьи? Я его давно знаю. После сегодняшнего он мысленно уже смешал тебя с грязью.

И если ты не решишься облить Декстера той же грязью — считай, что мы проиграли.

— Я не буду выдвигать обвинения против отца Керри и Грейси. Это невозможно. Нужно быть честной, и все уладится. Если бы все были честными, ничего бы не случилось. Я откровенна, и этого вполне достаточно.

— Слушай, тогда хотя бы согласись, чтобы дети дали показания о том, сколько времени они проводили с тобой, и о том, каковы их религиозные взгляды.

— Нет. Я не допущу, чтобы они прошли через все это. Это разрушит их психику. Да и судья не поверит всем этим идиотским выдумкам…

Энн повернулась и направилась к выходу на улицу. Ее высокие каблуки громко стучали по мраморному полу. Декстер стоял у фонтана и смотрел на нее.

Она держалась все так же независимо. И эта независимость, как и всегда, задевала его. Но она заботилась прежде всего о детях, и в этом была ее слабость.

Декстер усмехнулся и смахнул ворсинку с лацкана пиджака.

* * *

Было одиннадцать тридцать. Судья Хотхорн вновь призвал всех присутствующих к порядку.

У Пирса не было возможности подвергнуть Ирму с ее показаниями против Энн процедуре перекрестного допроса. Шаркающей походкой он приблизился к свидетельнице и спросил:

— Как вы считаете, дети любят свою мать?

— Детям опасно жить с ней! — выпалила Ирма. — Они в большой опасности. — Казалось, слова этой женщины были пропитаны ядом. — О них заботилась только я, — продолжала она, вздрагивая всей своей тушей, — а она учила их колдовству.

— Пожалуйста, отвечайте только на заданный вопрос, — строго проговорил Пирс.

После перерыва прошло еще несколько часов судебного заседания. Наконец в качестве вещественного доказательства номер 42 перед присутствующими появилась та самая колдовская кукла. К ней прилагалось заключение экспертизы о том, что волосы и ногти действительно принадлежат Декстеру Портино. Пирс демонстративно отвернулся от свидетельницы. Он мысленно молил Бога о том, чтобы показания Ирмы звучали абсурдно, — возможно, тогда ей не поверят.

Но Пирс прекрасно понимал: все присутствующие поверят показаниям следующей свидетельницы, Инид Четсмен. Инид, крупная ширококостная еврейка, осторожно села в свидетельское кресло и оправила свою серую юбку. Ее макияж сегодня был настолько сдержанным, что Энн не сразу узнала ее. Они были знакомы. Инид пребывала на задворках светского общества Палм-Бич и горела страстным желанием стать в этом обществе своей.

Инид начала давать показания с рассказа обо всех богемных друзьях Энн:

— Все ее приятели — сомнительные люди… Художники, гомосексуалисты, приверженцы странных религиозных течений — ну, знаете, эти… с полотенцами на головах.

— С вами, — подсказал Голдфарб.

— Протестую, ваша честь, — заявил Пирс.

— Принимается, — ответил судья.

Декстера передернуло при воспоминании о той ночи, которую он провел в постели с этой красноречивой свидетельницей. Сейчас он надеялся лишь на то, что его усилия не пропали даром.

— Однажды я заглянула в мастерскую Джейн Уитберн, — продолжала Инид, Там была и Энн. Они обе рассматривали обнаженного мужчину и… обсуждали его достоинства.

— Джейн просто собиралась сделать гипсовую скульптуру, — прошептала Энн своему адвокату, в то время как по залу прокатился гул.

— Заседание переносится на завтра, на десять тридцать, — произнес Хотхорн, и журналисты бросились к своим печатным машинкам.

Судебные приставы пытались прикрыть Энн, когда она вышла на улицу и попала в гудящую толпу религиозных фанатиков.

Какая-то женщина с перекошенным от негодования лицом крепко схватила Энн за плечо и закричала прямо ей в лицо:

— Ты — дочь дьявола! В тебе нет Господа!

Энн молча посмотрела на нее. Судьба и Декстер свили ей такую толстую и липкую паутину, из которой ей уже не вырваться.

Прошлое

Энн стояла в просторной лоджии, отделанной белым мрамором, и ждала Джейн. Журчание прохладной воды в фонтане успокаивало ее.

В мыслях она находилась в белом с бежевым четырехэтажном здании суда на улице Клематис. Энн думала о том, что у этого здания какая-то особая аура — аура власти. Человеческие чувства и страдания жили и умирали там ежедневно. И некоторые люди играли там роль богов. Она надеялась, что решение суда по их делу будет вот-вот вынесено.

Ожидание становилось невыносимым.

На этом процессе Декстер смешал ее с грязью, используя все возможные средства из своего арсенала. Реджинальд Пирс, адвокат Энн, очень злился на нее за то, что она отказывалась рассказать в суде о случае с малолетней. Но она не могла сделать этого из-за Керри и Грейси. Энн была убеждена: мать не должна чернить отца в глазах детей. Во всяком случае, в глазах малолетних детей.

Словно погрузившись в сон, Энн вернулась к воспоминаниям о том ужасном вечере. Она вернулась с занятий по верховой езде немного раньше, чем обычно. Отправилась в домик для гостей, чтобы поставить там букет роз, и застала Декстера в постели с четырнадцатилетней Терри, которую несколько раз нанимали в качестве няни для девочек.

От увиденной сцены у нее перехватило дыхание, а сердце бешено заколотилось. Она раскрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Что-то мешало ей говорить, а душа ее билась, словно птица, попавшая в клетку и тщетно пытающаяся прорваться сквозь металлические прутья.

Энн выскочила из комнаты и побежала к озеру Трейл. Ее глаза были полны слез. Она знала о двух других подобных грешках Декстера и молила Бога о том, чтобы Он дал ей силы пережить это. Она считала, что главное сохранить семью, а Декстер с его похождениями… Впрочем, забыть, простить ему это она не смогла бы.

Энн думала о Керри и Грейси и представляла их в четырнадцатилетнем возрасте в постели с человеком, который мог бы годиться им в отцы. Она наклонилась — ее чуть не вырвало при этой мысли.

Энн постаралась взять себя в руки и выпрямилась. Слишком много всего произошло, и слишком многое оставалось непонятным. Все было как-то не правильно, и она не знала, как это исправить.

Энн откашлялась. Она услышала шаги Джейн, которая направлялась к фонтану.

Подруги обнялись.

— Как девочки? — поинтересовалась Джейн.

— Хорошо, — ответила Энн. — Мне удалось оградить их от всего этого. Но, наверное, им будет непросто уехать из дома.

— Пойдем прогуляемся, — предложила Джейн. — У этих стен могут быть уши.

— Я хочу позвонить Декстеру, — сказала Энн, когда они спустились в сад. — Если бы мы встретились, я бы попыталась убедить его в том, что он не прав.

Почему он не хочет совместной опеки?

— Потому что он дерьмо, вот почему.

— Но ведь я любила его. Я действительно любила его. Я стольким пожертвовала ради него.

— К сожалению, это как раз и называется любовь-то. Любовь не поддается логическому объяснению и никогда ни для кого не заканчивается хорошо.

— Но он тоже любил меня. Я знаю. И от этого мне еще тяжелее. Я понимаю: любовь со временем может увянуть, но я не подозревала, что она может перерасти в такую жестокость.

— Энни, — сказала Джейн, взяв подругу за локоть, — ты, наверное, единственная женщина на свете, которая этого не знала.

— Если он отберет у меня детей, я просто-напросто умру.

— До сих пор судьба была к тебе благосклонна, — проговорила Джейн. Будем надеяться на это и впредь.

* * *

— Миссис Портино, вас к телефону. Это мистер Пирс, — сказала Ирма бесцветным, как и всегда, голосом.

— Спасибо, я поговорю из библиотеки.

Энн поцеловала девочек и вышла из комнаты.

— Алло, — сказала она с дрожью в голосе.

— Энн, я сожалею. Декстер выиграл.

Энн слушала Пирса, как подсудимый слушает суровый приговор. Ее руки тряслись, как у немощного старика.