Ульяна Соболева - Джокер

Говорил. Он патологически ненавидел даже намек на неискренность. Что ж, возможно, это шанс уйти сейчас без малейших потерь. Только уходить не хотелось. Маска слишком мне понравилась, и вместе с чувством жгучего стыда пульсировал дикий адреналин и ощущение той самой свободы, которой у меня никогда не было.

— Прости меня, Джокер. Я больше не солгу тебе. Никогда.

— Тебе повезло, что мне лень сейчас искать другую игрушку, Харли. А еще я хочу наказать твой маленький лживый ротик. Коснись пальцами своих губ. Они сухие, крошка? Увлажни пальчик и проведи по губам еще раз. Как если бы я пробовал их вкус своим языком. Мне бы понравилось, Харли?

Я провела пальцем по губам. Облизала его, глядя на монитор. Не помню, чтоб вообще делала нечто подобное. Но меня же никто не видит… Почему нет? Мира никогда бы не смогла? А Харли? Харли это делала не один раз…

— Тебе бы понравилось. Я уверена, что тебе бы понравилось.

— Прикуси нижнюю губу.

— Прикусила.

— Я очень зол, Харли, за твой обман. Я хочу укусить тебя сильнее. Немедленно. Тебе больно, крошка? А так? Когда моя рука спускается по твоей шее вниз к груди? Никакой ласки — только сильно сжимать, продолжая кусать твой рот. Мне нравится чувствовать твою упругую грудь… Твои соски… они возбудились?

Я прикусила губу сильнее и невольно скользнула ниже к груди, следуя за его словами. Все равно это все бесполезно. Ничего не выйдет ни у самой с собой, ни с кем-либо еще. Так почему не сыграть в эту игру? В которой в очередной раз придется убедиться, что я холодное бревно. Не женщина. Я разозлилась… это была внезапная вспышка разочарования в себе. Даже с чертовой маской ничего не выйдет.

— Нет… пока нет.

Он хотел, чтоб я ему не лгала. Вот она правда.

— Ущипни сосок. Сильно. Так, как это сделала бы грубая мужская рука. Спусти чашку бюстгальтера и ущипни. Проведи по нему большим пальцем, и начни перекатывать между подушечками. Харлиииии… я бы хотел сам проверить, какая ты на ощупь. Пальцами в рот, крошка, и вниз. Раздвинь ноги и скользни рукой между ними. Продолжая дразнить свою грудь. Надави ладонью на горячую плоть… Меня бесит долбаная тряпка, скрывающая ее. Отодвинь в сторону трусики и коснись себя. Давай, по нежным складкам пальцами.

Автоматически сжала сильно сосок и охнула. Это было неожиданно. Тело прострелило вспышкой удовольствия. Раньше я всегда прикасалась к себе кончиками пальцев. Как, впрочем, и мои бывшие любовники.

Скользнула пальцами другой руки в рот, не переставая сильно сжимать сосок, вниз по животу и под шелк трусиков. Еще сильнее — и под пальцами стало слегка влажно. Расширенными глазами смотрю на монитор.

— Прикасаюсь…

Я, кажется, сказала это вслух.

— Этого мало. Просто прикасаться. Сожми себя пальцами. Как бы я сжал тебя губами. Представила? Представила, как бы я вылизывал твое возбуждение? Вверх-вниз языком по твоей плоти, осторожно прикусывая кожу. Цепляя языком клитор. Он уже пульсирует под моими губами. Откинься назад, пока я отстраняюсь, снова кусая твои губы и проникая в тебя пальцами… Сразу двумя. Распахни ноги шире, Харли, я хочу отыметь тебя именно так. Тебе нравится, крошка?

Я никогда не думала, что это может быть вот так. Мне никогда, и никто не говорил ничего подобного. Это все равно, что слышать, как кто-то шепчет тебе в ухо непристойности. Подхлестывает хриплым голосом. Ведет четко и умело… и при этом знает, какой результат получит… и ты доверяешься этим знаниям. Ведь от тебя уже ничего не зависит.

Провела по влажной плоти пальцами и тихо застонала… Взгляд сам блуждает по строчкам. А пальцы вторят каждому слову. Сжала клитор, и по телу прошла дрожь. Незнакомая. Нового уровня. Неизведанная ранее ни с кем. Откинулась на спинку кресла. Нет, я не представляла его губы… но меня возбуждали его слова и эта раскрепощенность. Когда никто не видит. Когда не видит даже сам Джокер. И в то же время он со мной. Кто-то неизвестный, заставляющий делать все эти грязные вещи. Две маски. Им можно то, что нельзя обычным людям при свете дня.

— Дааа… нравится.

По телу проходят волны удовольствия. Одна за одной. По нарастающей, как прилив чего-то мощного и неизведанного. Но это ведь еще ничего не значит. Все может исчезнуть мгновенно. Как и раньше… с другими.

— А теперь трахни себя, Харли. Пальцами. Грубо и жестко. Не жалея. Так, как оттрахал бы тебя я, склонившись к твоему лицу и жадно забирая твое дыхание.

Я перечитывала снова и снова… потому что удовольствие не исчезало… Оно становилось неуправляемым с каждым его словом. Вот с этим наглым "трахни себя"… слишком откровенно. Слышу собственное учащенное дыхание, погружая в себя пальцы и сильнее сжимая сосок, повторяя снова и снова.

"Трахни себя"…меня заклинило на этом слове. И я делаю это… я делаю это яростно и быстро, потому что впервые ОНО не уходит. НИКУДА. Оно во мне, и с каждым толчком я понимаю, что уже достигла какой-то точки невозврата… и читаю его слова, застыв взглядом на мониторе. Затуманенным, пьяным взглядом… под резкие движения собственных пальцев. Я уже не могу остановиться.

— Еще… скажи мне это еще раз, пожалуйста.

Это пишется само… как жалобный стон опытному любовнику.

— Еще быстрее, Харли. Добавь третий палец. Еще сильнее. Я хочу, чтобы ты закричала. Хочу увидеть твои слезы, когда ты кончишь. Кричи, Харли. Кричи для меня. СЕЙЧАС.

Как удар хлыста. Я даже услышала свист адреналина в барабанных перепонках, потому что меня выгнуло дугой. Неожиданно. Резко. До боли в суставах и мышцах, и пронзило наслаждением с такой остротой, что я громко застонала, сжимая коленями руку и чувствуя сокращения собственной плоти вокруг пальцев.

По щекам покатились слезы от слишком сильных и острых ощущений. Но я так и смотрела на монитор… ошарашенная. Тяжело и шумно дыша.

Не зная, что ему сейчас ответить, взмокшая и растерянная. С горящими от стыда щеками. Мой первый в жизни оргазм… и вот так. В переписке… в чужой. С ЕЕ любовником. С любовником мертвой Харли, которого я у нее украла… вместе с этой маской. Но тело все еще вздрагивало и сокращалось до тянущей боли внизу живота… с легкими стонами и пьяной истомой, от которой дрожат колени.

— Мне нравится твое молчание, Харли. Оно не лжет. Я напишу тебе утром, крошка.

"Не пытайтесь втащить,

Вписать меня в свои клише.

Ваша фальшивая улыбка подходит

К вашим лживым лицам.

Но я получаю удовольствие

От осознания вашей ничтожности".

© Маrilуn Маnsоn — "Веttеr оf twо еvils"

Люди утверждают, что прощание — это акт грусти, разделенный с близким человеком. Я никогда не испытывал тоски по тем, с кем расставался. Тем более что с близкими я не прощался вовсе. Их цинично у меня забрали, оставив лишь ненависть и злость там, где были любовь и надежда на долгую жизнь рядом.

Сейчас я в последний раз просматривал кадр за кадром фотографии стройной блондинки с огромными голубыми глазами, а по сути — шлюхи, за энную сумму денег подставившей меня. Одних ее показаний достаточно было бы для того, чтобы снять все обвинения и найти настоящих убийц. Достаточно было рассказать о том, что долбаные два дня мы с ней не вылезали из номера в одной из гостиниц. Но сучка продала правду за бабки, которые прокутила достаточно быстро. А, может, испугалась осуждения — на тот момент ей было пятнадцать лет, хотя об этом я узнал уже в зале суда. Идиотка малолетняя… Как бы то ни было, правда — не товар, ее не должны продавать и покупать. И сейчас настало время напомнить тем, кто сомневается в этом, что они глубоко ошибаются.

Она была красивой сучкой с охрененными навыками минета. Кто, бл***ь, только научить-то успел? Впрочем, не сказать, чтобы я испытывал сожаление, лишая движениями ножа ее главного рабочего инструмента. Скорее, наоборот, наслаждение от осознания, что гребаная мразь в жизни больше не произнесет ни слова лжи.

Я переносил все файлы по одному из ее папки в другую, общую, и вспоминал, как растекалось по венам удовольствие от ее конвульсий, когда она извивалась от боли и градом сыпались слезы из глаз. Как охватывало оно все тело, пока стекала струйками кровь по ее рукам, капая на пол. И ощущение неограниченной власти над чужой жизнью, пока эта самая жизнь вытекает из нее алыми каплями. Когда она ползает передо мной на коленях, хватая трясущимися ладонями штанину и умоляя взглядом о милосердии.

Нет, все же смотреть, как она узнает меня, как скручивается в беззвучных рыданиях, было не просто приятно. Это было похоже на первый вздох, после долгого погружения на дно темного вонючего болота. У тебя нет с собой акваланга и баллона с кислородом, ты не видишь ничего, кроме тины, забивающейся в рот и в уши… а в ту ночь я снова ожил, снова всплыл на поверхность, чтобы судорожно вдыхать воздух, который мне они все задолжали. И она одна из первых. Вкус справедливости у каждого на языке свой, кому-то он может показаться божественным, а остальным будет отдавать мертвечиной.

С улицы доносились пьяные голоса каких-то отморозков, и звон бутылок, кто-то неумело бренчал на гитаре, перекрывая тихую музыку.

Затем послышался скрипучий голос соседки и посыпался отборный мат в ее адрес, после чего услышал женский вскрик и многоголосый хохот.

Выглянул в окно и почувствовал, как просыпается давно уснувшая злость: несколько ублюдков вырвали из рук соседки сумку с продуктами, видимо, наказывая за замечание. И теперь она стояла, прижав ладони к щекам и обессиленно глядя на рассыпавшиеся по асфальту яблоки и хлеб, разбитые яйца и растекшееся молоко. Тут же снова раздался громкий смех, больше похожий на ржание, и похабные ругательства в адрес МОЕЙ старушки.