— Что? — он склонил голову набок.

— Ну все оказалось просто. Псих, повернутый на персонаже. Сам пришел и сознался. Вам повезло.

"Свидетель защиты Марина Чистова отрицала, что провела ночь с подозреваемым, тем самым опровергая алиби…".

Следователь прищурился, внимательно меня разглядывая. Ему явно не понравилось то, что я сказала.

— Конечно, повезло. Вы идите, Мирослава Лазаревна. Вам отдохнуть надо. В вашем положении нельзя сильно нервничать. Вы бы поспали. У вас есть к кому поехать?

В каком положении? Я не ответила, вышла из кабинета, завязывая шарф и кутаясь в куртку. Не к кому мне ехать. Джокер не отвечал на мои звонки и не звонил сам… Джокер. Я истерически расхохоталась. Нет, уже не Джокер. А Костя. Костя Туманов, которого и нет вовсе. Ни по одному документу. Который сгорел в каком-то селе.

"Свидетель обвинения Забродов, подтвердил, что обвиняемый был агрессивной личностью. Он неоднократно избивал сына Забродова и угрожал расправой самому свидетелю…".

Я приехала домой, поднялась к себе в квартиру и села на пол у стены, так и не раздеваясь. Какое-то онемение внутри. Жуткое онемение. Меня словно выключили. Я вроде функционирую. Думаю, двигаюсь, хожу. А мне кажется, я все это делаю во сне. Под каким-то гипнозом. А еще мне до боли хочется к нему… Когда плохо, так тянет к тому, кого любишь, кто сильнее. Кто может мне сказать: "Проснись, Принцесса, это просто кошмар. Я рядом. Открой глаза. Посмотри на меня, девочка".

И мне хотелось к НЕМУ. Чтобы обнял и прижал к себе, чтобы гладил по волосам, пока я смотрю в одну точку. Только он тоже часть этого кошмара… и я постепенно начинаю понимать, что он самая главная его часть. Не мелкий пазл, а основная конструкция всей картины… я бы даже сказала, ее автор.

Боже. Как же холодно и включать отопление не хочется. Вообще не хочется шевелиться. Спать хочется. Закрыть глаза и проснуться где-то в позавчера. У него дома. В его постели. Сунула руки в карманы, и пальцы сжали флэшку. Вскочила и бросилась к ноутбуку. Включила на полную громкость и снова по стене на пол, обхватив себя руками и глядя на монитор.

Пока там кадры с Димой и его любовником мелькают, у меня перед глазами совсем другие кадры. Фотографии на стене в кабинете следователя. Одна, вторая, третья… И сначала, цепляясь за фамилии, а потом эти же фамилии в тех статьях, что прочла вчера. В голове туман и густое марево. В ушах звенит, и я снова смотрю на монитор. Все расплывается перед глазами. А дальше голос Димы на всю комнату. Пьяный голос, срывается на хохот, язык заплетается.

"Мое первое дело, Олежек. Видишь, мальчика? Убийцааааа. Маму с папой зарезал, сестре горло перерубил. А он не виноват, Олежааа. Все думали, что он, а я знал… знал, что не убивал. Знал и в психушку засунул, чтоб папа не узнал, как я трахал того нарика, который порешил всю семейку. Сссуку такую…

— Ты серьезно? Я помню, об этом все газеты пестрели.

— Да ты еще сопливым был.

— Ну читать — то умел. Ты был его адвокатом?

— Быыыл. Я б его вытянул. Я бы прославился еще тогда… Это взрыв был бы. Но… блядь. Связь у меня был в универе…

— Кобелинааа.

— Отец меня в бараний рог бы скрутил… ик… он ненавидит педерастов. Говорит, яйца бы им отрезал тесаком тупым… ик… наследства бы лишил… Но я все уладил.

— Да, ты у меня крутой сукин сын. Не жалко пацана?

— Да лох он. Ничего. Сидеть — то кто-то должен. А я его в санаторий почти. Всех на суде порвал. Всеееех. Его даже жалели. Вот двинет отец копыта, все мне достанется, и заживееем мы с тобой. А так все бы этой чокнутой суке отписал.

— Кому?

— Да сестре моей слабоумной. Убрать бы ее с дороги. Как кость поперек горла. Ничего. Я ее тоже в санаторий определю. После пожара мозгами двинулась. А это я дом поджееег. Яяяяя. Все я. Что-то хреново мне. Блевать охота. Ты что мне подсыпал, а?

— Да нажрался ты, Белозеров. Я-то тут при чем? Какой пожар?

— Какая разница теперь? Воды принеси. Сушит меня. И отсоси. Кончить хочу. Сука она… на хрена они ее родили? Им меня мало было? Я бы ее еще в детстве утопил… ик… и топил, а она не тонет. Как дерьмо какое-то, всплывает и всплывает. В огне не горит. Неубиваемая…

— Ты что несешь, Дим?

— Ничего. Соси давай.

— У тебя не стоит.

— Так подними".

Я закрыла глаза, облокотившись о стену. Вот что увидел отец. Вот почему выстрелил. Потому что понял все. Понял, что нет и не было семьи никогда. Нас всех не было. Спектакль окончен. Свет погас и декорации сгорели.

И внутри ни слез, ни ненависти. Пустота, как в пустыне. Даже эхо своего голоса слышу. Идеальная семья Белозеровых.

Сын — конченый ублюдок и отец — убийца… Сама не понимаю, как головой о стену бьюсь и хохот свой истерический слышу. Сначала слегка. А потом все сильнее и сильнее затылком, сжимая виски руками. И перед глазами опять эти лица со стены следователя. Хороводом. Вереницей. Одно за другим… и там же лицо Димы с его ухмылкой. Закричала, сильно ударилась головой. Крик перешел в стон…

"— Не всегда нужно помогать. Иногда достаточно просто не мешать.

— Чему?

— Правосудию".

Зажмурилась, скривилась от боли, которой свело все тело… А в комнате голос Джокера зазвучал под тихую музыку на заднем фоне.

* * *

"Мы обязательно встретимся

Слышишь меня? Прости.

Там, куда я ухожу, весна.

Я знаю, ты сможешь меня найти.

Не оставайся одна".

© Мертвые Дельфины — Весна


Голос затих, а у меня дыхание остановилось и словно ножом прямо в сердце. Глубоко по самую рукоятку. Да так, что заорать захотелось в агонии. Вскочила с пола, ключи со стола стянула и бросилась к двери.

НЕТ. Не смей… Не смей этого со мной делать, Костя. Не сейчас. Не сегодня. По лестнице вниз, спотыкаясь, ломая ногти о перила… а в голове все еще его голос звучит под музыку, от которой кровь стынет в жилах:

"— Здравствуй, моя Принцесса. Моя. Да, моя. Мне кажется, я мог бы повторять это слово вечность. Три буквы, от которых тело сводит странной судорогой радости и дикой ревности. Ревности, потому что никогда не смогу звать тебя так с абсолютной уверенностью. Без оглядки в себя самого. Смешно, я бы предпочел любого соперника, самого успешного и лучшего из мужчин, тому, который есть у меня сейчас. От них хотя бы можно избавиться…

Если бы мог предусмотреть, что так прочно увязну в тебе, черта с два я бы подругу твою тогда убил и на ее место устроился. Больно стало, да, маленькая? А ведь это я сделал. Просто потому что мешала она мне. Попутная жертва. Я так их всех называю. Без вины виноватых. Тех, кому не повезло оказаться в радиусе моей мести. Понимаешь теперь, о каком монстре я тебе говорил?

Помнишь, мы говорили о том, что Принцесса без Дракона и не Принцесса вовсе, а так, напомаженная Барби, скучающая в ожидании своего инфантильного Кена? Тебе повезло, у твоего Дракона, как полагается, три головы. Или не повезло… Теперь ты знаешь это, Мирослава. Не испугалась? Пожалуйста, бойся. Бойся, чтобы держаться как можно дальше".


Больно ли мне? Да мне от боли биться головой о стены хочется… Мне терять тебя больно. Да, я уже стала частью тебя. Я трансформировалась, Джокер. Не знаю кто я теперь. Может быть я ищу тебе оправдания, а может быть я такая же, как и ты… Но я уже сделала свой выбор. А Нина… пусть она нас простит. Пусть простит мне мою одержимость тобой. И да, мне страшно. Мне страшно остаться в этом мире без тебя. Ты отнял у меня все… ты, по сути, разрушил мою жизнь. Не отнимай у меня последнее, что осталось — самого себя. Или возьми меня с собой.


"Правда, мне кажется, ты не из тех, чтобы опустить руки на полпути. Ты, наверняка, решила узнать все, моя упертая девочка, и ни за что не станешь выкидывать эту флешку, не прослушав ее до конца. А ведь я бы хотел, чтобы ты сделала именно так. Выбросить ее к чертям собачьим в окно, вышвыривая "меня из своего мира. И тогда, возможно, мне будет гораздо легче, потому что совесть не будет мучить. Ты тоже усмехнулась словам о совести? Не буду говорить, что у такого монстра она может быть. Не может. Она атрофировалась, изменилась, уменьшившись до размеров молекулы, и вот-вот грозит лопнуть и исчезнуть окончательно.

А ты знаешь, нет. Все же нет. Не отступился бы от тебя, будь у меня еще один шанс. Снова и снова писал бы тебе, эгоистично желая хотя бы ненадолго насладиться тем счастьем, которое пил все это время. Счастьем крепостью в семьдесят градусов.

Я ведь и тебе свой приговор вынес. И даже сценарий придумал особенный. Хотел, чтобы он ту же боль почувствовал, потеряв сестру… А теперь самого колбасит только от мысли, что вред могу тебе причинить".


Ключи не попадают в зажигание, пальцы не гнутся ледяные.

Двигатель взревел, и я сорвалась с места, вдавливая педаль газа. Как назло, дождь градом, и молнии вспышками режут сизые облака. Взгляд на спидометр… и больше нельзя… нельзя в городе. А мне кажется машина, как черепаха ползет. Сердце в горле колотится. Каждую секунду отстукивает. Болезненные удары. Вместе с той сиреной. Воет внутри меня. Оглушительно громко, а меня трясет от понимания, что, возможно, я уже не успею… Не успею. Потому что он прощался со мной. Я это между слов его услышала. Слишком хорошо знала. И трэк… он на повторе в голове. Какая весна, любимый? Нет весны без тебя и зимы нет. Ничего нет. Мира нет. Не смей меня бросать.


"Ты ищешь ответы на свои вопросы… а я даже не знаю, что рассказать тебе. Я бы хотел сейчас говорить совершенно другое. Хотел рассказать, как сильно люблю тебя. Кстати ты знаешь, что это такое — любить СИЛЬНО? Словно одержимый желать, чтобы ты была со мной, даже когда меня нет? Сообщения на автоматическую отправку, зная, что ты будешь думать обо мне и улыбаться, получая их. Даже будучи с другими. С другим. Сильно — это когда в груди будто тисками давит с такой мощью, что трудно дышать от ощущения будто крошатся ребра. Даже когда ты рядом со мной, даже когда я в тебе, я продолжаю чувствовать эти тиски внутри. Ни минуты покоя. Из-за них корежатся внутренности и катастрофически не хватает кислорода. Вечная агония. И я не знаю, насколько меня хватит терпеть ее".