Этого Джонатана он пока в себе не узнавал. Ему было невозможно представить себя как человека с будущим и прошлым. Пока он чувствовал, что запнулся где-то на середине пути, при этом прошлое было расплывчатым, настоящее – мутным, а будущее – нереализованным. Казалось, что ничего из его настоящего не перейдет в будущее. Он чувствовал себя рисунком на детском «Волшебном экране» – эфемерным и ненастоящим. Одно движение – и его нет.

C Джули же он обретал очертания. Становился ее бойфрендом, женихом, раздражителем. Он попадал в фокус жизни, только когда стоял на шаг позади нее, даже несмотря на то, что этот человек рядом с ней по большей части был не он.

Он взглянул на собак. Когда они смотрели на него, то видели в нем его настоящего – человека, гуляющего с ними по городу, позволяющего им есть хот-доги с асфальта, заботливого, любящего, доверяющего им. Мог ли он ожидать от жизни чего-то большего, чем отношения с собаками? Ему казалось предательством уже одно то, что он считал эти отношения недостаточными. Если тебя любят собаки – это круто. Наверное, не так круто, как если тебя любит человек, но все же.

На рыночной площади было много мужчин и женщин, которые разговаривали с собаками, несли их на руках, поправляли им пальто и свитера, спрашивали их мнение по поводу никому не нужного хлама. И ни одна собака не отвернулась с презрительной миной и не пробурчала: «Ну, это же бесполезная трата денег».

И как можно после этого предпочесть собакам людей?

Джули подозвала его, чтобы показать бесконечно уродливую оранжево-коричневую керамическую вазу. «Керамику все сейчас собирают», – прошептала она ему в ухо, и Джонатан усилием воли изобразил на лице некое подобие выражения радости на морде Сисси. «Собирают? Вот это да! Давай, бери», – говорило его лицо, но, увидев ценник, он тотчас отвернулся. Триста долларов не украшали неприглядную для него вещь. Но для Джули, судя по всему, цена превращала чудовище в красавицу.

– Что думаешь, Джонатан? Мне стоит ее купить? – ее глаза блестели от предвкушения, и было очевидно, что по какой-то причине ей хотелось эту вазу. Очень хотелось. Он мог осчастливить ее, сказав: «Да, она прекрасна! И принесет тебе много радости! Я тебе ее куплю!»

Но ничего подобного он не сказал.

Она вздохнула и поставила вазу на место.

Остаток выходных прошел за длинными прогулками и вкусными обедами на фоне прекрасных пейзажей. С Филом и Остином они расстались добрыми друзьями, получив приглашение приехать на Рождество, обещание слать фотографии собак и гарантию щедрых скидок до конца жизни.

На обратном пути в Нью-Йорк Джули была задумчива.

– В чем дело? – спросил Джонатан.

– Надо было мне купить эту вазу, – ответила Джули.

Джонатан не знал, что на это ответить, поэтому просто промолчал.

18

Встреча с Лоренцой была назначена на вторник, 16:30.

Джонатан приехал в 16:20 вместе с собаками. Весь день он пил только кофе, и сейчас у него уже тряслись руки. Джули встретила его на ресепшене.

– Ты в порядке?

– Да, – сказал он, целуя ее. Данте и Сисси вежливо сидели рядом.

– А с ними что будем делать? – не могла скрыть своего раздражения Джули.

– Может, ты погуляешь с ними, пока не закончится встреча?

Джонатан втайне надеялся, что десяти минут за глаза хватит для обсуждения всего, что касается свадьбы.

– Лоренца хочет, чтобы присутствовали мы оба. Нужно определиться с тематикой, а для этого ей необходимо прочувствовать тон наших отношений.

Джонатан поморщился. Он сомневался, что их отношения выдержат такое испытание. Он мигом представил, что они выскакивают из своего убежища, как Смауг, и превращают всех и вся в пепел.

Чем больше он об этом думал, тем больше ему хотелось, чтобы эти похороны поскорее закончились.

– Ты сказал «похороны»?

– Нет, – удивился Джонатан. – Почему ты то и дело повторяешь это слово?

– Это не я его повторяю.

– И не я.

– Ладно, закончили. Познакомься, это Лоренца, – вздохнув, представила коллегу Джули.

– Приятно, – отрезала Лоренца, нехотя протянула Джонатану руку и оглядела его с ног до головы, сканируя, как компьютерный томограф. В результате она выдала гримасу, подтверждающую все ее наихудшие опасения.

Джонатан тоже не сводил с нее глаз. Она словно только что вышла из черно-белого ксерокса. У нее были черные волосы, бледная кожа, черный пиджак, белая мужская рубашка, черные башмаки и черные штаны. Носков не было. Образ дополняла геометричная стрижка, черные изогнутые брови, черный лак на ногтях и красно-черная помада.

– Так вот, значит, как здесь выглядит арт-директор, – протянул Джонатан. – Никогда бы не подумал.

Лоренца пристально посмотрела на Джонатана, а затем на Джули.

– Хорошие собаки. Вы думали их задействовать во время церемонии?

Джонатан мигом представил Джули в простой белой льняной сорочке, из-под которой выглядывают кружевные панталоны, и с длинным посохом, украшенным розовым бантом. Данте бегает взад-вперед, расставляя группы мохнатых ягнят в слово «Да» на фоне бледно-зеленой травы. Для него на этой свадьбе роли не было, но его это не беспокоило. Он мог и попозже подойти, на вечеринку.

– Джонатан, – довольно угрожающе сказала Джули.

– Собаки, – повторил Джонатан, возвращаясь к реальности. – Как ты думаешь, Джули?

– Никаких собак.

Собаки смотрели на нее снизу вверх – Сисси испуганно, а Данте – прикрыв глаза, без каких-либо эмоций.

– У меня нет возражений.

Джонатан изо всех сил старался выглядеть заинтересованным и переживающим за результат, но затем подумал, что рискует перебрать с гримасами. Он совсем забыл, как должно выглядеть в его исполнении обычное выражение лица.

Джули не обращала на него никакого внимания, заискивающе улыбаясь Лоренце.

– А у тебя какое видение?

Лоренца посмотрела сначала вверх, затем вниз, глубоко вдохнула, выдохнула, снова направила взгляд в какую-то точку пространства, а потом вытянула руку и заговорила.

– Вижу фермерские пейзажи в свежих весенних тонах. С вкраплениями мяты, персика и фиалок. У подружек невесты наряды цвета сепия, букеты – из подснежников и белых лилий. Настроение весеннего обновления – с зелеными ростками и землей.

Джули подалась вперед вместе со стулом.

– Ух ты!

Джонатан смотрел в окно, панически пытаясь придумать, что сказал бы сейчас нормальный человек. Что вообще такое «сепия» – цвет или стиль?

– А платье?

Лоренца замолчала, отвернулась, глубоко вздохнула и вернулась в исходное положение.

– Цвет морской волны, – многозначительно выдохнув и выдержав драматическую паузу, сказала она.

– О-о-о! – Джули в приливе эмоций закрыла руками лицо.

По ее виду Джонатан понял, что только что случилось что-то важное.

– Цвет морской волны, – эхом повторил он. – Чудесно! – и он нервно взглянул сначала на Лоренцу, а потом на Джули.

Вдруг с лицом Джули что-то произошло, как будто бы она переживала религиозное обращение.

– Мне кажется, я начинаю понимать твое видение. Мне кажется… о, я еле дышу. Это что-то сумасшедшее!

Лоренца вопросительно взглянула на Джонатана, который смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

– Да, – выдавил из себя он. – Думаю… да, – при этом он понятия не имел, с чем именно соглашался.

– Значит, решено, – сказала Джули. – Мы просто влюблены в твое видение. Все как один.

Джонатан был не один, их было трое. Сисси подвинулась поближе к его стулу и лежала под ним, свернувшись клубочком, положив голову на лапы и выражая некоторое беспокойство. Данте повернулся к происходящему под небольшим углом, но, судя по положению ушей, он не пропустил ни единого слова.

Несмотря на то, что за прошедшие месяцы в его отношениях с собаками случались противоречивые моменты, сейчас Джонатан ощутил прилив благодарности к ним за их присутствие. Они были на его стороне, пусть даже не старались изо всех сил действовать в его интересах и наладить его жизнь с Джули.

Вдруг он совершает огромную ошибку, подписавшись на эту авантюру? Может, четырех лет все же мало, чтобы достаточно хорошо узнать женщину и жениться на ней? Или не жениться.

– …не черный. Темный жженый шоколад.

Джули изо всех сил закивала, и Джонатан понял, что они говорили про его костюм. Он не знал, будут ли жечь шоколад до того, как он наденет костюм, или по ходу действа. Он мысленно добавил эту сцену в «файл по имени Джонатан»: он, жених, в языках пламени, с криками носится по свадебной площадке, а из рукавов и из-за ворота костюма у него выбивается пламя.

Ему хватило ума не озвучивать свою мысль.

– Мне нужно идти, – сказал он.

И не дожидаясь чьего-либо согласия, он отодвинул стул и вышел вместе с собаками. Джули почти не обратила на него внимания, но Лоренца покачала головой.

Выйдя за дверь, он почувствовал громадное облегчение. Они что, весь воздух из той комнаты откачали? Он был мокрый от пота, с трудом мог дышать, рот его скривился от усталости. С другой стороны улицы зазывающе подмигивала неоновая вывеска с названием одного из старейших баров Нью-Йорка. В это время там было практически пусто, если не считать нескольких бывалых алкашей. Он вошел с собаками, и никто ничего не сказал.

– Двойной бренди, пожалуйста, – сказал он, покачав головой на вопрос про лед.

Он заказывал бренди впервые, но знал о его восстанавливающих свойствах. Двойной бренди, без сомнений, будет восстанавливать вдвое эффективнее. Размер порции оказался больше, чем он ожидал, но он выпил до дна и застучал стаканом по стойке, желая повторить. Джонатан не помнил, ел ли что-нибудь за целый день. Воспоминания привели его к красивому круассану, который испекла красотка Клеменс. Он не успел смахнуть слезу с глаза, как выпил вторую порцию и заказал третью. Выпил, заплатил и попытался пойти к выходу. Его шатало из стороны в сторону, как отвязного танцора. Собаки, поняв, что ситуация критическая, окружили его с разных сторон. Таким образом, образовав три точки опоры, они двинулись в офис.