– Нет, конечно. Я, правда, в последнее время не сравнивал. Может, поговорим об этом потом? Полет был долгий. Два полета.

– Можем поговорить завтра. Мы будем обсуждать это каждый день, пока не найдем решение.

– Дон, все кончено. Я с этим смирился. А теперь расскажи, каково ощущать себя будущим отцом.

– Пока никаких ощущений. Слишком рано.

– Вот я думаю, не порасспрашивать ли мне тебя об этом каждый день, пока мы не найдем решение. Нервничаешь?

– Как ты догадался?

– Все мужчины одинаковы: боятся, что после рождения ребенка отойдут на второй план, о сексе придется забыть и они станут никому не нужны.

– Я – не все. Думаю, мои проблемы будут носить уникальный характер.

– И решишь ты их тоже нестандартным способом.

Это оказалась чрезвычайно ценная мысль. Вообще-то умение решать проблемы – моя сильная сторона. Но нынешняя дилемма мне пока не поддавалась.

– Что мне сказать Рози? Она спрашивает, каковы мои ощущения.

– Скажи, что ты взволнован перспективой будущего отцовства. Не грузи ее своими сомнениями. Портвейн есть?

Наверху снова загрохотала музыка. Портвейна у меня не было, вместо него я принес куантро, и мы сидели молча, пока Рози не пришла за мной. Джин уснул в кресле. Наверное, так удобнее, чем на полу. И уж точно лучше, чем быть бездомным в Нью-Йорке.

В спальне Рози улыбнулась и поцеловала меня.

– Так что, ситуация с Джином приемлемая?

– Нет. Неприемлемая. Так же как и пивной запах, с которым придется что-то делать, если ты не хочешь, чтобы меня рвало каждый вечер и каждое утро. И естественно, тебе придется поговорить с людьми наверху по поводу шума. Не вставишь же ты беруши младенцу. Но квартира потрясающая, настоящее сокровище.

– Достаточно хороша, чтобы забыть о проблемах?

– Почти. – Рози улыбнулась.

Я смотрел на самую красивую женщину в мире, которая в одной великоватой ей футболке сидела передо мной на постели – нашей общей постели. И ждала от меня слов, которые позволят продолжаться этой экстраординарной ситуации. Я глубоко вдохнул, затем с шумом выдохнул и вновь набрал воздух, чтобы начать говорить.

– Я невероятно взволнован тем, что стану отцом.

Я употребил слово «взволнован» в том же смысле, как если бы я описывал электрон, пришедший в состояние возбуждения: возросла его активность, а не эмоции усилились. Так что я говорил искренне, и это было неплохо – в противном случае Рози определила бы, что я лгу.

Рози раскинула руки и обняла меня на гораздо более долгий отрезок времени, чем Джина. Я почувствовал себя намного лучше. Теперь я мог дать мозгу отдохнуть и наслаждаться близостью Рози. Джин дал мне отличный совет, и это оправдывало его присутствие, по крайней мере с моей точки зрения. А проблемы шума, пивного запаха и отцовства я решу по-своему.


Я проснулся с головной болью, причиной которой я посчитал стресс, связанный с воспоминаниями о Происшествии с голубым тунцом. Моя жизнь становилась более сложной. Вдобавок к обязанностям профессора и супруга я теперь отвечал за пиво, Джина и, скорее всего, за Рози, которая, как я предполагал, продолжала легкомысленно относиться к своему здоровью даже в этот принципиально важный период. И разумеется, для подготовки к отцовству мне предстояло кое-что тщательно изучить.

В условиях возросшей нагрузки действовать можно было двумя путями. Первый состоял в том, чтобы более жестко планировать и эффективно распределять время, введя показатель относительной важности для каждой задачи и учитывая степень ее воздействия на конечные цели. Или погрузиться в пучину хаоса. Выбор был очевиден. Настало время для проекта «Ребенок».

Я подозревал, что Рози отреагирует негативно, если я установлю в гостиной лекционную доску. Но нашлось отличное решение. Белая кафельная плитка на стенах моего нового кабинета, то есть ванной, была высокой и узкой – примерно тридцать сантиметров в высоту и десять сантиметров в ширину. Готовая сетка для таблицы, а поверхность пригодна для большого маркера. На одной стене насчитывалось девятнадцать рядов плитки по семь штук в каждом, за вычетом одной, которую занимал держатель для туалетной бумаги, и другой, которую он скрывал из виду – практически идеальный трафарет для сменного календаря на восемнадцать недель. Каждую плитку можно разделить на семнадцать ячеек в соответствии с количеством часов бодрствования, и остается еще возможность вертикального деления. Вряд ли Рози увидит этот план, учитывая ее намерение не вторгаться в мое личное пространство.

Разумеется, я мог нарисовать таблицу на компьютере или воспользоваться программой-календарем. Но стена была намного больше экрана, и, когда я занес в нужные клетки намеченные научные встречи, тренировки в центре боевых искусств и пробежки до рынка в Челси, я внезапно испытал чувство комфорта.


На следующее утро после приезда Джина мы вместе отправились на метро в Колумбийский университет. Дорога от нашей новой квартиры туда занимала гораздо меньше времени, и я соответственно сдвинул вперед время ухода на работу. Рози еще не успела перестроить свое расписание и поехала поездом, который отправлялся раньше.

Я использовал этот промежуток для того, чтобы поговорить с Джином о его семейных проблемах.

– Она тебя отвергла, потому что ты ее обманывал. Многократно. Уже после того, как пообещал остановиться. Поэтому теперь ей надо убедиться, что ты больше не будешь ей лгать и изменять.

– Говори потише, Дон.

Я повысил голос, чтобы яснее донести до него важность сказанного, и окружающие начали неодобрительно на нас коситься. Женщина, выходившая на Пенн-стейшн, бросила: «Стыдитесь!» Стоявшая за ней добавила: «Свинья». Мои доводы вовремя нашли подтверждение, но Джин попытался сменить тему.

– Об отцовстве больше не думал?

Пока что в моем «плиточном» расписании мероприятия, связанные с грядущим появлением младенца, не значились, хотя именно оно послужило толчком к созданию таблицы. Возможно, в ответ на непредвиденное развитие событий мой мозг включил простейший защитный механизм, то есть предпочел игнорировать этот факт. Соответственно, я должен был сделать две вещи: признать предстоящее рождение ребенка, объявив об этом во всеуслышание, и провести некоторые изыскания.

Обустроив Джина на его новом рабочем месте, мы пошли пить кофе с профессором Дэвидом Боренштейном. Рози присоединилась к нам скорее в роли жены, нежели студентки медицинского факультета. В свое время Дэвид очень помог нам с Рози с визами и переездом.

– Ну, что нового, Дон? – спросил он.

Я уже собрался рассказать Дэвиду о последних результатах моего исследования генетической предрасположенности к циррозу, которое близилось к завершению, когда вспомнил о своем решении признать будущее отцовство.

– Рози беременна, – сказал я.

Воцарилось молчание. Я сразу понял, что допустил ошибку, поскольку Рози пнула меня под столом. Это было бессмысленно, ведь я не мог взять свои слова назад.

– Что ж, – сказал Дэвид, – поздравляю.

Рози улыбнулась.

– Спасибо. Мы еще почти никому не говорили, поэтому…

– Разумеется. И могу вас заверить, что за время моего руководства факультетом вы далеко не первая студентка, которая наносит ущерб процессу своего обучения.

– Я не планирую наносить ущерб процессу обучения.

Таким тоном Рози обычно произносит фразу: «Задолбал ты меня, Дон Тиллман». Использовать его в разговоре с Дэвидом было неразумно.

Но Дэвид не распознал эту интонацию или предпочел ее не заметить.

– Я не тот, с кем вам стоит обсуждать эту тему, – ответил он. – Поговорите с Мэнди Рау. Вы знаете Мэнди? Она возглавляет соцотдел факультета. Не забудьте сказать ей, что на вас распространяется медицинская страховка Дона.

Рози хотела что-то добавить, но Дэвид поднял руки, демонстрируя, что не собирается продолжать этот разговор, и мы перешли к обсуждению программы, которой предстояло заниматься Джину.

От второй чашки кофе Дэвид отказался.

– Простите, но мне пора. Дон, у меня есть несколько вопросов по твоему исследованию. Давай пройдемся. Джин, присоединяйтесь, если есть желание.

Хотя генетическая предрасположенность к циррозу Джина нисколько не интересовала, он все равно пошел с нами.

– Как я понимаю, вы завершили этап исследования, на котором необходим приглашенный профессор, – сказал декан.

– Предстоит проанализировать большой объем данных, – ответил я.

– Это ровно то, что я имел в виду. Я подумал, что вам, возможно, понадобится помощь.

– Только если это не потребует оформления гранта.

Как правило, бумажная волокита в случае привлечения кого-то нового в проект отнимает больше времени, чем если делаешь работу сам.

– Нет, вам не понадобится оформлять грант. В этом конкретном случае такой нужды нет.

Дэвид рассмеялся, Джин вслед за ним.

– У меня на примете есть человек. Она защитила диссертацию и умеет работать со статистическими данными. На самом деле, устраивая ее к вам, я оказываю услугу личного характера, но это всем пойдет на пользу. И с визами там, кстати, все в порядке.

– Берем, – сказал Джин.

Список публикаций Джина переполнен такими соавторами, трудившимися под его мудрым руководством. Я, например, не хочу, чтобы моя фамилия стояла на докладах, которые я не писал. Но я был признателен Дэвиду Боренштейну, что мне не придется тратить время на работу, которую можно поручить кому-нибудь рангом пониже – и кто только выиграет от этого в профессиональном отношении.

– Ее зовут Инге, – сообщил Дэвид. – Она из Литвы.

Джин оставил нас, и некоторое время мы с Дэвидом шли в молчании. Я предположил, что он размышляет – приятное отличие от большинства людей, считающих, что паузу в разговоре надо обязательно заполнить. Мы были почти у дверей его кабинета, когда Дэвид вновь заговорил:

– Дон, соцотдел предложит Рози взять академический отпуск. Это разумно. Но таких хороших студентов, как Рози, мы терять не хотим. Время вы выбрали неудачно. Она, вероятно, пропустит первую половину самого важного года клинической практики, потом родит и вернется во втором семестре или в следующем учебном году. Я думаю, все же она пропустит целый год. За это время вам стоит решить, кто и когда будет сидеть с ребенком, и надеюсь, вы разделите с Рози эту обязанность.