– Прикольно. Надо будет обязательно рассказать маме. Только она не должна знать, что мы разговаривали.

– Почему?

– Я сделала, как ты сказал. Я превратила это в шутку.

– Что ты превратила в шутку?

– Одна девчонка сказала, что у моего папы типа сто любовниц, а я сказала, что это потому, что он клевый. А ее папа не такой клевый, поэтому он трахает только ее мать, которая вообще тролль.

– В смысле охраняет мост? Как в сказке?

Юджиния засмеялась.

– Нет, в смысле достает других в соцсетях. Папа назвал ее троллем. Ну вот, и все стали смеяться над этой девчонкой, а не надо мной, а потом другая девчонка нас всех спалила, и нам на неделю запретили выходить из дома, а мама получила замечание. И мы теперь все против нее.

– Против твоей матери?

– Нет, против той девчонки, которая на нас настучала.

– Возможно, вам стоит создать расписание, чтобы подвергаться издевательствам по очереди. Это поможет избежать несправедливости.

– Не думаю.

– Но проблема решилась?

– У нас тут другая проблема, – сказала Юджиния очень серьезно. – Карл.

– Над ним тоже издеваются?

– Нет. Он говорит, что, если папа вернется домой, он его убьет. Из-за любовниц.

Голос Юджинии свидетельствовал о сильном волнении. Я обнаружил признаки возможного появления слез.

– А я очень хочу, чтобы папа вернулся.

Прогноз оказался правильным. Юджиния заплакала.

– Решение проблемы невозможно до тех пор, пока ты не контролируешь свои эмоции, – сообщил я.

– Ты можешь поговорить с Карлом? С папой он разговаривать не станет.


Мачеха Карла – психолог-клиницист. Отец возглавляет отделение психологии в крупном университете. Но вразумить их сына должен я – ученый-генетик, заточенный под понимание логических связей и абстрактных идей, но практически не разбирающийся в тонкостях межличностных коммуникаций.

Я нуждался в помощи. К счастью, она – в виде Рози – была под рукой.

– Сын Джина хочет его убить, – сообщил я.

– Придется ему постоять в очереди. Джин что, опять где-то шляется с Инге?

– Совершенно верно. Я пытался ее предупредить. Что мне сказать Карлу?

– Ничего. Ты не можешь брать на себя ответственность за жизнь всех окружающих. С Карлом должен говорить Джин. Он его отец. А тебе он – сосед по квартире. Уже полтора месяца как. Что тоже необходимо обсудить.

– У нас длинный список тем для обсуждения.

– Я знаю. Но давай не сейчас, хорошо? А то я потеряю мысль.

Два часа спустя я постучался и вошел в кабинет Рози. Пол был усеян бумагой, зажеванной принтером. Такое состояние бумаги делало невозможным ее повторное использование и затрудняло утилизацию. Заметно было, что Рози также находится в нерабочем состоянии.

– Помочь?

– Не надо, разберусь. Просто меня все это, мать его, бесит. Я разговаривала со Стефаном по скайпу, и все сходилось, а теперь не сходится. Я не понимаю, как я со всем этим справлюсь за три недели.

– Это может иметь серьезные последствия?

– Ты знаешь, что я должна все закончить за каникулы. И я, наверное, смогла бы это сделать, если бы мозги у меня работали и мне не надо было заниматься проблемами Джина. И походами к врачу. У которого я, кстати, побывала. УЗИ в следующий вторник в два дня. Ты доволен?

– Это почти на две недели позже, чем положено.

– Доктор сказал, двенадцать недель – нормально.

– Двенадцать недель и три дня. В Книге сказано: от восьми до одиннадцати недель. Опубликованное согласованное мнение важнее заключения одного практикующего врача.

– Как бы то ни было. Сегодня я сходила к гинекологу. Врач мне понравилась. Все остальное будем делать по правилам.

– И в соответствии с проверенными на практике последними достижениями науки? Следующее ультразвуковое исследование должно произойти на сроке от восемнадцати до двадцати двух недель. Я рекомендую двадцать две недели, поскольку первое назначили слишком поздно.

– Я запишусь на двадцать две недели, день в день, час в час. Между прочим, здесь эта процедура называется сонограмма. Но прямо сейчас я хочу закончить со своими статданными прежде, чем пойду спать. И еще я хочу бокал вина. Один.

– Алкоголь запрещен. Первый триместр еще не закончился.

– Если ты не нальешь мне вина, я выкурю сигарету.

Я мог помешать Рози употребить алкоголь, только применив насилие или ограничив ее в возможности перемещения в пространстве. Поэтому я принес в кабинет бокал белого и сел в свободное кресло.

– Сам не будешь? – спросила она.

– Нет.

Рози сделала глоток.

– Дон, ты что, разбавил его водой?

– Это вино с низким содержанием алкоголя.

– Теперь-то уж точно.

Я смотрел, как она делает второй глоток, и представлял, как алкоголь проникает через плацентарный барьер и повреждает клетки головного мозга нашего нерожденного ребенка, уменьшая шансы Бада стать будущим Эйнштейном и превращая его в физика, который остановится в шаге от того, чтобы поднять науку на новый уровень. В ученого, который, по определению Ричарда Фейнмана, не приобретет невиданных доселе познаний об устройстве Вселенной. Или, учитывая наличие медиков в генеалогическом древе Рози, споткнется на пороге открытия лекарства от рака. Несколько клеток мозга, погубленных иррациональными поступками матери, которая находится под воздействием гормонов беременности…

Рози посмотрела на меня.

– Все ясно. Иди и приготовь мне апельсиновый сок, пока я не передумала. А потом покажешь, как правильно анализировать эти сраные данные.

Джин сидел у меня в кабинете, когда Инге принесла небольшую посылку, пришедшую по почте.

– Секретарю доставили. Это для Дона. Из Австралии.

Пока Джин и Инге обсуждали планы на ланч, я пытался разобрать небрежно написанное имя отправителя: Фил Джармен. Бывший игрок в австралийский футбол, ныне владелец фитнес-клуба и отец Рози. Почему он отправил посылку на адрес Колумбийского университета?

– Я полагаю, это для Рози, – сказал я Джину после того, как Инге ушла.

– Адресовано Рози?

– Нет, адресовано мне.

– Тогда открывай.

В посылке обнаружилась коробочка, в ней – кольцо с бриллиантом. На обручальном кольце, которое я подарил Рози, бриллиант был больше.

– Ты этого ждал? – спросил Джин.

– Нет.

– Тогда должно быть еще письмо.

Джин оказался прав. В посылке обнаружился сложенный лист бумаги.

«Дорогой Дон.

Прилагаю кольцо. Оно принадлежало матери Рози, и та хотела, чтобы оно было у нее. По традиции, на первую годовщину свадьбы дарят семейное кольцо, и мне будет приятно, если ты примешь этот подарок от меня и матери Рози и передашь ей.

С Рози бывает нелегко, и я всегда боялся, что человек, за которого она выйдет замуж, не сможет сделать ее счастливой. Судя по тому, что она мне рассказывает, у тебя пока все получается. Скажи ей, что я по ней скучаю, и не считай, что в жизни что-то бывает навсегда.

Фил (твой тесть).

P. S. Я научился этому твоему айкидо. Если ты все прощелкаешь, я приеду в Нью-Йорк и выбью из тебя все дерьмо».

Я протянул письмо Джину. Он прочитал, затем сложил листок.

– Дай мне минуту подумать, – попросил он.

Я обнаружил в его поведении признаки волнения.

– Мне кажется, что Фил обо мне не лучшего мнения, – сказал я.

Джин встал и принялся ходить по комнате. Мы оба так поступаем, когда размышляем над трудной проблемой. Мой отец любит цитировать Торо. «Генри Дэвид Торо, американский философ, Дон, – говорил он мне, когда я расхаживал по нашей гостиной, ломая голову над математической задачей или шахматным этюдом, – сказал: никогда не доверяй решению, принятому сидя».

Джин закрыл дверь кабинета.

– Дон, пожалуйста, сделай кое-что ради меня. Представь, что твой ребенок уже родился, и это девочка, и ей десять лет. И вот вы едете втроем на машине, Рози за рулем, ты рядом, потому что выпил, и попадаете в аварию. Ты знаешь, что произойдет дальше, а я знаю, потому что ты мне рассказывал эту историю, – ты оказываешься перед эволюционным выбором и спасаешь свою дочь, а не Рози. И вас остается только двое.

Джин разволновался так, что не мог говорить. Я решил ему помочь:

– Естественно, я знаю, что произойдет дальше.

Это была история из жизни Фила, Рози и ее матери, только имена Джин назвал другие.

– Нет, не знаешь. Эта история тебе известна как нечто, произошедшее с кем-то другим. С какой-нибудь семьей где-нибудь в Канзасе, например. Я хочу, чтобы ты представил себя в этих обстоятельствах. Стань Филом. Вообрази, что твоя дочь вышла замуж за парня, который сломал тебе нос и вообще не вполне нормален, потом они уехали в Нью-Йорк, и она там забеременела. А теперь представь, что ты пишешь это письмо.

– Слишком многое надо представить. Слишком много совпадений. Рози присутствует и там, и там, но в разных ролях.

Джин посмотрел на меня с выражением, которого я у него никогда не наблюдал. Возможно, потому что раньше он на меня никогда не сердился.

– Слишком многое надо представить? Сколько времени у тебя ушло на то, чтобы получить черный пояс по айкидо? Как долго ты разучивал всю эту костоломную хреновину? Так вот, Дон, ты будешь все это воображать до тех пор, пока не почувствуешь себя Филом Джарменом, который со сломанным тазом вытаскивает из машины своего ребенка. Потом ты напишешь письмо своему тестю, а после всего этого попробуй прийти ко мне и сказать: «Мне кажется, что Фил обо мне не лучшего мнения».

Я подождал, пока Джин успокоится.

– Но зачем?

– Затем, что тебе предстоит стать отцом. А любой отец – Фил Джармен.

Джин уселся на место.

– Сходи, принеси нам обоим кофе. А потом я хочу поговорить с тобой о годовщине свадьбы. Которую, как я понимаю, ты отмечать не планировал.

17

Вопреки рекомендациям Книги, Рози занималась физкультурой абсолютно бессистемно. Каникулы на медицинском факультете заканчивались через две недели, и сейчас было самое время озаботиться решением этой проблемы. Я планировал добавить час физических упражнений в утреннее расписание перед уходом в университет. Рози могла отправляться на учебу прямо из фитнес-центра. Поскольку мы теперь жили ближе к университету, подъем сдвигался всего на сорок шесть минут.