Марина Кистяева - Его невеста

Где-то в ванной или в лесу у Наташи потерялся инстинкт самосохранения, потому что она едва заметно кивнула.

Или только хотела кивнуть, а на самом деле не могла пошевелиться, зачарованная и отчасти парализованная силой, что исходила от мужчины?

— У меня была истинная. Женщина, которую я любил, и которая любила меня. С которой мы собирались прожить долго и счастливо, — каждое слово припечатывало Наташу, откидывая её за невидимую грань. — Она вынашивала моего ребенка. Но их убили. За чертой. Три года назад. Её. И нашего нерожденного сына. Я отомстил за их смерть и дал обет молчания. Отошел от дел. Но! — Федор оскалился, черты лица сильнее заострились. — Мне привезли тебя. Суки… Зная точную дату. И то, что моя сущность не сможет отказаться от омежки. Ни за что. Как бы я ни боролся. Как бы ни противился. Ты мне не была нужна, Наташа! Я не искал тебя! Не заказывал! Меня, так же как и тебя, ловко подставили! Что теперь скажешь, милая?

Наташа ничего не могла сказать. Язык прирос к нёбу, отказываясь что-либо выдавать.

Как, впрочем, и мозг.

— Волчья сущность паскудная, — продолжил Федор, не дождавшись от неё ответа. — Мы не выбираем. За нас решает природа. Вот тут ты абсолютно права. Даже если бы я попытался тебя отпустить, зверь не позволил бы. И как ты уже поняла, мой зверь не рядовой… Отпущу — будет только хуже. На тебе мой запах. Начнется охота… Хочешь узнать, каково это быть жертвой на самом деле? Найдутся те, кто из принципа пожелает узнать, какая на вкус омежка, что не пришлась по душе демону-зверю. Ты окажешься беззащитной перед стаей злых и агрессивных волков. Что потянутся вереницей к тебе. Каждую долбаную ночь. Ты не сможешь выйти на улицу, прогуляться. Дойти до универа. Тебя будут трахать все, кому ты приглянешься. Потому что ты идеальна! Для любого из нас. И я тебя сейчас не стращаю. Не пытаюсь запугать. Говорю, как есть. Поэтому… Наташа, завязывай с игрой в жертву. Я не железный. Я хочу, чтобы всё было… — он выдохнул носом, отчего ноздри широко распахнулись. — Адекватно. Ты и я.

Сказал, оттолкнулся от столешницы и отошел, сев за стол. С шумом отодвинув стул.

— А теперь давай свой долбаный кофе. Я пью черный. С сахаром. Две ложки.

Последующие две минуты, пока варился кофе, были оглушающими тихими.

— И что будет потом, Федор? — всё же спросила Наташа.

Если уж выяснять, то до конца.

— Что будет потом? Хороший вопрос, Наташа, — мужчина не пытался скрыть взвинченность. — Мой зверь, истосковавшийся по истинной, по той, которая могла или может быть рядом, признал тебя своей. Считай, как клеймо поставил. Так как я его эти дни почти не выпускаю, мне удается и себя держать в руках. Относительно… — левая сторона его рта медленно поплыла кверху. Выглядело это устрашающе. — Дальше будет хуже. Во-первых, то, что ты не признаешь меня как свою пару, будет злить всё сильнее. Как закручивающаяся спираль. Второе — придет ревность. Я и так ревнивый, а тут… — он поморщился, продолжая буравить Нату взглядом и кривить рот. — Наташа, я не хочу пугать тебя ещё больше. Не хочу, чтобы ты внезапно прониклась моим прошлым. Поверь, это лишнее.

— А что ты тогда хочешь? — Ната поставила перед ним чашку, сама же вернулась к кухонному гарнитуру.

Безопаснее.

— Ты знаешь ответ.

— Меня? Так я предлагала переспать! — порывисто воскликнула Наташа.

Мужчина прикрыл глаза, и в комнате снова образовалась тишина.

— Наташа, ты вроде неглупая девушка, — глухо и с какой-то затаенной болью, что прорезалась сквозь толщу других эмоций и контроля, выдохнул он. — Секс ничего не решит. Только ускорит процесс.

— Какой?..

— Твоей инициации.

Ната взяла кофе и сделала глоток, стараясь не обжечься. Она не чувствовала ни вкуса, ни запаха.

— Я не хочу превращаться ни в кого.

— У тебя нет выбора по факту рождения.

— Почему я тогда ничего не замечала ранее?

— Вспомни, Ната. — Она вздрогнула, когда он применил её сокращенное имя. Словно перешел невидимую черту. Даже не так. Нарушил личностное пространство, к которому Наташа очень трепетно относилась. Она в принципе не любила, когда кто-то подходил к ней очень близко. Или тех, кто лез в душу.

— Вспомнить что? — с недоверием уточнила она.

— У тебя, наверняка, до подросткового возраста были хронические заболевания.

— Были, — подтвердила Ната.

К чему скрывать то, что легко проверить?

— И мама давала тебе таблетки. Регулярно.

— Я отказываюсь верить, что моя мама, как… ты. Как все тут.

Она вспомнила пилота и его слишком пристальный, как ей показалось на момент посадки, взгляд. Колкий.

— Не как все. Твоя мама — полукровка. Она не может оборачиваться. Но знает о нас. О нашем мире. Знает, кто я.

— И кто я?

— Естественно.

— Она рассказывала мне сказки… Всегда. Вернее, до тех пор, пока у меня не начались…

Она не договорила.

— Месячные, — обыденно завершил за неё Федор. — Время, когда девочка взрослеет, и её вера в сказки заканчивается.

— Я всё равно не вижу выхода! — порывисто воскликнула Наташа. Она не желала, чтобы они свернули с главной темы. — Мы не можем состоять в отношениях. Ты мне незнаком и вызываешь совсем не те чувства, которые ведут к «долго и счастливо». Да и я тебе не нужна!

— С чего ты решила, что мне не нужна? — мужчина даже подался вперед.

— Ты только что сказал! Что я не твоя истинная, что меня практически тебе навязали и…

Наташа замолчала. Вернее, вынуждена была.

Сначала решила, что у неё что-то не то со слухом. Какой-то потусторонний звук ворвался в сознание, дребезжа в голове. Один раз при Наташе случайно разбили огромное панорамное стекло, благо никто не пострадал. Появился неясный гул, стекло задребезжало, пошло трещинами и лишь потом осыпалось.

Так и сейчас.

Если бы за последние сутки мир не перевернулся с ног на голову, она бы отреагировала почти нормально. Ну, как почти. Испугалась бы. Возможно, решила бы, что над ними слишком низко пролетает самолет или — совсем внезапно — под землей проходит метро. Мало ли.

Но нет.

Вокруг тайна. Непроходимые, нелюдимые места.

И нелюди.

Поэтому никого лишнего. Никого чужого.

Шум нарастал, становясь всё четче.

— Суууки, — смачно выругался Федор, ставя чашку на стол и поднимаясь.

А вот это нехорошо…

Нате не нужны подтверждения и вопросы вслух, чтобы понять — произошло нечто.

И куда посерьезнее случая ночью, когда Федор сорвался, а вернулся окровавленным.

Федор встал, уперев руки в стол. Спина мужчины странным образом выгнулась.

— Ты сейчас уйдешь, — сама не веря в то, что говорит, произнесла Наташа, едва размыкая внезапно пересохшие губы. — Надолго. Не на час. И не на два. Возможно, сутки. И попросишь меня не выходить за ворота. Никого не пускать. Скажешь, где находятся продукты.

Федор поднял голову, и Ната увидела, что его глаза полностью заволокла чернота.

— Да.

Одно слово.

Его оказалось достаточно.

Неожиданно без Федора дом опустел.

Странное ощущение.

Сначала Наташа прислушивалась к звукам.

Тихо.

Лишь завывание ветра за окнами, вызывающее неприятную внутреннюю дрожь.

Сначала Ната сидела на диване, поджав ноги под себя, и думала.

Обо всем и ни о чем сразу.

Больше смотрела в окно, за которым кружился легкий невесомый снежок.

Красиво.

И по-прежнему сказочно.

Да, Ната, твоя мечта сбылась — ты всё-таки попала в сказку. Про злого волка и… кого?

Она не слышала, как Федор уходил. Просто в какой-то момент поняла, что его нет в доме.

Чудить и нарушать то, о чем они договаривались, Наташа не собиралась. Только не теперь. К чему нарываться на большие неприятности?

Она никогда не была глупой. Всегда взвешивала поступки, просчитывала возможности, анализировала разные ходы.

Этому её научила мама. Она с раннего детства с ней играла в аналитические игры. Не только сказки на ночь рассказывала. Про волков и демонов, про принцесс и драконов. Наташа покачала головой. Получается, драконы тоже есть? Серьезно?

Девушка прошла на кухню, налила себе вина и вернулась в гостиную. Разожгла камин и устроилась неподалеку от него. Вот теперь точно всё.

Идиллия.

Не хватает только влюбленного в Наталью мужчины и шкуры убитого медведя.

Влюбленный мужчина вроде намечается, только почему в груди огнем жжет и привкус горький во рту.

Ответа не требовалось.

Сказки — они такие… Слушаешь и делаешь выводы самостоятельно.

Чуть позже Наташа нашла два теплых огромных пледа и с ними уже устроилась всё на том же полу. Ни в спальни, ни на кухню она возвращаться не хотела.

Пила вино, смотрела на огонь и слушала завывание ветра. Иногда ей начинало казаться, что сквозь него она слышит вой. Волчий. Протяжный. Немного тоскливый.

И тогда становилось ещё грустнее.

Она ни в чем не обвиняла маму, не сетовала, что та не рассказала ей правду раньше. Значит, так надо было. Значит, мама считала, что всему своё время. Да и как бы отреагировала маленькая Наташа на подобную «правду»? Поделилась бы ей в песочнице, а потом — с кем-то в саду. И если в мелком возрасте на эту «правду» никто не обратил бы внимания, в школе точно бы поставили галочку. Присмотрелись бы к девочке. А потом ещё интереснее: школьный психолог и как результат на выходе — психиатр. Непонятно, чем бы дело кончилось. Так что да, мама была права. Она осторожно вводила Наташу в мир нелюдей.

Запретный и пока совершенно для неё непонятный.

Что она знала?