Кто бы это мог быть?

Наряжаться было не во что, все вещи, покупаемые детдомовским, простенькие и дешевые. А значит, и так сойдёт, решила, вернувшись в комнату и оглядев себя в потрепанных джинсах и футболке с остатками какой-то надписи.

Марина Николаевна, заискивающе улыбаясь гостю, поглядывала на Алису, пока та шла по двору. День был жарким, солнце ласкало её распущенные волосы, и в ореоле слепящего света девушка казалась невесомой, сказочно прелестной маленькой феей. Мужчина обернулся, властным жестом велев директрисе уходить.

Лиса остановилась, недоверчиво рассматривая незнакомца. Может быть, у отца была семья на стороне до брака с её матерью, или любовница, которая и родила ему сына? Но сходства между нею и им не нашла. Пожалуй, выглядел он привлекательно, лет тридцати с виду, уверенный в себе, с цепким взглядом холодных синих глаз. Стильный белый пиджак небрежно распахнут, сиреневая рубашка гармонировала со смуглой, загорелой кожей, на холеном, красивом лице легкая щетина. И короткие темные волосы, у висков выбритые почти наголо.

Хозяин жизни. Она таких люто ненавидела и презирала, ибо для них не существовало никаких моральных преград, они полагали, что все, у кого нет толстого кошелька, должны пресмыкаться перед ними.

Красавчик вдруг улыбнулся, обнажив белые, слегка неровные зубы, и в солнечных бликах сверкнула золотая фикса. Лиску охватило страхом, желудок скрутило, и она робко выдернула взором массивные перстень в виде драконьей морды на мизинце незнакомца.

Обомлела, узнавая… Он шагнул ближе, бросил окурок в урну, и повелительно произнёс, кивнув на скамейку:

— Присядем. Не бойся меня, я тебя не съем.

То же самое он говорил и вчера… Алиса опустилась на краешек, вцепилась тонкими пальчиками в дерево, не ощутив даже, как вонзилась заноза.

— Вы не мой брат… — голосок дрожал, как струна, натянутая до предела, горло пересохло. — зачем Вы солгали директрисе? Или она с Вами в сговоре? Вам всё-таки потребовались мои услуги?

С его плотно сжатых, выразительно очерченных губ сорвался вздох.

— Я не для того вчера тебя спасал от незавидной участи шалавы, чтобы сегодня передумать.

— Ну, мало ли… Может, приехали получить с меня должок? — предположила она, чувствуя себя скованно рядом с ним, и стараясь не трястись слишком уж заметно.

— А что с тебя взять? — недобро усмехнулся он, окинув таким взглядом, что захотелось треснуть побольнее по наглой физиономии, но Алиса этого не сделала, силенок не хватит справиться с ним.

— То, что такие, как Вы, берете без спросу! — огрызнулась, пряча глаза.

— Откуда тебе знать, какой я? У меня к тебе предложение.

— Идите к чёрту! Я не продаюсь за кусок сладкого или шмотки! — вскочив, Алиса развернулась и зашагала прочь, жалея, что согласилась выйти.

Догнал он мгновенно, взял за плечи, возвышаясь над нею как гигант, и она съежилась, готовясь завопить так, чтобы сбежались все детдомовские.

— Даже не выслушаешь? Я хочу тебе помочь, дурочка! Ты погибнешь здесь. Выйдешь за ворота, ни образования толкового, ни поддержки родных, ничего. Ни — че — го, понимаешь? А у меня есть возможность всё это тебе дать!

— С какого перепугу Вы вдруг прониклись такой заботой к простой интернатской девчонке?! — насторожилась Алиса, сканируя его взглядом. — думаете, я совсем тупая, поверю в Ваши сказки и с благодарностью упаду на колени, целуя Вам руки?! Отпустите! Или закричу!

— Ты права, — неожиданно согласился он, выпустив её из хватки, выпрямился. — я ничего не делаю от доброты душевной. Если надумаешь, позвони мне. И помни, мое терпение имеет срок годности, ждать вечно я не стану.

В ладошку Лисы перекочевал пластиковый клочок визитки, и девушка машинально посмотрела на данные, быстро прочтя «Соколов Руслан Андреевич»…

АЛИСА

Город так и не стал для меня частью того мира, где привыкла жить. Нет, скорее, выживать. Детдомовская девчонка, не имеющая ни гроша за душой, ни своего угла — да-да, доблестная администрация и хваленые органы опеки в этом вшивом городишке зажали для выпускников квартиры не только в этом году, но и год, два, три назад. Путём случайного отбора мои бывшие соседи по «дому пыток» получали несколько хат в год, в основном, это были развалюхи в хрущевках или коммуналках, и меня ждала та же участь.

Впрочем, не факт. У моей мамаши, за все восемнадцать лет ни разу не навестившей меня, по надежным сведениям имелась двухкомнатная в спальном районе, документы на неё невесть каким образом перекочевали в руки опекуна — Соколова. Ну, и с выходом из интерната я могла на законных правах наследницы вселиться в эту дыру, где ремонта стены не видели с самого строения.

Ах, Соколов… Мой таинственно появившийся спаситель и благодетель, все минувшие три месяца, что я доживала в детском доме, негласно спонсировал мое пребывание там немалыми суммами лично из рук в руки. Да узнай кто из безмозглых куриц воспитателей или Крыса — директриса, что я прячу кругленький капитал в тайнике матраса, меня бы наверняка подвергли пристрастному допросу, откуда богатства.

Потратить свое маленькое состояние, копившееся с завидным постоянством, конечно, не могла, разве что на незначительные покупки вроде бижутерии или дешевенького телефона. Но тот роковой вечер, когда я едва не стала проституткой, кардинально изменил само существование в интернате, ибо покровитель, Соколов Руслан Андреевич, по официальным данным, крупный бизнесмен, владелец сети ночных клубов, твердою рукою пресёк всякие поползновения в мою сторону.

С того памятного дня, когда я, тысячу раз передумав и взвесив все за и против, набрала заветный номер, директриса стала держаться со мной, как добродушная бабуля, мне выделили отдельную комнату (с ума сойти, целая огромная комната — и в моем распоряжении!!!) и чуть не пылинки сдували до совершеннолетия.

Нет, я не попала в сказку, где обалденный принц на белом мерседесе, влюбившись в голодную оборванку, бросил к её ногам весь мир. Плата за все эти радости была жесткой, и Алиса Леонова, очутившись в мире больших денег и сказочно богатой жизни, в свои восемнадцать повзрослела на десяток лет…

* * *

Жирный козёл захрапел, и я с облегчением выдохнула. Уже приготовилась сваливать, этот боров всё никак не мог угомониться после убойной дозы клофелина, лапал меня за грудь, и мне стоило невероятных усилий слащаво улыбаться, а не вцепиться ему в красную морду. Вот это-то самая отвратительная часть моей работы — корчить из себя покорную и глупую куклу, терпеть грязные приставания «клиентов», а порой попадались подобные этому разъевшемуся свину, которых не брал ни алкоголь, ни снотворное.

Стерев с лица улыбку, снимаю туфли на высоченных шпильках, бесшумно рыскаю по гостиной, заглядываю за картины, ища сейф. Набор отмычек — моя гордость, подарок начальника службы безопасности Соколова. Тимур единственный, кто смотрел на меня без презрения, и мог выслушать, если мне хотелось просто поныть и пожаловаться на жизнь.

Замысловатый замок никак не поддавался, я перевела дыхание, оглянувшись на всхрапывающего Рощина. Похож на огромную рыбу, брюхо колышется рыхлыми складками под развязанным поясом халата, короткие мясистые ножки не помещаются на диване, и горе — банкир, хватая ручонками воздух, пытается уложить нижние конечности в удобном положении.

Перебираю тихонько звякающие «ключики», вновь вставляю один в отверстие скважины и слышу щелчок. Дверца нехотя являет взору аккуратно сложенные пачки зеленых банкнот с рылами америкоса, не отказываю себе в удовольствии подержать пару тяжелых кулей в руках. С сожалением возвращаю обратно, вынимаю то, за чем пришла, и быстро фотографирую непонятные схемы, столбцы цифр, какие-то сокращенно обозначенные имена и фамилии с заоблачными денежными суммами на бумаге, затем запираю тайник и стираю свои «пальчики» мягким тканевым клочком.

Дело в шляпе, как говорится, фанфары в честь триумфатора! Напоследок посылаю дрыхнувшему банкиру воздушный поцелуй, кидаю миниатюрную камеру в сумочку и натягиваю туфли. Прощайте, господин Рощин, сладких снов, урод!

* * *

Молча отступив, Руслан протягивает ладонь, нетерпеливо шевелит пальцами. Намеренно тяну время, медленно шарю в недрах дорогущего клатча, и, улыбаясь покровителю, подаю копии документации. Внимательно изучив желаемое, он кивает, и засовывает смятый лист в нижний ящик стола.

— Чисто сработала? Не засветилась?

— Хочешь меня обидеть? — выпячиваю губу, зная, что вид оскорбленного ребёнка неизменно заставляет Руслана чувствовать за собой вину.

Как он может сомневаться в моих способностях после всего, что я для него сделала?

— Ладно, Крошка, не дуйся. Выпьем за успех дела? — поворачивается к огромному бару, встроенному в стену между камином и лестницей, выуживает пузатую бутылку баснословно дорогого коньяка, и вопросительно вскидывает бровь, глядя на меня.

Пожимаю плечами. Мысли вразброс, мне чертовски нравится тайком разглядывать покровителя. Хорош собой, засранец, статен, высок, самоуверен. Знает цену своему мужскому обаянию. Запах парфюма сексапильным облаком тянется за ним, когда Рус подходит ко мне с двумя бокалами коньяка. Вдыхаю терпкий шлейф морского бриза, пригубляю янтарный напиток.

— Ты один? — мимолетно бегу взглядом по лестнице. — где Света?

— У родителей, тёща к юбилею готовится, пятьдесят пять стукнет, намечается грандиозная шабашка. — морщится он, смакуя алкоголь на языке, и меня одолевают греховные желания.

Мысленно шалю, пробираясь под пояс его штанов, скольжу кончиками пальцев по крепким ягодицам, слегка вдавливаю длинные ногти в кожу, чувствуя её упругость. Как бы невзначай льну животиком к его телу, ощущаю, как оживает под ширинкой бугорок эрекции. М-м, хватит, не то сейчас потеку.