Оправила платье, распустила и снова заколола волосы, исправив растрепанную прическу, и вернулась к подруге.

— Свет, я ухожу… — начала я, но когда подруга повернулась, увидела, что ее глаза уже совсем пьяные — не в силах излечиться от героиновой зависимости, она замещала наркотики крепким алкоголем.

На столике перед ней стояла бутылка коньяка и блюдо с парой оставшихся канапе. Шпажки от уже уничтоженных валялись по всему столику.

— Ммм? — сфокусировала на мне взгляд подруга. — Ты что-то сказала?

— Нет, ничего. Вставай, поехали домой. — Оставить ее здесь я просто не могла, хотя было совсем не до нее.

Но почему-то ощущение, что мне лишь приснилось то, что было минуту назад, не оставляло. Казалось, Энвер — плод моего воспаленного накануне свадьбы воображения.

Но он реально был здесь, я не сошла с ума. Стоял на улице у машины с шашечками и ждал меня. И почему-то ни капли не удивился, когда я вывела, поддерживая изо всех сил, подругу.

— Я не…

— Не объясняй, я вижу, — оборвал оправдания Энвер и помог усадить девушку на заднее сиденье. Я села рядом и назвала адрес подруги. Светлана уснула, положив голову мне на плечо, уже через минуту. — Предсказуемая… — услышала нежное и увидела улыбку любимого мужчины.

Осознание, что это он, приходило медленно, но неумолимо. Меня трясло, как пропойцу после запоя. Мысли спутались, как линии в детском задании, да я и не могла ни о чем думать — только смотреть на новый профиль, привыкать к тому, что Энвер здесь. Он вернулся. Лихорадило от неправильности случившегося: разве так встречаются люди после того, что было с нами? Разве занимаются сексом за шторкой в театре? Разве разговаривают, будто виделись только вчера и ничего не разрушило жизни обоих? Разве говорят эти слова?

Но самое главное — разве я не должна чувствовать себя виноватой перед Эдом?

Но я не чувствовала.

Ни-че-го.

* * *

Энвер на руках поднял Свету до квартиры, а когда ее мать открыла дверь, унес ее в комнату и положил на диван. Я объяснилась с ее матерью, и мы с призраком прошлого вернулись на улицу.

— Мы поедем ко мне, — заявила тоном, не терпящим возражений. — И объясни, как ты меня нашел?

— Мы поедем к тебе, и ты все узнаешь, — улыбнулся Энвер.

И только сейчас я поняла, почему все не так — мы изменились. Он не смотрел на меня с постоянно проскальзывающим во взгляде сожалением и виной, он пришел за тем, что принадлежит ему, и ни годы, ни расстояние, ни обстоятельства не могли ему помешать. Но и я больше не была той невольницей, пусть строптивой и отчаянной, но слабой, испуганной и себе никогда не принадлежавшей. Нас по-прежнему колбасило от близости друг друга, но эта химия не отражалась на всем остальном. Этот диссонанс между тем образом, что хранила и романтизировала память, и тем, кто стоял передо мной теперь, вибрировал, как натянутая струна. Увы, но даже Эд, описывавший в своих романах реалистичные истории, не мог бы предугадать такого. Даже внешность Энвера требовала привыкания, от того любимого мерзавца остались лишь глаза и голос. Даже походка его стала тверже и уверенней, он будто, наконец, обрел почву под ногами, а не ходил по шаткой досточке, как бычок из детского стишка… Хотя разве в этом есть причина сомневаться? Он, как и я, освободился и уже освоился с этим. Он теперь — настоящий потомок древнего рода, и его достоинство и сила теперь сочились отовсюду: от улыбки и ухмылки, из его напористости завоевателя и повелителя, от его расправленных плеч и поднятого подбородка, от каждого его движения и слова, от блеска в его невероятно глубоких глазах…

— Я не знаю тебя таким, Энвер…

— И ты больше не напуганная безысходностью девочка, — вернул мне сомнительный комплимент, — теперь ты подчиняешь себе обстоятельства и людей.

— Боишься быть подчиненным? — усмехнулась я.

— Боюсь, что разлюбила, — серьезно посмотрел на меня. — Я пойму это, хотя тело говорит обратное…

— Это всего лишь тело. Оно всегда отзывалось на тебя неадекватно, — возразила, сама не понимая, что несу.

— Наша общая беда, — согласился Энвер и задал вопрос, на который я не знала ответа: — Ты выйдешь завтра замуж?

Я промолчала.

Я не выйду завтра замуж, потому что теперь отчетливо понимаю — не смогу. Пусть Эд ненавидит меня, но хотя бы не будет каждый день смотреть в мои глаза, понимая, что призрак моего прошлого жив и владеет моими мыслями, желаниями, памятью.

Но Энверу об этом знать пока не нужно.

— Я все понимаю, — так же спокойно и серьезно продолжил Энвер, не требуя больше ответа, — мы можем разойтись по континентам, но это ничего между нами не изменит. Ты можешь всю жизнь притворяться хорошей женой, а можешь быть ею.

Я вздернула бровь и уставилась в его глаза.

— Это…

— Предложение.

— Вот так сразу?

— Я ждал почти два года.

— Кто мешал тебе сократить этот срок?

Она на пару секунд задумался и покачал головой:

— Ничего.

Ни-че-го.

Глава 20

Ничего… Это слово я изучила вдоль и поперек, пока мы ехали в подмосковный поселок в дом моего отца. Ничего — должно означать пустоту, но для меня это слово было переполнено смыслом. Оно стало отправной точкой, началом неизвестности, в которой мое уже обретенное «И» снова стало туманным.

С Эдом мне всегда было легко. Но, похоже, эта легкость пропала в тот момент, когда я увидела черноглазого незнакомца в маленьком зале любительского театра.

С Энвером мне всегда было сложно. И легче не стало.

Легкость в общении с Эдом, его замечательный характер и наши проверенные всем, чем можно и нельзя, отношения, компенсировали отсутствие любви к нему.

Но сердце рвалось к Энверу. Тело снова жило своей жизнью, вызывая недоумение разума — да что же ты творишь, ненормальное?! Но и душа — чего скрывать — ликовала: он жив! Он — мой. И это неизлечимо.

Было еще не поздно, когда мы приехали. Я позвонила отцу, и он удивил меня тем, что не удивился моему внезапному приезду в такое время. Это могло означать, что что-то случилось, но папа ни вопросом, ни интонацией не выдал своего волнения.

Все объяснилось, когда мы с Энвером вошли в дом.

— Я уж думал, не приедете, — бросил папа с улыбкой, придержав пса, чтобы не тронул Энвера.

— Вы что, уже знакомы? — с недоумением спросила, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Энвер обнял меня за плечи и повел в мою родную кухню. Но не это удивило, а Юлька, до сих пор не улегшаяся в постель и сбежавшая по лестнице с веселым топотом.

— Валя!.. — возбужденный крик прервался восхищенным: — Ва-ау-у! Вот это прики-и-д! Дядя Энвер, правда, моя сестра самая красивая девушка на свете?!

— Несомненно, — улыбнулся мерзавец, почти чисто сказав это на русском.

— И когда это ты успел тут всех очаровать?

— Я прилетел утром.

— Нечестно разговаривать по-турецки в обществе больше двух! — завопил тинэйджер.

— Я с тобой утром поговорю, предательница, — прошипела ей на ухо беззлобно и шлепнула по попе, — марш спать!

— Простите, но я вынуждена покинуть вас, — чопорно отвесила Юлька неуклюжий реверанс и увернулась от моего подзатыльника, с хохотом бросилась вверх по лестнице.

— Очаровательный ребенок! — засмеялся Энвер и сел за стол, как будто всю жизнь здесь прожил.

— Пап?.. — вопросила я.

Отец только развел руками:

— Ты много рассказывала об Энвере… — Я глубоко вздохнула и сдалась. — Я уже лягу, почитаю… — предупредил отец и оставил нас одних.

— Мне кажется, в твоей комнате уютнее…

— Но сначала расскажешь, как ты выжил. Я… — горло сдавил спазм, я еле сглотнула, — …видела, как Толга выстрелил тебе в голову…

— Он стрелял не в меня…

* * *

Утро застало нас все еще в кухне. Энвер рассказал мне многое, не оставил в давней истории и ее продолжении ни единого пятна, но принес и плохую весть:

— …Месута так и не нашли. И, думаю, не найдут. У него несколько паспортов, гражданство во многих странах, подозреваю, что не все его счета арестовали. Да и компромат на высокопоставленных лиц тоже не обнаружили — он может спокойно жить и в Турции.

— И ему ничего не мешает создать новую сеть…

— Это вряд ли. Ту, что была, он выстраивал годами. Ему бы в шахматы играть…

— Тем лучше. А что Кемран? — меня передёрнуло, и это не осталось незамеченным.

Энвер взял мою руку и сжал ее:

— Его признали психически ненормальным и оправили на принудительное лечение. Но недавно он сбежал.

— Как?.. — отпрянула я с ужасом.

На секунду в глазах померк свет. Показалось, личный ад, дьявольская бездна, разинула пасть, чтобы поглотить меня и мою из щепок восстановленную жизнь.

— Айя. Ее вещи ты надевала на яхте Месута. Приемная дочь Месута. Он вырастил из нее жестокого киллера. Она помогла Кемрану бежать, убила многих. Наверняка организовал это все дядя…

Пол крутанулся под ногами, мир описал окружность и застыл — я и не поняла, как оказалась в руках Энвера. Голова мгновенно разболелась, а сердце сжалось в горошину.

— Господи… — только и смогла выдавить из горла, вновь прочувствовав весь однажды пережитый ад.

Я снова превращалась в испуганную и загнанную в угол жертву опасного безумца.

Его игра с куклой еще не окончена.

— …мы поговорили с твоим отцом, тебе лучше уехать… — услышала слова Энвера, словно сквозь набитую в уши вату.

— А Юлька? Папа? Эд?

— Влад…лен… — с трудом выговорил имя отца Энвер, а на отчестве сдался, — сказал, что увезет девочку в Европу, в какой-то закрытый военный город…