Пульсация в крови, отдающая стуком в голове, только спустя несколько секунд дала возможность понять, что он вообще что-то сказал. Его пальцы уже подцепляли край пластыря и аккуратно отклеивали его.

– Они ужасны, – со вздохом согласилась я.



Роман Алексеевич обрабатывал шов и проникал взглядом в мои синие глаза, захватывая в плен и не отпуская. Безумие. Его лицо находилось в непозволительной близости от плоского живота, и я чувствовала горячее дыхание на коже. Трепетала всем телом и сквозь пелену похоти, услышала низкий бархатный голос:

– Они не портят общего впечатления от твоей красоты.

Произнеси это кто-нибудь другой, в другом месте, в других обстоятельствах, тогда это было бы просто фразой, означающей вежливость и воспитанность. Сейчас же было ясно слышно: «Я все равно тебя хочу». И этот невольный переход на «ты», подтверждал  мои мысли.

Вот только мне хотелось сбежать от него, от своих желаний, от неизбежности падения в бездну, в которую хирург меня утягивал.  Вместо этого чуть улыбнулась, сглатывая ком в горле, и ответила на комплимент:

– Спасибо.


Губы пересохли, и я облизнула их неловким движением, за которым он наблюдал как коршун.