Не каждый может понять их черный, немного жестокий юмор. Чего только стоит замечание Ромы про катафалк, который я могу сама себе заказывать. Так он пошутил в нашу первую встречу, когда я отказывалась ложиться на аппендэктомию.

— Психиатры напополам с патологоанатомами? — поинтересовалась я. — Шутки о безумцах и их возможных, случайных смертях?

Рома засмеялся, откинув голову назад.

— Да, Птичка, ты все понимаешь.

Я растянула губы в самой искренней из улыбок. Тьма отступала. Его смех был лучшей наградой за остроумие. Его смех мог побороть тьму отчаяния. Наверное, потому что был столь же редким, как отсутствие пробок на дорогах столицы.

— А я впишусь? — все-таки осторожно уточнила я.

Лицо Ромы а в миг потемнело, а глаза приобрели тот замечательный оттенок начищенной хирургической стали. Так выражалось его желание порой, накрывавшее за считанные секунды.

Он задрал мой голубой пуховик и сжал задницу руками, а губами коснулся лба, очевидно с трудом сдерживая желания впиться в губы.

— Хочется поиметь тебя за такую ерунду, но нужно иметь и совесть. Ты Птичка, как произведение искусства. Будешь смотреться охеренно, даже в операционной.

Я опустила глаза, смущаясь от такого чудесного комплимента, которые Рома бросал так редко и так к месту.

— Ну что, может все-таки вызовем такси? Нечего тебе по такой погоде пешком шляться.

— Конечно, — не стала я больше спорить, и, прижавшись к двери наблюдала, как он прихрамывая, идет к телефону и открывает приложение «Яндекс такси». Довольно удобное.

— Через четыре минуты, красный ситроен три пять три, — раздался его голос, пока я ждала, прикрыв глаза. Они уже слипались.

Репетиция была не из легких, да и Рома нежностью не отличался. Сколько давал, столько и требовал.

— Спасибо. Я побегу тогда.

— Беги, — кивнул он, уже набирая чей-то номер, и доставая серые боксеры из светлого комода. — Я с утра в пятницу позвоню, — услышала я уже через дверь, прежде чем её захлопнуть.

Я спускалась по лестнице бегом, словно за мной мчалась свора собак, но ведь так и было. Их клыки терзали тело, когда я была рядом со Ромой, и шанса на спасение не было.

Только я могла вытащить себя из этой передряги. Проблема в том, что я не хотела спасаться. Не хотела жить без этих укусов, сносящих крышу, вдохновляющий, и повергающих душу в ад.

Мой личный цербер, мой личный проводник в преисподнюю.

Мой сладкий Рома.

Сев в такси я заметила, как Рома провожает меня взглядом и это принесло новую порцию внутреннего восторга.

 Он ведь заботливый, хоть и хочет показаться гадом. А как он ухаживал, когда я после аварии воспаление подхватила. Палату отдельную выделил, телефон купил, маму в любое время пропускал, а вот заведующую напротив, выпроводил.

Я расслабленно откинулась на спинку сидения, проигнорировав заинтересованный взгляд водителя такси, явно не имеющего русского гражданства. Хотя, мне ли судить.

Не успела я смежить веки, как услышала привычный звук входящего сообщения.

Не от Ромы.

"Как потрахалась?"

Глава 2.1 Все из детства

Несмотря на то, что люди спешили с работы домой, город не готовился к отдыху и сну. Транспортные службы работали на полную катушку, вычищая улицы от налипшего снега, посыпая скользкие дорожки песком и настраивая сломанные светофоры.

Город напоминал человеческое тело, в котором, как по венам текли микроорганизмы, микробы и вирусы. Каждый имел значение, но лишившись одного, организм ничего не почувствует. Совершенно.


Так и в город, даже если лишиться одной инстанции, сначала и не заметит, но последствия могут быть катастрофическими. Люди же в этой схеме были скорее вирусами. Вроде бы и плохо, но совместно они создавали телу иммунитет. Один же ничего не решал по сути.

Я не хотел быть вирусом, я всегда хотел что-то значить. Может быть даже войти в историю. Хотя же и сейчас я имел почти все, о чем мечтал. Собственное любимое дело, классная тачка, уважение, которого так долго добивался, и Анька.

Маленькая, невинная, такая податливая Анюта Синицына. Птичка, которую я посадил в клетку из собственных рук. Клетка была открыта, вот только она не хотела улетать.

Я медленно ехал по Ленина, осторожно вписываясь в повороты, сдерживая раздражение, если видел очередного идиота на дороге, не включившего вовремя поворотник или зазевавшегося на светофоре. И сколько бы я не думал о предстоящих исследованиях искусственных органов, или операции, которая без меня не начнется, мысли против воли постоянно стекали не в ту вену.

Анна. Аня. Анька. Птичка. Она была в мозгах постоянно. Занозой сидела, вызывая болезненные нарывы. Это отвлекало, мешало, это было не вовремя.

Мстительная Марина уже дышала в спину и ждала промаха Акелы. Её власть в больнице была неоспорима, и по идее, она могла свернуть все, к чему я так долго шел, к херам отменить постройку лаборатории, надавить на мужа и весь совет директоров.

Но не делала этого. Пока. Она просто кружила надо мной, как ворона над кладбищем, приготовив гроб из собственной вагины, и наручников, которые так любила когда-то на меня цеплять.

Я, свернул, наконец, на стоянку первой городской больницы, увидел выходящего из своего «пежо» Новикова. Все-таки французы отличные тачки ваяют. Не зря я сам уже много лет гоняю на «ситроене». Марки разные, а внутренности как у близнецов.

Новиков Леха махнул рукой и направился к багажнику. Любопытно. Отличный кстати приятель, не слишком назойливый. Правда, шутки плоские. Но в толпе врачей, такие заходят на ура.

Психиатр по профессии и призванию вытащил из машины огромную картонную коробку с куклами, как я понял, по торчащим искусственным волосам.

— Друг, твои игры с резиновой Зиной лучше было оставить в тайне, — усмехнулся я, поздоровавшись за руку, которую он протянул, другой перехватывая короб.

— Ха-ха, — передразнил он и провел рукой по своим темным волосам, убирая их с лица. — Это, между прочим для пациентов.

Кто же знал, что недавно назначенный глава отделения так заботится о подопечных.

— С какой свалки ты их приволок? — спросил я, взяв одну куклу в руку, темноволосую с фарфоровым лицом и стеклянными голубыми глазами. Хрень собачья! Даже здесь уже Анька видится. Ну, ведь точно как она, даже вот балетная пачка.


Я резко убрал игрушку в коробку, словно боясь обжечь кожу или душу, если она имелась у хирургов. В чем я порой сомневался. Не каждый способен просто взять скальпель и разрезать кожу, не каждый был способен по нескольку часов хладнокровно рисковать чужой жизнью. Я мог.


Леха помолчал немного, вызвал тем самым еще большее недоумение. Он обычно трындит похлеще бабы. Анька вон и та, молчит больше, наверное глупой показаться боится.


Леха, что-то тихо буркнул, и я различил фразу скорее по губам, чем расслышал.


— Мама с чердака достала.

Я уже открыл было рот, чтобы напомнить, что вообще-то в семье Новиковых один ребенок. И если я помню последний поход в сауну, Леха-то как раз мальчик. Мужиком, язык бы не повернулся его назвать. Впрочем не член делает мужчину, мужчиной.

Взглянув в его побледневшее лицо, я смолчал. Дерьмо.

Не дебил, все понял.

Все наши страхи, мечты, комплексы — все идет из детства. Часто болезненного и несчастливого. Каждый человек, чем-то искалечен в душе: родителями или обстоятельствами, которые родители создавали. Но только выросшему ребенку потом решать, кем стать — маньяком насилующим жертв в подворотнях или психиатром копающимся, как в чужих головах, так и разбирающимся в своей.


Я, например, в детстве коллекционировал камни, вытачивал их до остроты лезвия и искал собак, чтобы посмотреть, что же у них внутри. Наверное, не стоит упоминать, что конечной целью были дразнившие меня уроды во дворе. Фамилия им, видите ли, моя не нравилась.

Сладенькие Тамара и Алексей — родители, быстро заметили психическое отклонение и сдали меня, как раз одному такому веселому мозгоправу.

Я прекратил охоту, направив желание все знать в медицинское, вполне безопасное русло, но любовь и доверие родителей так не вернул.

 Они просто напросто боялись, что однажды я вспорю брюхо им. Отец со временем принял меня, а вот мать. Всех благ ей в общем.

— Даже не пошутишь? — резко повернул ко мне голову Новиков, пока мы ждали лифт.

— Не понимаю, о чем ты, — пожал я плечами. — Ну, достала твоя мать куклы твоей троюродной сестры, когда-то у вас гостившей. Что такого?

Леха долго не отрывал от меня взгляда, пока двери лифта не открылись и мы не вошли в кабину.

— Спасибо, — улыбка коснулась его округлого лица.

— Ерунда. Мы все покалечены родителями.

— Кстати о родителях, — улыбка приятеля превратилась в оскал, и я знал, что он скажет. Рука в кулак сжалась неосознанно.

— Как там твой, — он сделал многозначительную паузу и приподнял бровь, — малыш.

Я не стал спрашивать, как он связал одно с другим, а просто резко прижал его к металлической стенке и взял за грудки.

— Она мне не дочь.

— И что даже папочкой не называет? — совсем потерял страх, не иначе.

 Очевидно, он считал эту шутку забавной, правда, когда голова столкнулась с твердой поверхностью лифта, глумливая харя стала извиняющейся.

— Не называет, — зашипел я, и, рубанув по кнопкам лифта, сделал шаг на выход, пока этот идиот стонал и сползал на пол.

Глава 2.2

Я тяжело взглянул на медсестер, с любопытными улыбочками наблюдавших за нашей короткой перепалкой. Они конечно подобрались, увели взгляд, но я-то понимал, что уже спустя полчаса вся больница будет гудеть пчелиным роем. Обсуждать причины ссоры. А кто-то наверняка ухмыльнется, и не прерывая работы пошутит: «Милые бранятся, только тешатся».