Тьма окружала меня со всех сторон. Я то погружалась в неё, как в бездну мрачного океана, то выплывала на поверхность, схватывая полуоткрывшимися глазами лоскутки света.

Однако проблески сознания раз за разом становились все длиннее. Сквозь пелену до меня доносились глухие звуки. Изо всех сил сосредоточившись, я смогла их понемногу различить: вот бубнёж санитаров над головой, вот гудение люминесцентных ламп, вот повизгивание резиновых подошв по кафельному полу.

И снова погружение в забытье, а там глаза. Глубокие как омуты, опасные как обрыв, с которого больше всего на свете хочешь прыгнуть.

 Врачи так не смотрят на пациенток. Не должно быть в их взгляде влечения, смешанного с острой похотью, от которой дрожь пронизывает все тело.

Этому можно.

Врачам с такой внешностью надо запрещать лечить людей, ведь любая женщина захочет болеть чаще, только чтобы его длинные пальцы снова мягко коснулись и надавили в нужных местах. Так, что даже сквозь эластичную ткань, чувствуешь жжение, совершенно не связанное с болью в боку.

Сладенький Роман Алексеевич. Роман. Рома. Еще не старый, но уже не молодой. Именно таким я запомнила своего отца и фраза эта. Про трудности. В точности его слова.

Я попыталась распахнуть глаза, но от яркого света зажмурилась, что вызвало новый отток крови в мозгу, и я провалилась в очередное небытие.

И там были снова его глаза, в усмешке казавшиеся синими, а в гневе, словно спрыснутыми чернилами. Темный, глубокий, манящий взгляд.

Завитки серого тумана понемногу рассеивались. Слова, смысл которых прежде до меня не доходил, начинали рождать в мозгу логические ассоциации. Теперь я понимала, кто я и где нахожусь.

 Я — Аня Синицына, дурочка, пропустившая свое первое соло на сцене, отдав лавры Тане Губановой — блондинке с выжженными перекисью волосами.

И теперь эта мымра будет танцевать с моим лучшим другом Артуром. Возможно, это и неплохо, теперь его внимание переключится на новую партнершу. Я же буду освобождена от его нелепых и никому ненужных поползновений.

В голове зародился образ другого человека, чьи знаки внимания я бы приняла. Я бы позволила себя коснуться там, где были лишь мои руки, взглянуть на то, чему лишь зеркало было свидетелем.

Порочные, неправильные мысли о его руках, губах и волосах в которые хотелось зарыться принесли организму новый приток крови и в голове уже яснее зашумели голоса.

Я напрягла мышцы тела, мысленно прощупала позвоночник, конечности, место операции и, что удивительно не почувствовала боли в окровавленных, от постоянного ношения пуант, пальцах. Её заглушила пульсация в правой стороне живота. Операция.

Мне сделали операцию по удалению аппендикса. Он это сделал. Сладенький Роман Алексеевич. Он проник в меня скальпелем и достал лишнее из тонкого, но сильного, привыкшего к нагрузкам, тела.

 Вошел. До него, это никому не было позволено.

Ему можно.

Шум извне усилился, и я расслышала голоса. Женские. Один тонкий, надрывный, а другой мягкий, низкий.

Кажется, обсуждали последний сериал по второму каналу, которые так любит мама.

 Мама. Она на работе и вряд ли успеет сегодня зайти. А сколько вообще прошло времени?


— Сейчас три часа дня, — послышался тихий, как шелест листвы за окном, голос сбоку и я повернула голову.

 Открыла глаза. Женщина. Женщина с короткой пышной стрижкой в стиле восьмидесятых и ласковой улыбкой на полноватом лице.

Такие обычно присматривают за детьми. Такая нянечка в детском саду была и у меня.

— Я что, вслух спросила время? — с тихим недоумением в голосе спросила я, хотя внутренности сжал страх.

Собственный хрип вместо нормального голоса поверг меня в ужас. Словно я вместо занятий балетом, курила каждую свободную минуту.

Горло было иссушенным, как озеро в пустыне, и ощущение песочной бури в легких не вызывало удовольствия.

— Так ты всё вслух говорила, — услышала я насмешливый голос с другой стороны и медленно повернула голову. Мужская стрижка, очки, худосочная фигура. Неужели сама Хакамада забрела в городскую больницу?

— Как всё? — ощущая, как стыд проникает в тело, спросила я.

— Все, все, — хрюкнула девушка от смеха. — И что Аней тебя зовут. И про Артура и про… — она сделала паузу, близкую к театральной. — Романа Сладенького, — девушка улыбнулась широко и довольно, словно поведала ужасную, но очень пикантную тайну Мадридского двора.



Глава 5.1