Жесткий ритм ударных, словно хлыст, обжигал сердце, заставляя вновь и вновь возвращаться к мыслям о Роме. Он тоже был, таким же разным, как музыка.

То нежным, то жёстким, то… пустым.

И сейчас, двигаясь в такт, такой будоражащей сознание музыке, повторяя синхронные па, вместе с двадцатью однокурсниками, я снова ощущала его в себе. Рому.

 Словно он был рядом, со мной и владел моим телом, а потом причинял боль всем своим существом.


— Достаточно! — прогремел голос Валентины Марковны и музыка стихла.

Все студенты, как один замерли на своих позициях. Чтобы мы отмерли и могли сойти со сцены, она властно взмахнула рукой, которую почти полностью закрывал рукав черной разлетайки.

В ней, она еще больше напоминала, сильно располневшего лебедя. Но, тем не менее, могла дать фору любому из присутствующих и не раз это демонстрировала, вызывая уважение и где-то даже благоговейный ужас.

Мы сходили в зрительный зал медленным ручейком, обсуждая последний спектакль, на который нас водили в эту субботу, когда взгляд куратора внезапно остановился на мне.

Я ощутила это кожей, перестала улыбаться Артуру и повернула голову.

Валентина Марковна подозвала меня к себе, и я вытекла из общего потока, но замерла на приличном расстоянии от грозной женщины.


Она взирала на меня с высоты своего немаленького роста, от чего поджилки неосознанно затрястись.

— Я сделала что-то не так? — сразу стала я оправдываться. — В пятом заходе плохо выполнила батман. И потом не вытянула ногу, когда прыгала…

Лепетать перестала, в тот же миг, как на губах куратора мелькнула снисходительная улыбка.

— Ты, значит помнишь все места, где ошиблась?