Со мной она сдерживается. Отмеряет эмоции, словно шаги в танце.

А мне вдруг захотелось увидеть ее настоящую, и я знал, что смогу этого добиться, если буду видеть ее чаще, смешить и конечно, трахать. Сейчас мне снова захотелось заняться последним.

Но сначала я довел ее до дрожи, долго и намеренно медленно намыливая мятным мужским шампунем, забираясь в самые потайные уголки.

В какой-то момент, когда я уже по пятому кругу массировал ее грудь, тщательно задевая соски, Аня недовольно взбрыкнула и просто вырвала у меня мыльную мочалку.

— Изверг!

Я со смешком поддался, когда она толкнула меня к кафельной стене и начала уже свою игру. Пришлось сжать скулы и вцепиться в дверцу душа, потому что вся игра Ани сосредоточилась в одном интимном месте. Она обмывала мошонку, ласкала мыльной рукой член. Водила по нему, сжимала, иногда могла и лизнуть.

— Ты издеваешься, — сдавленно пробормотал я.

— Ага, — только и усмехнулась она и стала смывать пену, лукаво улыбаясь то и дело поднимая ресницы, открывая вид на блестящие синие глаза.

Я вдруг заметил, что она опять схуднула, но это не мешало наслаждаться приоткрытыми влажными губками, через которые с шумом, слишком часто выходил воздух.

Она была красивой девкой. Такой красивой, что в груди рос зверь, желающий ее отнести в свое логово и никому не показывать.Задушить и оставить там навсегда.  Опасное чувство, особенно для нее.

Она уже удобно уселась на колени, и я смотрел, как струи воды омывают ее идеальное тело, а губы открываются, чтобы взять в рот, далеко немаленькую головку члена.

Я не сумел сдержать стона.

Язычок стал ласкать ствол по всей длине, цеплять уздечку, а когда задевал и чисто выбритую мошонку я вздрагивал, как от удара током.

Если честно хотелось убрать руки от дверцы душа схватить ее за волосы и просто насадить на себя ее рот.

Трахать грубо и долго, так долго, чтобы излиться в этот чудесный маленький и тесный рот. Кончить с ее именем на губах, и смотреть как вязкие капли стекают на дерзкую грудь. Но все это придет. Я и этому ее научу, а сейчас.

— Хватит, — поднял я ее на ноги и впиваясь в кожу пальцами, целовал долго и со вкусом. Смаковал ее рот, язык, сладость моей девочки.

— Рома, — шепнула она, снова найдя ручкой мой член, но я резко развернул ее и выключив душ, нагнул.

— Я же обещал тебя трахать.

— А можно мы потом поедим?

Я бы накормил тебя малыш, подумал я, а вслух сказал:

— Сейчас ты кончишь для меня, а потом я прослежу, чтобы ты съела самый большой стейк в городе.

— Ты такой заботливый, — мило хихикнула она и покрутила очаровательной попкой, по которой захотелось хлопнуть ладонью. Я не стал сдерживаться. Шлепнул так, что она удивленно заголосила, а брызги разлетелись в разные стороны.

— Рома!

— Терпи. Без боли нет успеха.

— Без боли нет успеха, — повторила она, и стала насаживаться на мой член. Я входил медленно. Сама. Так эротично, что сводило челюсть. Сегодня нам некуда было торопиться. А когда оказался внутри, то сам нагнулся от сносящей крышу узости и впился губами в мокрую кожу на шее.

Стоять на мокром кафельном полу было неудобно и вообще я не любил секс в душе, но тесное влагалище плотно меня обхватившее, и гортанные стоны, в которых то и дело слышалось «люблю и Рома», делали свое дело. Стало наплевать на все.

В голове толчками стучала кровь, ровно в таком же ритме, в котором я загонял член в Аню.

Ноги подкашивались, поясница горела огнем, а в из горла только и вырывались, что нечеловеческие хрипы, но я продолжал держаться за тонкую талию и толкаться внутрь. Снова. И снова. Быстрее. Резче.

Меня кидало то вверх, то вниз, и эти американские горки стремительно приближали к оргазму, и я хотел взять Аню с собой, поэтому нашел одной рукой грудь, а другой клитор.

Она выгнулась сильнее, отчего угол проникновения изменился, заставив меня резко выдохнуть от удовольствия, а бедра заработать активнее. Сильно напоминая поршень в двигателе.

— Рома, о Боже, — вскрикнула она, падая в пропасть нирваны и я стремительно полетел за ней, изливаясь на пол душевой кабины и сотрясаясь всем телом, думаю только о том, каким был идиотом, недолюбливая секс в душе.

— Так, все-таки откуда ты знаешь Афанасьева? — спросила Аня спустя десять минут, виляя под легкую музыку задом и выбирая в шкафу себе рубашку.

— Ты специально заставила меня кончить два раза, чтобы я расслабился и не надрал тебе задницу? — спросил я, заказывая в интернете еду, краем глаза наблюдая, как нахалка улыбнулась мне через плечо и наконец выбрала розовую рубашку.

Эта срань была в моем гардеробе только потому, что шмотки я заказывал скопом в интернете на все случаи жизни. Не выкидывать же. К тому же на Ане она смотрится отлично, оставляет место для просторной фантазии.

— Мне же интересно, — напомнила она и встала прямо за моей спиной, словно стесняясь прикоснуться.

Я закатил глаза от такой наигранной скромности, увел назад руку, и дернул Аню на себя, усаживая на колени.

Член тут же отозвался на приятную тяжесть, и я планировал его порадовать, но сначала требовалось подкрепиться и дать понять Ане, что она не только девочка по вызову. Хотя своя порочная правда в этом была.

— Тебе какой салат.

— Все тот же, — она наверное вспомнила наш первый совместный ужин. — Греческий.

Когда еда была заказана, а мы расположились с планшетом на кровати, то долго спорили по поводу фильма, который будем смотреть.

— Ну серьезно. Я ненавижу фильмы про танцоров. В них же нет ни капли правды. Вот этот, — она ткнула в экран. — Вспышка. Никто бы не взял ее в институт без хотя бы минимального обучения. Самоучки нужны только на телике. Давай лучше про врачей.

— Ты считаешь там есть правда? — раскатисто рассмеялся Рома. — Про Интернов я вообще молчу, а остальные. Там все такие прилизанные, что просто диву даешься, особенно это актуально после двенадцатичасовой смены, две три которые прошли за операционным столом. Ага, рассказывай.

— Ну ладно, — вздохнула она, продолжая листать ленту с фильмами и тут мы оба одновременно воскликнули, когда увидели его.

— Неприкасаемые, — голоса слились в один, и мы рассмеялись.

— Отличный сюжет.

— А музыка, Ром... Какая там музыка. Я потом под этого Людовика, композитора себе танец на вступительные ставила.

— Вот и решено.

В дверь позвонили и я, коротко поцеловав Аню, отправился за едой. Когда вернулся, она села в невероятно неудобную позу, скрестив ноги и при этом лежа на животе и слушала того самого композитора.

— Тебе он нравится?


Глава 7.1

— Очень, — ответил я и прошел на кухню, раскладывать еду.

Она была тут как тут, спрашивала нужно ли помочь и болтала ножками, сидя на барной стойке. Я что удивительно, всем этим наслаждался. Работа работой, но вот такие мгновения радости и наполняют жизнь неким, скрытым от нас смыслом.

Но Аня снова умудрилась вызвать раздражение, напомнив о своем вопросе:

— Ты не ответил насчет Афанасьева. Где вы познакомились?

Я молчал, раскладывая еду по тарелкам. Сочный ароматный стейк, с которого стекали капли масла и хрустящий овощной салат. Блеск.

— Ты не хочешь мне говорить?

— Я врать тебе не хочу, поэтому и молчу.

— А зачем врать? — оторвалась она от экрана.

— Аня. — вздохнул я, и кивнул в сторону гостиной. — Пойдем.

— Ну серьезно, что такого?

— Давай ты мне расскажешь о своих бывших парнях, — сказал и тут же поморщился, вот чего мне точно знать не хотелось.

Она кивнула и рассмеялась. Звонко, приятно дергая меня за ниточки нервов.

— Ты встречался с одной из его актрис. Все ясно. Вообще, когда девушки говорят про бывших, то названную цифру нужно прибавить к двум, и умножить на четыре…

Я даже застыл от такого посыла.

— Это.... много.

— Конечно, но у тебя есть неоспоримое преимущество, — улыбнулась она, усаживаясь и включая фильм. — Ты первый и пока единственный.

Это «пока» резануло по живому. И ощущение желания быть с ней всегда, пугало. Оно было неправильным. С ним было пора что-то делать.

Вот только, как избавиться от сладкой боли в груди, когда смотришь на этот тонкий профиль и улыбку мелькнувшую на пухлых губках, когда начался фильм, а рот попал кусочек сыра.

Неправильно. Нехорошо. Пора было что-то с этим делать.

— Аня.

— Мм, — даже не повернулась.

— Хочу, чтобы ты переехала ко мне.


Глава 7.2

— Почему ты молчишь? — спросил я, уже несколько напряженным голосом. Не то, чтобы я с собой покончил из-за отказа, но это было бы как минимум неприятно.

— Пытаюсь понять твой мотив, — наконец подала она голос, заканчивая поедать салат, и ожидая ответа на невысказанный вопрос: «Почему?»

Сейчас я понимал, что иду по очень тонкому стеклу, одно неверное движение, одна маленькая трещина, и пол под моими ногами превратиться лишь в крошку, а сам я упаду.

— Чем чаще твоя попка будет в поле моего зрения, тем меньше я буду ревновать.

И ведь не соврал. Меньше ревности, больше шансов распрощаться с этой странной болезнью. Наверное определение «птичий грипп» бы подошло. Вот только тошнота и лихорадка не приведут к моей смерти, скорее скочеврыжится карьера. Я не должен та-ак отвлекаться.

— Знаешь, — долго смотрела она мне в глаза, чуть наклонив голову, от чего я приметил, открывшийся мне из-за занавеса волос тонкий почти хрустальная изгиб шеи и ушко. Ушко…

— Я верю тебе, хотя и чувствую скрытый мотив. Словно ты сам себе что-то хочешь доказать но…

— Задержи эту мысль, — резко высказался я, прикрыв ей рот поцелуем и наскоро натянув брюки, помчался до машины. Там на заднем сидении так и лежали упакованные драгоценные серьги. И ушки Ани о них напомнили.