Я не обратила внимания на этот собственнический жест, будучи во власти всколыхнувшегося восторга, который куполом накрыл моё существо, отрезая от внешнего мира.

Я закусила губу от удовольствия и прикрыла глаза, выдыхая часто и громко. Слова Артура перекрыли все недавно испытанное: Отчаянье. Боль.

В этот миг я была готова парить над бренным миром, чтобы громко разнести весть про до краев наполненной чаше счастья.

Я восторженно улыбнулась и распахнула глаза.

Но в этом миг увидела Артура и опешила.

На секунду мне показалось, что его привлекательное лицо превратилось в хищную маску, а улыбка в оскал.

Я почувствовала мучительный холод и страх, пронзившие меня, словно рядом со мной сидел не лучший друг, а оборотень из страшной сказки.

Я перестала улыбаться, чувствуя себя не в своих пуантах и мягко, но настойчиво отняла руки.

– Все нормально? – в полном недоумении спросил Артур.

Я кивнула и натянуто, словно марионетка, улыбнулась.

– Я без тебя скучаю, – неожиданно придвинулся он ближе, и я рассмеялась, чтобы свести в шутку очередной намёк на отношения.

– Вот сейчас точно врёшь! Когда тебе было скучать?

– Время на мысли о тебе я всегда найду, – облизнул он губы, и потянулся к моему запястью.

– А как же Танька? – охладила я его пыл, скрестив руки на груди и взглянув высокомерно и пронзительно. – И её деми-плие*?

Артур только фыркнул на эту показательную неправдоподобную ревность.

– Кстати, о Губановой, – он причмокнул губами, и я снова заулыбалась над этой своеобразною пародией на его нынешнюю партнершу. Это сняло часть напряжения, и я с интересом наблюдала, как друг роется в своей белой найковской сумке.

Спустя полминуты он достал помятый сложенный вдвое картонный лист с большим бантом из лент на лицевой стороне.

– Открытка, – торжественно, словно на вручении аттестатов изрёк Артур.

– Мне? – подозрительно покосилась я на предмет в его руках, как на резиновую гремучую змею. Умом то вроде понимаешь, что игрушка, но от этого не становится менее мерзко. – От кого?

– От девчонок, само собой. Они горячо желают тебе выздоровления, – с легкой усмешкой на губах и совершенно нечитаемым взглядом проговорил Артур, протягивая открытку.

Я скептически выгнула брови и фыркнула, хотя желание рассмеяться в голос было огромным.

Меня, единственную бюджетницу, априори недолюбливали, а уж после распределения ролей для первого студенческого мероприятия и вовсе стали выказывать недовольство.

Но если в балетной школе девочки старались побольнее задеть меня, а порой и напакостить, спрятав пуанты и облив моё платье для выступления, то здесь все просто объявили бойкот.

Не то, чтобы меня это задевало или беспокоило. Я привыкла к одиночеству. Но при поступлении я очень надеялась обнаружить хоть одну подругу или друга, с которым можно попросту поговорить или сходить на прогулку. Хоть кого-то.

Ошиблась.

Когда я бегло просмотрела открытку с самыми шаблонными словами о выздоровлении и счастье, то отметила, как часто употребляется слово глубокоуважаемая.

Это могло означать только одно…

– Могу поспорить, что вместо пожеланий, они бы с удовольствием настрочили глубочайшие соболезнования о моей внезапной кончине.

Артур заливисто расхохотался, отчего пару человек, сидящие рядом дёрнулись, а я нахмурилась сильнее. Порой он в силу своей излишней откровенности, забывал об элементарном такте.

– Не без этого, Синицына, врать не буду.

– Ты бы и не смог, – закрыла я открытку и резко всучила ее Артуру в руки, словно избавилась от грязной тряпки. – Ты слишком безыскусен, чтобы врать.

– Считаешь? – вдруг, как-то нагло осклабился он и меня передернуло. – То есть, вместо того чтобы прямо говорить тебе, что я хочу быть с тобою, трахать тебя во всех позах, мне нужно читать тебе сонеты Шекспира? Соблазнять, вешать лапшу на уши?

– Я поняла. Деликатность не твой метод, – отвернулась я, не в силах смотреть на это красивое лицо. Кажется, наша дружественная встреча затянулась, и уже не доставляла былого удовольствия.

Слова Артура сильно напомнили другой, очень похожий разговор. Но если в тот момент я трепетала и готова была отдаться на милость взрослому мужчине, то сейчас испытывала лишь усталость и тошноту.

– Не всем приятно слышать слова «трахаться» и «позы». Ты поэтому и спишь только с давалками, а нормальные девушки тебя избегают.

Я вскользь на него взглянула и не без опаски подметила, что он сел так же ровно, как и я. Только ближе.

Даже сложил руки на груди, но чуть надвинулся, окутывая мускусным облаком.

Давно же просила сменить одеколон.

– А кто сказал, что мне нужна нормальная? – вдруг произнёс он вполголоса, словно мы были не в переполненном холле, где со всех сторон раздавались голоса пациентов и посетителей, а в моей комнате, где он впервые признался мне в любви.

О, как я тогда хотела откликнуться на его чувства взаимностью! Даже поцеловала. Но эти его настырные ласки не вызвали ничего, кроме щекотки, и я рассмеялась, тем самым смертельно его обидев.

Отношения с ним сделали бы мою жизнь еще на пару пунктов проще, но я не зря выбрала столь сложную профессию: до стертых в кровь пальцев, до адской боли в мышцах.

Артур был слишком прост и последующий его страстный шёпот вызвал лишь острый дискомфорт и неприятие.

– Мне нужна только одна девушка, самая чувственная, самая желанная, фантастически изящная.

– Ты кое-что забыл, – улыбнулась я и невольно прикрыла глаза, прекрасно зная, что он скажет дальше.


– Самая талантливая балерина, которая не просто уповает на судьбу, а ногами выколачивает себе место в бескрайнем ряду невзрачных танцовщиц.

Лесть, но от нее в сердце словно раскрывался подснежник, нагретый светом тщеславия.

Жаркое дыхание Артура щекотало мне ухо, неизбежно вызывая смех и легкие отголоски возбуждения.

Правда, сам Артур к ним не имел ни малейшего отношения.

Испытанные вчера эмоции от заведомо неправильной близости Ромы, заняли особое место в моём сознании и сердце.

Ничего удивительного, что я буквально почувствовала его присутствие, втянула носом его легкий цитрусовый запах, смешанный, с древесной ноткой и услышала низкий, вызывающий жар голос.

– Синицына! Анна Владимировна!

Я поморщилась от этого грубого выкрика, но открыла глаза, только когда Артур пихнул меня вбок.

Передо мной, словно грозовая туча, высился Рома. Его лицо было влажным и сердитым, а с волос капала воды.


Чтобы хоть немного отвоевать себе свободы от внезапно обрушившихся на меня эмоций, я бросила взгляд на выход, где за стеклянной дверью шел неустанный ливень.


Когда я, судорожно вздохнув, посмотрела в потемневшие, как вечернее небо глаза, то поняла, что от его близости восторг захлестнул меня с головой. Он не ушел из моей жизни навсегда. Он был рядом.


Чувствуя себя совершенно счастливой, я бесстыдно улыбнулась.

Рома резко отпрянул и заморгал, ошарашенный подобной реакцией на свой гнев, но быстро взял себя в руки и прошипел, приближая лицо.

– Ты время видела?

– Около семи, – нахмурилась я, не понимая совершенно, к чему он ведет.

– Уже семь, – рявкнул Рома, а ноздри его раздувались, как у быка перед рывком к тореадору. Я сжала колени, чувствуя, как по телу прокатываются волны предвкушения, смешанного со страхом. Опасное сочетание. Рома напоминал сейчас мелодию Вивальди «Танго смерти». И я ощутила себя кружащей в этом вихре музыки, словно будучи совершенно обнаженной.

Он заметил мою реакцию, в напряжении сжал кулаки. Похоже, что его хваленный контроль уплывал на парусах запаха возбужденной женщины и он был готов забыть о толпе и броситься на меня.

– Вообще-то еще только без пяти, – вдруг раздался сбоку абсолютно недоумённый голос Артура. Он словно ворвался в перетекающий поток мыслей и разорвал его надвое.

Я раздраженно на него посмотрела.

Ну что ты влезаешь!?

Его присутствие сейчас казалось лишним, как, впрочем, и всех в холле.

Я не видела Рому почти сутки, уже и не надеясь на новую встречу, поэтому не хотела отвлекаться на посторонние ненужные разговоры. Зачем? Здесь же я, и он, и судя по убийственному выражению лица – он ревновал.

О, коварное женское тщеславие!

Мне так хотелось сыграть на этом. Заставить Рому изнывать от желания и ревности.

– Охранник – Дмитрий Борисыч не любит, когда приходится закрывать дверь ровно в семь, – проворчал Рома, лишь бросив мимолетный взгляд на удивленного юнца.

Мы все разом посмотрели на упомянутого стража порядка. Неказистый мужчина с залысинами и дряблой кожей, как ни в чем не бывало – словно он не должен через уже четыре минуты выгонять всех посетителей из больницы – грыз кончик простого карандаша и смотрел в газету. Судя по всему, кроссворд его занимал больше работы.


Я хихикнула, словно маленькая довольная девочка.

Мужчины резко обратили на меня взор, Артур удивленный, а Рома раздражённый.

Я поняла, что нужно уже как-то прояснить ситуацию и встала. Повернувшись к Артуру лицом, я закрыла своим небольшим телом Романа – попыталась. Все мои чувства обострились от тесной близости с пышущим гневом мужчиной.

Хотелось ещё ближе.

– Роман Алексеевич прав. Уже поздно. У меня процедуры. А тебе тоже пора заниматься, – быстро проговорила я, с восторгом обдумывая предстоящие «процедуры» с Романом.

– Смотрю, Роман Алексеевич, – процедил Артур сквозь зубы, – весьма заботливый врач. Он ко всем так трепетно относится, или здесь существует особая привязанность?

– Я с особым удовольствием вышвырну тебя за дверь, если ты сам не исчезнешь, – отодвинув меня в сторону, не менее жёстко сказал Рома.

Я невольно сравнила двух мужчин, одного из которых желала я, и как, оказалось, получала полную взаимность, а другого давно и надежно оставила во френдзоне. Артур был похож на домашнего кота, хоть и хищника, но мелкого, а Рома, кроме того, что был выше моего друга, походил на ягуара.