Я вздохнул с облегчением. Эти пять минут многое решали в моей жизни. Был сделан ещё один шаг на пути к лаборатории по трансплантологии. Теперь даже Марина не сможет отдать руководство кому-то другому. Теперь всё в моих руках. Я посмотрел на свои ладони и сжал пальцы в кулаки. Нервный трепет сжигал меня изнутри. Мне не терпелось взяться за работу. Немногие понимали это. Она понимала.


– Я рада за тебя, – услышал я тихий нежный голос, проникший в затуманенное мыслями сознание.


– Спасибо, – повернулся я к Ане, и резко схватился за стену. Лифт тронулся и уже через пару секунд открылся. – Поесть не забудь. – Сказал я, не глядя.

Теперь мной владело только одно желание – взяться за скальпель.

Лампы надо головой гудели не переставая. Воздух пропитался анестетиками и парами тяжёлого дыхания операционной команды. На двух столах лежали совершенно разные тела, но с идентичной группой крови и другими жизненными показателями.

В моих руках живое человеческое сердце, когда мое собственное неистово билось. Недоуменный взгляд на цвет органа и понимание. Оттенок был на вид вполне здоровым, но просматривались синеватые прожилки. Я теперь знал, каким препаратом пытались убить Лунского.

Тот лежал на удивление спокойно для недавно буйного недоубийцы.

За стеклом операционной стояли обеспокоенные родители девочки, но я, не отрывающий взгляда от органа, которому предстояло занять новое место в человеческом теле, не обращал внимания на их напряжённые лица.

Приборы известили, что сердце забилось, сатурация выросла, а дыхание восстановилось.

Когда все закончилось и я, переглянувшись с Богатыревым, вышел из стерильного бокса, на меня тут же кинулась женщина со светлыми волосами. Мать Пушкарёвой. Отец девочки стоял поодаль, хотя тоже готов был расплакаться.

– Вы не представляете, что вы для нас сделали! – рыдала мать пациентки. – Мы молились всем богам, чтобы они спасли её.

– Молились богам, а спасли её врачи, – хмыкнул я и, пожав руку светлоглазому мужчине, удалился, оставляя родителей радоваться своему счастью.

Мне хотелось улыбаться. Мне впервые в жизни хотелось петь и смеяться. Но больше всего мне хотелось поделиться радостью с той, кто меня поймет. Все получилось. Сердце пересажено и запущено. Оно забилось. Ребенок задышал. Нет гарантий, что орган приживется, но надежда всегда умирает последней. Я, правда, желал этой улыбчивой девочке здоровья.

– Рома, – за спиной послышался бас Влада. – Что теперь с Лунским будет? Леха всё устроил?

– А что ему будет, так и будет лежать в коме, – пожал я плечами, нажимая на кнопку вызова лифта. Мы стояли в ярко-белом коридоре этажа, на котором проводились операции. Здесь каждый знал своё место и ни один микроб не мог бы проникнуть в эту обитель жизни и смерти. Санитарки и медсестры убирались по два, а то и три раза на дню.

– Вся больница гудит о пересадке, – хлопнул меня по плечу Влад и широко улыбнулся. – Такие операции редкость.

– И это хреново. Сколько еще людей ждут такого шанса.

– Ну теперь у тебя будет возможность им помочь.

– Я рассчитываю на это, – согласился я и кивнул дежурным хирургам, которые приехали в лифте.

– Отметим? – спросил Богатырев, но резко поднял руки, когда получил укоризненный взгляд. Я планировал отпраздновать. Но алкоголя нет в программе. Зачем, когда я и так захмелею только от одного поцелуя невинных, нежных губ.

Мы зашли внутрь металлической кабины, где еще совсем недавно к стене прижималась испуганная Аня. Я снова подумал о том, что неплохо бы проверить, поела ли она. Чтобы во время секса не упала в голодный обморок. Такого моя гордость не выдержит.

Я усмехнулся сам с себя. Такой уверенный в её капитуляции, но сейчас я не хотел никого другого. Согласна ли она? Станет понятно, когда мы увидимся.

Только мы вышли с Богатыревым на четвёртом этаже, раздался шквал аплодисментов, проникший в душу, как прохладный воздух в душный летний день. Я улыбнулся. Впервые за много лет – искренне. Врачи, пациенты, медсестры – все подходили, хвалили, восхищались и одаривали меня улыбками.


Сейчас, будучи во власти абсолютной эйфории от успеха, я отвечал им тем же. Не язвил, не грубил, а просто наслаждался моментом.

– Вы такой молодец, – со слезами на глазах говорила медсестра из приемной, Диана. Она подошла одной из первых и после короткого объятия стала сжимать и трясти мою ладонь. Я вспомнил о её матери. Но чувства сожаления даже не прокрались в мой затуманенный успехом мозг. У женщины за пятьдесят не было и шанса на получение донорского сердца.

– Спасибо.

Последним ко мне подошел заведующий хирургическим отделением – Михаил Валерьевич Лавров. Именно этот седовласый, уже отошедший от дел хирург обучал когда-то меня. За что имел мою горячую привязанность и уважение.


Пока он нахваливал талант и решительность своего ученика, я наконец заметил тонкий силуэт возле процедурной.


Аня стояла рядом с одной из своих соседок и смотрела прямо на меня. Взгляд, которым она меня ласкала, подливал вина в чашу экстаза от проведённой операции.

Она слушала женщину и смущённо улыбалась. Судя по всему, речь шла обо мне, и это было обычным делом. Обо мне часто говорили. Восхищались, где-то даже боготворили. Почем зря. Но именно её покорная поза и невинный, донельзя вид, приводил все чувства и плоть в боевую готовность.

– Михаил Валерьевич, – перебил я мужчину, который похоже и не планировал умолкать. – Кабинет узи уже закрыли?

– Мм, должны, – удивлённо пробасил учитель. – Сегодня там Валеева. Она рано уходит.

– Отлично, – я взглядом сказал Ане стоять на месте и посмотрел на бородатое лицо. Лавров мог бы стать самым известным хирургом в стране. Он прекрасно владел своими руками и скальпелем. Однажды спас жизнь женщине, в спину которой вошел осколок ветрового стекла во время автомобильной аварии. Но ему не нужна была слава. Больше всего его занимала семья. Жена и трое детей. Я не понимал этого, но и не осуждал. – Спасибо, без вас я бы ничему не научился.

В ответ я получил горделивую улыбку и попрощался, пожав руку. Еще раз взглянув на застывшую в ожидании Аню, я зашел в сестринскую. Ключи от кабинета узи висели на месте.

Вот только о моих внутренностях, так сказать было нельзя. Поясница горела, внизу живота всё сжималось в предвкушении, словно я был не опытным мужиком, а пацаном, ждущим свидания с первой красавицей школы.

Впрочем, доля истины в этом была. Она была красавицей. Я хотел её. Сейчас на волне успеха, особенно сильно.

– Роман Алексеевич, – застала меня секретарь Марины, уже одетая, чтобы идти домой. Странно, что еще не ушла. – Вас просят подняться наверх. Телефон ваш не отвечает.

Я похлопал себя по карманам.

– Верно. В раздевалке оставил. Что-то срочное? – раздраженно заметил я.

– Марина Евгеньевна хотела вас поздравить.

Я внимательно посмотрел на Риту, прекрасно понимая о чем идет речь и ухмыльнулся.

– Спасибо. Не сегодня.

Никогда.

Блондинка лишь пожала плечами. Она всегда нейтрально относилась к тайнам руководства. У нее и своих проблем в жизни хватало. Я проводил ее взглядом и вышел из сестринской.

Чудесная, послушная девочка так и стояла возле процедурной, словно гибкий цветок орхидеи, ждущий нового хозяина. Таким цветам нужен особый уход, постоянное внимание.


Я с легкой улыбкой направился в её сторону, медленно, словно крадущийся к добыче тигр. Сделав вид, что сейчас пройду мимо – планировал, что соседка уже покинет общество Ани, но любопытство снедало её и она огромными глазами следила за происходящим.

Пришлось разговаривать при ней.

Она похоже надеялась, что я прямо здесь накинусь на Аню. Взгляд был жадным, и неприятным. Такие женщины вскоре морально отрезают мужикам яйца. Я не любил свидетелей, если не касалось работы.

– Синицына, – я придал голосу всю возможную строгость. Вот только её это не обмануло. Зато соседка с язвой, подобралась и встала, как по струнке, смирно.

– Поздравляем с успешно проведенной операцией, – высказалась она на одном дыхании, и я вяло улыбнулся этому лепету.

– Спасибо огромное. Думаю, вам пора уже разойтись по палатам. Время позднее.

– А мы как раз собирались. Правда, Аня?

– Конечно, – подтвердила она, не сходя с места и не сводя с меня взгляда. На её лице застыла только одна эмоция, которая очень понравилась мне. Полная, безоговорочная покорность. Скажи я ей сейчас раздеться, она не воспротивится. Предложи прыгнуть из окна, она и на это пойдет.

– У Синицыной завтра выписка. Верно?

Общий кивок.

– Значит, сейчас нужно сделать узи, чтобы точно проверить, рассосалось ли образование.

– Узи? – повторили за мной девушки. Одна удивленно, другая подозрительно.

– Узи.

– Сейчас? – хрип вырвался изо рта Ани, и она переступила с ноги на ногу, теснее сжимая бёдра. Почти незаметно, но член приподнялся, предвкушая удовольствие, что скрывалось между стройными ножками.

– Лучше сейчас, пока я не ушёл домой.

Как будто я бы смог!

Аня словно сомнамбула сделала нетвёрдый шаг вперёд, и я пропустил её, отойдя чуть в сторону.

Соседка осталась позади и смотрела за тем, как я все дальше уводил мотылька в полыхающее пламя, навстречу собственной погибели.

– Одно слово и можешь вернуться в свою палату, – прозвучал мой глухой голос, а следом щелчок замка, как преддверие скорой бури.

Готова ли она? Собирается ли здесь остаться? Она не произнесла ни звука, но ее тело было более, чем красноречиво. О, да!


До такой степени, что всё моё естество наполнилось негой предвкушения, а сердце готово было выскочить из груди. Горячее дыхание опалило затылок и волосы зашевелились, будто по нервным окончаниям провели атласной лентой. Она вздрогнула и нагнула голову в сторону, давая безмолвный ответ на моё предложение. Слова были не нужны, тело говорило за неё.