Глава 11. Больно будет


Все тело натянутая струна в ожидании музыканта. Оркестр в предвкушении взмаха дирижерской палочки. Сцена готовая к началу спектакля. Мерцающий свет кварцующих ламп проникает через кожу, пока Рома опаляет ее своим дыханием.

– Вы действительно собрались делать мне узи?

– Птичка, я почти в тебе. Думаю, это повод перейти на ты. Узи я сделаю, но сначала осмотр, – говорит Рома тихо, хрипло, разнося по телу Ани приятную дрожь. Разворачивает ее к себе и пробегает пальчиками по тонкой талии, пересчитывает ребра, словно играет на фортепьяно.

С губ Ани вырывается стон, и она прикрывает глаза, наслаждаясь близостью, мечтая о романтике, о признаниях, о комплиментах. Но подсознанием она понимает, что ждать этого от Ромы бесполезно ровно так же, как с первого раза сделать Гран Плие.

Наверное, поэтому, когда он начала подталкивать ее назад, она не сопротивлялась, готовая к любому исходу, чтобы ее мужчина не придумал.

Он был ее мужчиной. Именно он заставил ее тело трепетать сильнее, чем во время балета. Именно он впервые заставил ее осознать, что из себя представляет плотское желание.

Она была готова ко всему, кроме того, что в следующее мгновение Рома взял ее та талию, поднял и усадил. В откуда не возьмись гинекологическое кресло.

Ошеломленно оглядываясь на темную кожу, распорки для ног и ухмыляющееся лицо, Аня не могла поверить своим глазам.

– Ты же шутишь?

Рома только хмыкнул, и, спустив кресло пониже нагнулся и приблизил лицо вплотную, практически прижал свое тело к ее.

– Ты мне доверяешь? – спросил он полушепотом, низко, так чувственно, что Аня почти не заметила, как его руки нащупали тонкие брючки и спустили их вместе с бельем. Или не захотела замечать?

– Не уверена, – осторожно щурясь, произнесла она, ощущая прохладу между ног. Страшась того, что ждет ее в объятиях этого взрослого мужчины.

Но желание продемонстрировать себя не испуганным воробушком, а ярким лебедем было сильнее любого страха.

Она чуть поднялась на кресле, отдаляясь от лица наглого соблазнитель и вкрадчиво улыбнулась.

– Возможно, – шепнула она, облизнув полные, пересохшие губы, после чего напрягла ноги и рассекая воздух перед лицом Ромы, раскинула их в полных шпагат. Теперь они упирались коленями в подставки, что давали ей возможности свести их снова.

Дыхание Ромы от подобного представления стало чаще, а сердце в грудной клетке забилось оглушительно, вознося все чувства Ани на небывалую высоту.


Она хотела его желания. Она хотела его жажды, ревности, любви. Даже тех страданий, что неизбежно принесут их отношения.

Аня знала, что счастье не выстраданное, гораздо слабее. Именно это она вынесла, сходя с ума по драматургии Шекспира.

Наверное, впервые в жизни она забыла про свои мечты, чтобы полностью окунуться в реальность, что представлял собой этот мужчина и его рука плотно накрывшая, чисто выбритую промежность.

Волос там быть и не должно. С ними очень жарко по сцене. С Ромой очень жарко везде, особенно когда один из его пальцев коснулся влаги.


Рома затаил дыхание, поднял руку к лицу и, не отрывая взгляда от девушки, втянул носом воздух. Одно такое простое действие повергло Аню в трепет и отчаянный восторг. Она задыхалась от счастья.

Никогда еще она не чувствовала, что близка к обмороку. Такого не было даже после изнуряющих репетиций.

Она невольно взглянула вниз. Всего на мгновение, чтобы увидеть, как близко ее раскрытые лепестки были от его твердыни, что очень явно выделялась сквозь тонкие, форменные штаны.

Света почти не было, и их тела казались наполненными синим мерцающим цветом, словно сотканные самой ночью, готовые переплестись в любой момент.

Но Рома не спешил. Больше некуда торопиться. Дверь закрыта. На этаже почти никого, а перед ним самое желанное блюдо, что когда-либо бывыло на его столе.

Мысли вокруг нее крутились самые пошлые и развратные. Раскинутые в сторону, в самой вызывающе позе, ноги только добавляли огня чреслам, вызывали стояк такой силы, что болело все тело. В предвкушении. В преддверии. В неизбежности пронзительного удовольствия, что он знал, ждало ему в узком влагалище.

Настолько сладко пахнущем, что кружилась голова.

Она была здесь и она знал, что она готова. Готова для него. И в голове он уже стянул штаны и вставил. В голове, он уже насаживает ее на свой член со скоростью центрифуги. В голове она уже давится его спермой и слизывает ее с губ.

Но меньше всего ему хотелось видеть страдания на красивом лице. Нет, сначала он ее подготовит, сделает все, чтобы свой первый раз она запомнила навсегда. Все, чтобы всех своих будущих мужчин она сравнивала с Ромой.

Его рука была все еще возле губ, а Аня наконец подняла взгляд и почти задохнулась от той бездны похоти и страсти, что светилась в его черных глазах.

Напряженное лицо, со стекающей по виску каплей пота казалось Ане самым прекрасным произведением искусства, и она была счастлива, что он смотрит именно на нее.

Что именно ее он выделил среди целой вереницы женщин, по нему сохнущих, как орхидеи. Он был тем источником, из которого хотела пить каждая, но достался Ане.

– Впрочем, – прочистила она горло и занемевшими руками подцепила край его рубахи, уже в нетерпении снова увидеть спортивное тело. – Вы же мой врач, как я могу не доверять вам.

Легкая ухмылка, небрежный кивок и вот его губы почти касаются ее, обдавая горячим свежим дыханием.

– Тогда будь послушной девочкой и расслабься. Сегодня я сделаю все сам, – произнес он тоном, не терпящим возражений и жадно коснулся ее губ, которые от прикосновения тут же закололо, а в теле началась настоящая буря.

Аню кидало то вправо то влево, тело содрогалось от переизбытка эмоций, но женская рука, накрывшая грудь посередине заставила замереть на месте и принимать все, что собирался сделать Сладенький.

Единственное, что ей было позволено это стянуть с него рубашку, и провести кончиками пальцев по выступающим мышцам на груди и животе.

От ее голодного взгляда эго тридцатилетнего мужчины не могло не подняться столько же стремительно, как недавно поднялся член.

Он уже готовился к своей операции, дрожа в предвкушении сделать надрез во влагалище и подарить этому миру новую сексуальную женщину.

Но как бы не изнывал живой скальпель, сам врач наслаждался преддверием удовольствия.Расстегнул пуговички на светлой пижамке, развел полы в сторону и долго-долго смотрел на выпирающие соски.

Манящие. Дерзкие. Яркие в этом свете, как вишенки на самом изысканном десерте. Их хотелось взять в рот, их хотелось запечатлеть кистью художника. На женскую грудь в принципе можно смотреть бесконечно. Но эти два небольших, округлых полушария казались настоящим совершенством.

– Рома, – часто задышала Аня и уже хотела от смущения прикрыть грудь, настолько остро чувствовала его взгляд, от которого острые вершины сладко ныли.

– Не смей, никогда не смей от меня скрываться, – резкий тон и руки отброшены, а большие мужские ладони накрывают девичью грудь, линиями жизни ощущая твердость бутонов. – Ты очень горячая и сердце бьется слишком часто. Боюсь, как бы не пришлось вкалывать тебе успокоительное.


Аня хотела бы усмехнуться, но ладони, массирующие ее грудь, глаза предельно внимательное, следящие за ее лицом не дали и тени улыбки проскочить на губах.

Все было так чувственно и остро, что Аня только выгнулась, чувствуя, как между ног собралась порядочная влага.

– Лучше, естественная инъекция, доктор.

Хотелось уже кричать: «сделай что-нибудь с тем зудом, что мучает меня которой день, сделай что-нибудь с тем восторгом, что перекрывает даже мечты о балете» Так не должно быть. Люди не должны испытывать эмоций, сравнимых разве что с наркотической зависимостью. Ломкой, уничтожающей все мысли и чувства.

Сделай что-нибудь! Даже вопиющая развратная поза, которую она заняла на кресле, волновала ее меньше, чем эти размерные движения рук, мнущих ее грудь. Она хотела больше. Она хотела этого бесконечно.

Но вот руки заменили длинные, опытные пальцы и теперь они катали между большим и указательным соски, словно дергая за рычаги нервных окончаний.

– Господи, прекрати, – умоляла Аня и вцепилась в руки Ромы, но он был не умолим. Он должен был убедиться, что проникновение его не маленького члена принесет. как можно больше дискомфорта. Кроме этого было так сложно отнять руки от совершенства груди, но пора двигаться дальше.

И вот его губы глотают очередной ее стон, языком вылизывая шелковую глубину рта, а руки тянутся вниз, проводят по плоскому животику, гладят влажный от испарины лобок и наконец, касаются подрагивающей плоти.

Там настолько мокро, а запах настолько дурманит, что Рома воет в губы, тихо сдерживаясь, порыв сорвать последнюю преграду и просто засадить, наплевав на чувства девушки.

Губы ведут дорожку поцелуев вниз, находят соски, долго ласкают их языком.

Но не это его цель.

Когда Рома садится прямо перед креслом и смотрит как истекает влагой промежность, Аня в смущении закрывает лицо руками.

– О, боже. Как стыдно.

– Тебе нечего стыдиться, – провел он по щели кончиками пальцами вверх-вниз, собирая смазку. – Ты прекрасна. Везде, моя Птичка.

Аня мало осознавала окружающую действительность. Ей неимоверно сильно хотелось понять это сладкое, тянущее наслаждение. К чему оно приведет. Что ждет ее в руках этого мужчины. Такого циничного там снаружи, и такого страстного любовника наедине.

– Нежно будет только первый раз, – замечает он, но взгляда оттуда не отрывает. – Не обольщайся.

Его слова наоборот вызвали прилив радости, ведь он рассчитывает на продолжение. И можно просто наслаждаться тем, что он собирается с ней сделать.

И уже спустя пару секунд Рома наклоняется вперёд, вдыхает пряный аромат и прижимается губами к ничем не прикрытому бутону.