Юлия Бузакина - Его секретарша

От этих наполовину сонных поцелуев по коже летели волшебные мурашки, и я затихла, не желая их спугнуть. Я боялась, что если шевельнусь, его мрачный настрой вернется.

— Я говорил тебе, что люблю тебя? — тихо шепнул мне на ушко Облонский.

— Нет, — не раскрывая глаз, заулыбалась я.

— Я тебя люблю…

Его губы скользили по шее, по позвоночнику, руки бессовестно задирали мою и без того коротенькую шелковую ночную рубашку, и я плавилась от разливающегося под кожей жаркого желания.

Низ живота сладко свело, и я почувствовала, как его твердый член упирается в мои бедра. Неосознанно подалась бедрами ему навстречу, и продолжала плавиться в его объятиях. Его губы впивались горячими поцелуями в ложбинку у основания шеи, руки властно сминали мои груди, покручивали соски, и с моих губ срывались хриплые стоны.

Владимир уложил меня ничком и нащупал в ящике прикроватной тумбы презерватив.

Он сорвал с меня ночную рубашку и теперь властно оглаживал мои обнаженные ягодицы. Подмял меня под себя, и скоро я ощутила, как он заполняет меня собой — остро, резко и пронзительно сладко.

Мы почти не разговаривали — за нас говорили наши прикосновения. Я горела, пылала, затихала и вновь вспыхивала. Нас двоих как будто затянуло в другое измерение. Мы потеряли счет времени — занимались сексом под горячими струями душа, на кухонном столе, на диване в гостиной… На нас почти не было одежды, и нам было безумно хорошо вместе. Мы что-то готовили на кухне, вместе смеялись, вместе ели, потом снова занимались сексом…

А вечером, когда начало смеркаться, мы заказали пиццу и смотрели какой-то фильм в гостиной. Фильм я не запомнила — ни названия, ни имен героев. Их затмили откровенные приставания Владимира. Они будоражили, затягивали, сводили с ума, и я подчинялась зову своего тела. А оно хотело одного — чтобы его продолжали гладить и ласкать. И я сдавалась. Подчинялась и послушно расплавлялась во власти рук и губ своего будущего мужа. Были только мы вдвоем. Все остальное на время перестало иметь значение.

В понедельник я порхала по приемной, как бабочка. Мои глаза горели счастьем, а перед глазами все еще стояли сцены страстного секса, которым мы занимались целое воскресенье. Надо ли говорить, что в девять часов утра посыльный принес мне новые розы — теперь нежно розовые, красиво оформленные в круглой белой коробке, и в них была вложена записка от Владимира. «Моей любимой Машеньке».

Конечно, он был здесь же, в своем кабинете, и меня переполняла радость от того, что цветы прислали сюрпризом.

Владимир вышел из своего кабинета. Заметил новый букет и улыбнулся.

— Спасибо, — при взгляде на него щеки вспыхнули предательским румянцем.

Он поймал мое смятение и усмехнулся.

— Пожалуйста.

Слишком много произошло между нами интимных подробностей за эти выходные, а я пока еще привыкала к новшествам подобного характера. Но теперь я очень хорошо осознавала, как сильно я его люблю. Люблю его взгляд, его прикосновения, его обворожительную улыбку. И если раньше это была глупая влюбленность в красивого начальника, то теперь все изменилось. Я превратилась в любящую женщину. Я любила его всем сердцем.

Владимир подошел ко мне. С нежностью сжал мои плечи и подарил мне поцелуй.

— Нам надо подать заявление в ЗАГС, — тихо проговорил мне на ушко он.

Я подняла на него глаза и улыбнулась. Но ответить не успела.

Двери приемной распахнулись нежданно. Слишком резко. В дверях появились несколько мужчин в форме. Они были похожи на тех спецназовцев, которые вытаскивали нас из нелегального казино.

— Владимир Николаевич Облонский — это вы? — впился ястребиным взглядом почти черных глаз в моего босса один из них.

— Я, — оставив меня и розы, выпрямился Облонский.

Как-то в один миг стало нехорошо. Что-то засосало под ложечкой, и почва ушла из-под ног.

— Вам придется пройти с нами в отделение, Владимир Николаевич. Вы арестованы за махинации, связанные с рекламным агентством «Стела».

— Какие махинации? О чем вы говорите? — сверкнул полным ярости взглядом Облонский.

— У нас имеется ордер на обыск помещения. Все ваши компьютеры будут опечатаны. Не советую спорить с нами. Просто давайте тихо проедем в отделение, без шума и пыли. А наши люди займутся поиском запрашиваемых данных. С вашим адвокатом свяжетесь чуточку позже.

— Маша, сходи к Божене, — повернулся ко мне Облонский. — Будет лучше, если ты сегодня переночуешь у отца или у подруги…

Они не дали ему договорить. Просто надели на него наручники и грубо вывели из приемной.

Я сидела в своем рабочем кресле и не могла пошевелиться. Страх охватил мое сознание. Я не могла поверить, что его обвинили в чем-то очень нехорошем. И, да, я знала, кто такой сити менеджер Алексеев. Вряд ли Владимир отделается слишком просто.

— Девушка, освободите компьютер, — подошел ко мне один из сотрудников полиции.

Сглотнув, я поднялась из-за стола.

Он грубо схватил коробку с розами и принялся их вытряхивать.

— Что вы делаете?! — вскрикнула я. — Это мои цветы! Не трогайте их!

— У нас ордер, — сунул мне под нос какую-то бумажку второй полицейский. — Мы обязаны все перепроверить. А вас я попрошу забрать личные вещи и покинуть помещение после досмотра.

«Ты же уничтожила все договора по «Стеле»?»

Да, конечно, я все уничтожила!

«Ничего вы здесь не найдете!» — мысленно произнесла я вслед ушлым полицейским.

Меня облапали со всех сторон, мою сумочку вытряхнули наизнанку, и все для того, чтобы убедиться, что я не унесу с собой ничего лишнего.

Я одарила полицейских полным ненависти взглядом, подхватила истерзанную коробку с розами и бросилась прочь из приемной.

Меня трясло. В глазах плескались готовые политься из глаз слезы.

Кое-как добежала до отдела кадров и без стука распахнула дверь.

— Там… там обыск, — выдохнула, едва дыша, и плюхнулась на стул для посетителей у стола Божены.

— Как, обыск? — обомлела королева. — А Вова где?

— Увели-и-и… — протянула я, и из глаз против воли брызнули слезы.

— Доигрался, значит, — зловеще нахмурилась Божена.

Я сидела на стуле, сжимала коробку с розами, и ревела, как маленькая девочка. Я была бы рада успокоиться, но у меня ничего не получалось. Просто весь этот обыск, перетряхивание моих личных вещей — было так унизительно, что я чувствовала себя жутко грязной и причастной к чему-то нехорошему.

Настя подскочила со своего места и побежала к кулеру с водой. Всунула мне стакан, какие-то ужасно пахнущие капли, но я продолжала давиться всхлипываниями.

— Успокойся, слышишь, Маша? — громко произнесла королева. — Они нас переиграли. Видимо, этот финансовый аналитик хранил копии всех договоров не только у себя в планшете.

— И что же теперь делать? — всхлипнув, посмотрела на нее я.

— Пойди в дамскую комнату и приведи себя в порядок. Поедем к его отцу. Он собирается улетать сегодня вечером. Надо не дать ему это сделать и уговорить помочь нам.

— После того, как Владимир отказался сидеть с ним за одним столом, вряд ли у нас получится его отговорить.

— Надо попытаться. Живо иди и умойся! Иначе мы можем не успеть. Николай Сергеевич тот еще самодур!

Я поднялась со своего места и опрометью бросилась в дамскую комнату.

Не помню, как я умывалась. Как бежала за Боженой, как садилась в ее машину… В голове шумело. Мысль о том, что я могу больше никогда не увидеть своего любимого человека, в один миг отняла у меня все силы.

Божена припарковала машину у одной из городских гостиниц и приказала мне идти за ней.

На рецепшене нас уже ждали — видимо, пока я приводила себя в порядок, королева успела позвонить отцу Владимира. Я вдруг поймала себя на мысли, что не помню, как его зовут.

Мы поднялись на лифте на третий этаж, и скоро оказались в роскошном номере категории «Люкс».

Знакомые мне Николай и Марк сидели в гостиной у ноутбука от «Эпл» и напряженно что-то обсуждали.

Глава семьи стоял у окна. Как только мы появились на пороге, он двинулся нам навстречу.

— Скажи мне, дорогая Божена, почему я должен помогать этому паршивцу? — без приветствия начал отец Владимира.

— Потому что этот паршивец — твой сын, — пожала плечами та. — А еще, потому что у него есть невеста, которой он нужен. И он нужен тебе. Ведь если бы он был тебе не нужен, ты бы не прилетел.

— Маша, привет, — улыбнулся мне Марк, и услужливо уступил место на диване. — Жаль, что нам не удалось поближе познакомиться.

— Мне тоже, — обреченно пробормотала я, опасаясь, что еще немного — и снова разревусь.

— Не понимаю, почему он так упорно отказывается с нами общаться? — развел руками Николай. — Я уже третий раз пытаюсь до него достучаться, и все тщетно. А ведь я просто хотел позвать его крестным моему новорожденному сыну. Я звонил ему на праздники, но он даже слушать меня не захотел.

— Он боится возвращаться… — уставившись на свои руки, произнесла я.

— Чего он боится? — вскинулся отец Владимира.

— Позавчера, после того, как мы ушли из ресторана, он сказал мне, что знает, зачем вы приехали. Сказал, что давно бы вернулся сам, если бы не одно обстоятельство.

— Глупая гордыня и упрямство!

— Нет… Он сказал, что не может оставить Дашу одну. Даша — его дочка. Если он уедет, Даша останется совсем одна на чужом ей кладбище, среди незнакомых мертвецов. Он не переезжает из дома, в котором она росла по той же причине.

— Даша ведь… умерла, — изумленно переглянулись братья.