На крыше было прохладно. Дул сильный ветер. На ярко освещённой площадке стоял вертолёт. Один из пилотов открыл нам стеклянные двери и предложил сесть.

Внутри, как в салоне автомобиля, только кресел четыре. Два напротив двух. Молочной кожей обиты, между ними столик с подставками для напитков. А главное – окна! Я сразу заняла место и пристегнулась ремнями.

Дверь–купе закрылась, и мы приготовились к полёту.

Артур сидел напротив и внимательно рассматривал меня.

Я знаю, почему богатые мужчины любят бедных серых мышей из деревень. Именно за наш щенячий восторг от всего, чего ни разу не видели, к чему не прикасались.

– Нравится? – спросил старший брат.

– Потрясающе! – восхищённо крикнула я.

Дальше было шумно, поэтому с Артуром мы больше не разговаривали.


****

Я сумела сохранить в себе ребёнка. Не перестала мечтать и верить в любовь. Надеялась, что всё разрешиться хорошо. Лёшенька не обидел меня, он любит, у него есть объяснение своему поступку. И мы будем счастливы. У нас родиться ребёнок, мы построим дом… И дальше по плану маленькой Сонечки, которая потеряла маму и побывала в лапах чудовища. Но храбрый рыцарь меня освободил, осталось только выяснить зачем он сбежал из психушки.

Это был сон. Нет, я понимала, что реальность, но такая лёгкость, тепло и детская радость посетили моё сердце, что я иногда была вынуждена щепать себя за руку, чтобы не ошибиться.

Ощущения из далёкого прошлого, как раз того времени, когда я точно знала, что можно купить лошадь, держать её на балконе и ездить верхом в школу, запрягая зимой в сани.

Я –маленькая принцесса. Я приехала во дворец.

Особняк был шикарен во всех отношениях. Колоссальных размеров. Снаружи вроде скромный, как старинное дворянское гнездо. Впечатляющие, только крыльцо из белого мрамора и белые колонны. Окна небольшие, никаких архитектурных излишеств. Коробочка вытянутая с полукруглой пристройкой. Полностью здание не получилось рассмотреть, мы прилетели поздно. Но того расстояние, что я преодолела от взлётной площадки до крыльца, хватило, чтобы впечатлиться.


Внутри дом изумлял. И мне стоило большого труда, чтобы не открыть рот и не запищать от восторга. Артур разочаровался, надеялся, что я растекусь лужицей на старинном дубовом паркете.

Я бывала в музеях!

А это жильё было похоже именно на музей.

Бордовые стены, картины в золотых рамах. Круглая прихожая, и десятки дверей, ведущие неизвестно куда. От центрального входа вверх тянулась такая же мраморная лестница, как на улице. Ступеньки светились белизной, балясины даже сверкали, как новый фаянс в сортире. Роскошь была настолько дерзкой, вычурной, что я невольно усмехнулась.

Слишком!

Папа, это перебор!

Не удивлюсь, если у него коллекция старинных монет, ружей или ещё чего-нибудь. Когда людям деньги девать некуда, они начинают копить. В этот момент они ровняются с дураками и их фантиками, с одной только разницей - в цене коллекций.

Нет, я не осуждала коллекционеров, я просто их не понимала. Если ты не выставляешься в музеях и не несёшь культуру в массы, будь то самовары, прялки или те же ружья, то нет смысла в накопительстве.

Чахнуть над добром?

Папа мне уже представлялся Кощеем бессмертным, с пробитым яйцом и поломанной иглой.

Артур, не сумевший добиться от меня поросячьего восторженного визга, как в вертолёте, взял мой чемодан и двинулся наверх.

Мне было жаль его разочаровывать, но всё время взрываться эмоциями – показать себя не с самой лучшей стороны. Во мне вдруг проснулся папа, которого я ещё не видала. Закинув гордо подбородок, я, как настоящая аристократка, последовала за братом.


На парадной лестнице лежала алая ковровая дорожка, прищеплённая еле заметными тонкими проволоками. На первом лестничном пролёте мраморная статуя обнажённой девушки с кувшином.

Девушка имела современные формы. То есть её невозможно было спутать с древнегреческой красавицей. Маленький носик, личико с проваленными скулами и силиконовыми губами. Силикона не было, но белый мрамор точно отображал, что на модели, с которой делали эту статую, губы подкачены. Неприятная худоба, силиконовая грудь, непропорциональная весу девушки, и оттопыренная попа.

Так и хотелось высказаться. Но я же аристократка, мне нельзя показывать своё «Хоспидя, что за страхоё*ище?!»

– Нравится? – спросил Артур.

– С кого её лепили? – спросила я.

– Не лепили, резали, – поправил Артур. – Это моя мать. Её нет в живых.

«Прости», – подумала я. А вслух не смогла произнести ничего, только кивнула.


Выше две узкие лестницы справа и слева. Мы разошлись с Артуром в разные стороны. Он оставил мой чемодан на втором этаже и махнул мне рукой, ушёл в ближайшую деревянную дверь.

Пустота помещений.

Полумрак.

Висели красивейшие настенные светильники в виде изогнутых виноградных лоз. Работали через одного, создавая таинственную атмосферу.

Гулял по полу приятный сквознячок.

Я прошла по паркету дальше. Попала в тихое место, где за стеклянными дверями полукругом пустовал балкон.

Я вышла на балкон и вдохнула полной грудью прохладный воздух.

Была ночь, и было очень хорошее освещение. Бесчисленные фонари теснились у дорог, в саду и на огромных пространствах бывшего дворянского гнезда.

С балкона вид на сад. Ветер поднялся и раскачивал лиственные деревья, достаточно высокие, чтобы скрыть горизонт, спрятать от взгляда лужайки и конюшню.

Да! У моего отца есть конюшня.

Лошади!

Тёплые потоки ветра обвили меня, и я вытащила шпильки из причёски, подставляя лицо дуновениям. Волосы упали ниже пояса и разметались, подхваченные ветром.

Мне хотелось стонать и кричать от восторга. И пусть я здесь ненадолго. Я даже допускаю, что отец мне ничего не оставит, или оставит что-то незначительное в наследство. Я ему благодарна только за то, что подарил этот упоительный вечер наполненный детской мечтой и сказкой.

И я свободная, как ветер, лёгкая, как бабочка и безмятежная, как дитя. Нет, я не плакала, но была на грани.

Как же мне было хорошо!

Приеду, обязательно навещу своего психа и расскажу, как хочу жить. Что в нашей деревни обязательно появится дом с садом и конюшней на горизонте. И пусть Лёшка женился на мне ради денег, я помогу ему построить его мечту, потому что она и моя тоже…

Лишь бы любил.

А он любит.

Я не могу ошибиться.


Будет гроза, только перед ней бывает такое волнительное ветреное состояние. Я раскинула руки в стороны, ловя ветер…

– Ваша комната, Софья Борисовна, – сказал женщина за спиной.

Я обернулась и улыбнулась. Горничная в тёмном платье, похожем на старинную школьную форму, с белыми кружевами в седых волосах, как у буфетчицы в опере. Она взяла мой чемодан и пошла от балкона дальше по второму этажу дворца.

– Поздний ужин через двадцать минут, – вещала она, открывая третью дверь от балкона.


****


Меня оставили одну в комнате, которая не клеилась с тем, что было в коридоре. Стиль Хай-Тек. Пол тёмно-серый, стены чёрные, белые занавески на большом окне и двуспальная кровать тоже застелена белым. И в этой монохромной гамме у подножья кровати по периметру, в выемках стен, на гардине сияли фиолетово-белые неоновые огни.

Просто праздник какой-то!

Я немного постояла, рассматривая подсветку, как что-то диковинное. Потом прошла к высоким зеркалам на створках шкафа-купе.

В сумочке лежала складная расчёска. В странном освещении комнаты я казалась себе совсем юной, стройной и полной жизненных планов. Фигура замечательная, как в мои восемнадцать лет, ну может быть в двадцать. Волосы в хорошем состоянии. Всё отлично, мужика рядом не хватает.

Мужа хочу. Лёшку хочу. Так сильно, что низ живота крутит и между ног стонет.

В большом шкафу было пусто, я поставила туда свой чемодан, он как-то сразу затерялся в пустынных глубинах. Не стала вещи распаковывать, меня не покидало чувство, что я скоро проснусь.

Позвонила Лёше. Но телефон был отключён. У них в клинике строгий режим дня. Спит наверно.

Завтра. Я поговорю с ним завтра.

В дверь тихо постучали.

– Да, войдите, – я быстро убрала расчёску в сумочку и посмотрела на вошедшую девушку в длинном чёрном платье. Она сразу нашла выключатель, и комнату осветило ярким холодным светом.

– Привет, – вскрикнула молодая незнакомка и с протянутыми руками посеменила на высоких каблуках ко мне. Повисла на моей шее и стала целовать. – Я Даша, твоя сестра. Мне двадцать лет и тоже ненавижу папу.

Я усмехнулась. Она напоминала мне Варвару своими чёрными восточными глазами и худобой. И при этом одноклассницу Лерку Ложкину, потому что была отчасти дурочкой. Две минуты, а она такого наговорила и про папино больное сердце и про войну сводных братьев, что я оторопело улыбалась, не зная, как это затыкается.

Даша была инфантильной, казалась избалованной. И очень манерной. Она изгибала пальцы, принимала разные позы, растягивала слова и мечтательно закатывала глаза, рассказывая, что папа будет делить между своими отпрысками деньги.

И мимика у неё была богатая. Нижняя губа то закатывалась, то раскатывалась, то подкусывалась. Она фыркала, усмехалась и по-невинному расплывалась в улыбке.

– Ты волосы убери,– она неожиданно стала мои космы профессионально заворачивать. Забрала шпильки из моих рук и через минуту у меня на голове было нечто необычное, похожее на объёмную «ракушку». – К братьям моим не подходи, они злые сегодня. С папой у них давно конфликт. Пойдём.

И она повела меня на семейный ужин.


****


Истрия первой любви моего папочки Бори была более чем смешной. Он влюбился в маленькую чернявую девушку. Думал подобрал Золушку на улице. Уже приготовился оторваться на маленькой. А она оказалась дочерью бандитского авторитета и руководителя местной ОПГ. И кто на ком оторвался было большим вопросом. Женился Боря сразу, как только перед папой-бандитом засветился. Сделал жёнушке любимой двух парней, погодок, а потом делал ноги от тестя, как можно дальше, подав на развод. Женился после уже на матери Артура, которой изменял с моей матерью. А потом ещё изменял с первой женой и струганул на старость лет Дашу. К тому времени папы-бандита уже не было в живых, и Боря хотел восстановить с первой любовью отношения, но она умерла после родов, а вторая жена от горя…