Джеймс спрыгнул на тротуар и подал руку Селине. Следовало признать, она была слишком взлохмачена, чтобы надеяться избежать расспросов.

— Мистер Иглтон, какие будут приказания? — полюбопытствовал Вон Тель, будучи, как всегда, наготове помочь своему хозяину.

— Подожди здесь.

Джеймс, как полагается, поддерживал руку Селины, лежавшую у него на локте, и вел ее по ступенькам со всем достоинством, какое только было возможно. Дверь открылась, лишь только он потянулся к звонку.

— А, вот и вы, — напряженные складки пролегли вниз от уголков рта мисс Фишер. Она переводила взгляд с Джеймса на Селину и обратно. — Входите.

— Я не могу найти слов, чтобы выразить вам, мисс Фишер, свое огорчение, — начал Джеймс. — У нас было происшествие, совершенно выбившее нас из колеи.

По пути в гостиную Летти хранила все то же выражение глаз.

— Судя по виду Селины, вы выразились слишком мягко.

— Ответственность за эту ужасную неприятность лежит полностью на мне, — продолжил Джеймс. — Мы решили, то есть я решил, что, поскольку солнце скрылось, прокатиться за город будет приятнее.

— И было приятнее? — Летти не спускала глаз со шляпки Селины. — Вы, вероятно, не откажетесь от стаканчика бренди, мистер Иглтон?

— Благодарю вас, нет. Я спешу домой. И Селина, должно быть, совсем выбилась из сил вследствие нашего приключения.

Джеймс отнюдь не был уверен, что ему нравилось, как брови Летти поползли вверх.

— Да, мы нашли прелестный уголок за городом и решили прогуляться.

— Это я захотела, Летти, — внезапно вмешалась Селина. — И все было прекрасно, пока не налетела гроза.

— И не полил дождь, — добавил Джеймс. — Настоящий ливень.

— Мы побежали назад к экипажу, — вновь взяла слово Селина. — Но ты никогда не догадаешься, что произошло.

— Наверняка не догадаюсь.

Селина всплеснула руками:

— Лошади ускакали! Мистер Вон Тель пустил их пастись, и они исчезли.

С чувством огромного облегчения Джеймс заметил, что зловещий холодный огонь в глазах мисс Фишер слегка приугас.

— Неужели исчезли?

— Да. И целую вечность не возвращались назад.

— Ужасная досада, — вставил Джеймс.

Летти распахнула перед ними дверь в гостиную и отступила в сторону:

— Вы оба выглядите совершенно замерзшими. Я настаиваю, чтобы вы выпили бренди, мистер Иглтон. Селине я устрою горячую ванну и немедленно уложу ее в постель.

— Вы мудрая женщина, — с поклоном сказал Джеймс. Он стоял на пороге комнаты. — Я в самом деле не могу остаться. Но завтра непременно заеду узнать о здоровье Селины.

— Что ж, если вы так настаиваете.

Неожиданно Селина слегка вскрикнула.

— Что случилось? — Джеймс тщетно пытался взять ее за руку.

— Дейвид! О, Дейвид!

Джеймс поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с высоким, очень красивым, белокурым молодым человеком, который выступил из тени у камина.

Девушка бросилась к нему.

— Дейвид. Милый, милый Дейвид. Почему ты не прислал мне весточку о том, что приезжаешь?

— Не было времени, — сказал молодой человек глубоким звучным голосом.

— Джеймс, — сказала Селина, обернувшись к нему с раскрасневшимися от радости щеками. — Это мой самый дорогой друг Дейвид Талбот, достопочтенный Дейвид Тал-бот. По каким-то причинам он решил, что должен заглянуть ко мне без предупреждения. И напугать меня до смерти.

Она смотрела на своего старинного приятеля, и взгляд у нее был озорной. А тот через голову Селины вперил глаза в Джеймса, холодные глаза цвета прозрачного зеленого стекла. Взгляд их был тверд и настойчив. На поверхности его четко обрисованных щек не появилось ни румянца радости от встречи, ни улыбки от того, что он был представлен таким образом.

— Да, — произнес он тихим, едва слышным голосом. — Мне представляется, что удивилась не только одна Селина.

Глава пятнадцатая

— Мужчины склонны так все осложнять!

— Ты что-то сказала, Селина? — Дейвид не торопясь поставил чашку на блюдечко и опустил газету, в которую уткнулся, едва Селина появилась в гостиной к утреннему чаю.

— Вот об этом я и толкую! Именно о такой манере вести себя. Мужчинам присуще нести околесицу намеренно — с целью все осложнить!

Он с шумом перевернул газетный лист:

— Если ты собираешься скандалить, то, может, лучше беседу отложить немного?

— Я поднялась с постели в десять утра, тогда как мне полагалось бы поспать по крайней мере до полудня. Я это сделала, чтобы иметь удовольствие поболтать с тобой за завтраком.

— До полудня?

Она отвела глаза в сторону:

— Мы ведь в Лондоне, Дейвид. И в самый разгар светского сезона. Нужно придерживаться определенных общепринятых условностей.

У нее в голове мелькнуло: уж это совсем глупо! В общении с Дейвидом никогда не было нужды прибегать к притворству или напускать на себя важность.

Складывая газету, он внимательно посмотрел на Селину; в его зеленых глазах засверкали холодные искры.

— Селина! Все, что ты сейчас говоришь, — настоящий вздор. Ты всегда обожала вставать спозаранку. И тебе всегда было наплевать на условности.

— Дейвид, в твоих словах нет ни доброты, ни справедливости. А я-то считала тебя своим рыцарем и защитником.

— Я такой и есть на самом деле. — Он отложил газету на стол и начал вертеть в пальцах чайную ложечку. — У меня впечатление, что это ты переменилась. — Он внезапно поднялся с места и подошел к серванту. — Яйца уже остыли, почки — тоже. Булочки вроде еще теплые. Что тебе подать? — Он явно старался сгладить шероховатости в их взаимоотношениях.

— Мне булочку и немного джема из крыжовника, пожалуйста. — Она не смогла сдержаться и добавила: — Я чувствую, что ты предал нашу дружбу!

Дейвид круто обернулся и едва удержал булочку, чуть не улетевшую с тарелки, которую он держал в руках.

— Предал? Каким образом?

— Потому… — Она с трудом проглотила слюну. — Потому, что папа и мама говорят, что я не считаюсь с условностями, называют меня своевольной, а это, как тебе отлично известно, неверно… не совсем верно. И ты сам именно так утверждал до недавнего времени.

Опустив глаза, он снова подошел к серванту и ложечкой набрал джема из серебряной вазочки. Девушка смотрела на него с еще теплившимся раздражением, но также с трепетной нежностью. Она хорошо знала своего друга, но до сих пор не подвергала его оценке как мужчину. Выпрямляясь в кресле, она вдруг заявила:

— Тебе ведь уже двадцать девять!

— Что? — Ему снова пришлось спасать булочку от падения на пол.

— Двадцать девять лет, столько ты прожил на свете. — Он бросил на нее взгляд, полный недоумения. — И ты необыкновенно красив, Дейвид.

Густой румянец смущения покрыл широкие скулы священника, и Он потянул за узел своего льняного шейного платка строгого стиля.

— Ты высок ростом, формы тела прекрасно развиты. — Она испытывала большое удовольствие от того, что ей удалось привести его в полное замешательство. — Тебе нет никакой необходимости прибегать к накладкам с опилками внутри, чтобы ноги казались более мускулистыми. И не нужно подкладывать вату на грудь или плечи. И…

— Селина! — Недовольство и резкость в его голосе звучали не вполне убедительно. — Не пойму, зачем тебе понадобилось говорить подобные вещи!

— Потому что они верны, — заявила она с торжеством. — Ты из породы мужчин, что в одно мгновение покоряют сердца молодых леди, которые понимают толк в красоте… Дейвид, я голодна. Нельзя ли мне наконец получить эту булочку?

— Я… — Он посмотрел вначале на Селину, а потом на тарелку. — Ах да! — Казалось, отчасти ему удалось вернуть самообладание, и он небрежно поставил тарелку на стол перед Селиной.

— Это весьма важно. — Он отошел бы, если бы она его не удержала за руку. Тебе настало время жениться, Дейвид, и обзавестись детьми. Мне известно, что тебя в жизни ждет важная работа, важная миссия, но ведь добрая жена это осознает и будет тебе опорой и поддержкой.

— Селина! Это просто невозможно: ты меня полностью выбиваешь из колеи. В настоящее время меня ни в малейшей степени не волнуют возможные перспективы женитьбы или мои личные нужды…

— Я так и полагала. — Задача устройства благополучной женитьбы и нормальной семейной жизни Дейвида должна теперь пополнить список дел, которые ей предстоит обязательно осуществить. — Скажи, нет ли у тебя на примете особы женского пола, которая могла бы возбудить в тебе нежные чувства?

— Селина, оставь эту тему!

Она не обратила ровно никакого внимания на его предупреждение.

— У тебя ведь собственной семьи нет. Однако я для тебя почти сестра, поэтому я себя назначаю тебе в помощницы в таких делах. Уверяю, что не существует никаких причин, почему бы тебе не поддаться естественному желанию…

Боже! Что я такое говорю, подумала она.

Дейвид осторожно положил руку девушки на стол, но остался стоять возле ее кресла.

— Естественному желанию — чего?..

— Ах! — Она вздернула плечи и начала смахивать воображаемые крошки с полированной поверхности стола из красного дерева. — Ну конечно же, естественному желанию обзавестись компаньоном на жизненном пути. И, разумеется, ради того, чтобы иметь детей! Тебе так хорошо с детьми, ты умеешь с ними обращаться. Я видела, они так и липнут к тебе, когда ты наносишь визиты в деревню Литтл-Паддл.

— Понятно. — Он вернулся в свое кресло размеренными шагами, что было явным признаком мрачного настроения, сцепил вместе пальцы рук. — Полагаю, нам предстоит многое обсудить. Во-первых, я приношу извинения за свои необдуманные замечания. Я не хотел бы проявить неуважение к твоим родителям, но я совершенно искренне не согласен с той суровой и резкой оценкой, что они дают тебе, Селина! Ты необыкновенная девушка с добрым сердцем, и это нам обоим прекрасно известно. Теперь я заслужил твое прощение?