— Какой счастливый день, Джеймс, милый! Безмерно счастливый!

— Но, дорогая, как же мне хочется наконец остаться с тобой наедине!

— Я мечтаю… нет, я жажду того же! Не хочу ждать!

— Но подождать — это наш долг, моя страстная леди. — Продолжая отвечать на поклоны доброжелателей, он уронил руку ей на бедро и чуть усмехнулся, когда она подпрыгнула на сиденье. — Через полчаса мы будем дома. Потом потребуется несколько часов для свадебного обеда и других глупых ритуалов. А пока позволь немного тебя приласкать…


Селина едва ли слышала, как хлопали в ладоши домашние слуги, встретившие новобрачных с радостными и счастливыми лицами. Но, крепко держась за руку Джеймса, она сумела заставить свои губы улыбаться и бормотать слова благодарности, пока поднималась по парадной лестнице.

Через несколько мгновений они уже сидели за праздничным столом в прекрасно обставленной столовой. С канделябров свисали гирляндами скрученные спиралью белые атласные ленты, образуя подобие бледно мерцающего навеса. В центре стола возвышался трехъярусный свадебный торт.

Служанки входили и выходили, подавали блюда, прислушиваясь к приказам, которые шепотом отдавал безупречный дворецкий. Селина не могла проглотить ни кусочка, пока Джеймс ни положил ей на тарелку что-то сладкое, отрезал малюсенькую порцию, поднес к губам и подождал, когда она разрешит ему положить этот кусочек ей на язык.

Все гости завздыхали, Селина потупила глаза.

В течение бесконечно долго тянувшегося пиршества папенька и маменька Годвин поглотили неумеренное количество крепких напитков, которые рекой лились за столом. Миниатюрная графиня Лафоге хихикала, то и дело громко хлопая веером по руке маркиза, который с нескрываемой снисходительностью и удовольствием позволял ей эти шалости. Дейвид и Лиам о чем-то шептались, а Летти чопорно сидела рядом с Вон Телем, и было видно, что она никак не может расслабиться и успокоиться.

— Я полагаю, нашим новобрачным можно было бы удалиться. — Внезапное заявление лорда Кастербриджа заставило всех умолкнуть. — Задерживая их за столом, мы проявляем эгоизм.

Джеймс разыскал руку Селины. Мускулы лица у него напряглись.

— Если ты настаиваешь, дядя…

— Настаиваю, мой мальчик. Но прежде я хотел бы сообщить о решении, что я только что принял. Думается, все его одобрят. Ты, Джеймс, помнишь Уиндхем?

Джеймс кивнул.

— Да, конечно. Это было излюбленное место отдыха нашей семьи на морском побережье.

— Оно самое. Твои дед и бабка, бывало, увозили туда с собой Френсиса и меня на тот короткий период времени, когда король Георг был склонен купаться в море. В те времена, знаете, у короля имелась специальная повозка для купаний с короной наверху. Когда ее закатывали в море, рядом двигалась другая такая же повозка, где располагался оркестр, и пока продолжалось купание, музыканты непрерывно исполняли гимн «Боже, храни короля!»

Селина ощущала нетерпение Джеймса.

— Мне кажется, я помню эти ваши рассказы, дядя, — сказал он, пряча улыбку.

— Да-да. Одним словом, Джеймс, Уиндхем отныне принадлежит тебе и Селине. На случай, коли возникнет желание пару дней побыть в полном одиночестве: у молодежи такое желание появляется часто, не так ли?

— Спасибо, дядя.

— Благодарю вас! — откликнулась и Селина, ее переполняли радость и признательность.

— Разумеется, и имение Моршем-Холл также со временем…

— Я не хочу…

— …говорить об этом, — закончил фразу маркиз. — Благодарю тебя за такие чувства. Наши земельные владения значительны — не буду тратить время на перечисление наших имений в Йоркшире и в Уэльсе, — и все это в будущем станет твоим. Но сегодня, думаю, для тебя важнее вопрос о нынешнем собственном доме. — Он поднял руку: — Нет, Джеймс, позволь мне закончить, мы и так уже потеряли столько лет. Мне, кстати, хотелось бы, чтобы ты жил поблизости. Нынешний дом, замок Блэкберн, — неплохое местечко, но ты ведь связан корнями с той, другой землей. Всем этим требованиям отвечает усадьба Найтхед.

Селина увидела, как Джеймс бросил острый взгляд на ее родителей. Те продолжали улыбаться, не сводя глаз с маркиза.

— Что касается вас, Дариус и Мери, я о вас позабочусь, поскольку вы родители Селины. По удачному стечению обстоятельств нашелся восхитительный домик в Сассексе, который мне пришелся по душе. Понравится он и вам. Через пару недель вы там чудно устроитесь.

У Селины перехватило дыхание. Она лишь теперь разобралась в словах маркиза. Значит, он намерен выставить папеньку и маменьку из их дома! Она взглянула на родителей и поняла, что смысл сказанного дошел и до них: натянутые улыбки Годвинов превратились в гримасы ужаса. Из горла Дариуса вылетел странный звук, он повернулся и зашелся в кашле, прижав ко рту рукав своего парчового камзола.

— Не принимайте это радостное известие слишком близко к сердцу, старина, — заявил лорд Огастес с открытой располагающей улыбкой. — И не вздумайте благодарить. Тот домик — самое малое, что я обязан сделать для тещи и тестя моего племянника. Ну, а я пока позабочусь, чтобы Найтхед был приведен в полный порядок к моменту возвращения новобрачных в свой дом из свадебного путешествия.

Что теперь будет? Селина задумчиво провела пальцами по щекам. Да ничего страшного не произойдет, поняла она. Наоборот, ей больше не нужно будет в страхе ждать, что ее вот-вот опять запрут на ключ в собственной комнате. Да, отныне этому не бывать!

Мери Годвин резко встала из-за стола, так что кресло ее перевернулось, и с шумом бросилась вон из столовой. За ней не менее резво последовал Дариус.

Маркиз сделал рукой знак Селине:

— Не беспокойся, моя милая, ведь это действительно непросто — отдавать замуж единственную дочь. Они переживут утрату, да и новое жилище, где надо обустраиваться, отвлечет их от грустных мыслей.

— Теперь, Джеймс, веди свою жену… э-э… в брачные покои. С Богом, мой мальчик.


Наконец-то он сможет обладать ею. Но ради Селины, ради себя самого, ради их будущего, он обязан сохранять полное самообладание. Для Селины первые часы общения с мужем будут, ясно, совсем не простыми. Мысль, что он может причинить Селине боль, была почти невыносимой.

Джеймс раздевался во мраке своей гардеробной. Он снял элегантный серый сюртук, одним движением сорвал шейный платок и отбросил его в сторону…

Он обязан во всей неприкрытой наготе чувств показать ей, как обожает ее, как рвется к ней душой и телом. Однако необходимо сделать все, чтобы избавить ее от страха. Он направился к двери в спальню.

— Джеймс, подождите!

Он растерянно повернулся на месте, — это не был голос Селины. Перед его глазами предстала… Мери Годвин! Он пришел в полную ярость:

— Убирайтесь! Немедленно оставьте меня!

— Нет. — Она отрицательно замотала головой. — Вы не заставите меня удалиться.

— Так что же вам угодно?

Прежде чем он сообразил, что собирается сделать Мери Годвин, она провела рукой по его губам. Он схватил ее за запястье и отшвырнул эту руку, эту ненавистную руку. Губы Мери Годвин искривились:

— Так похож на Френсиса! Почему я раньше этого не замечала? Его глаза. Эти серые глаза: при лунном свете они превращались в стальные. Как лезвие шпаги — острые и жестокие. — Он попытался отстраниться, но она крепко ухватилась за его рубашку. — Вы должны меня выслушать, Джеймс. Причем внимательно. Немедленно уезжайте из этого дома…

— Мне уехать из этого дома? — Не веря своим ушам, он рассмеялся. — Мне уехать? Я собираюсь войти к моей жене, мадам. Это вам необходимо немедленно оставить меня в покое! — И он двинулся к спальне.

— Нет! — завопила грузная женщина, падая на колени.

Он обернулся и с угрозой наклонился над ней.

— Замолчите! Умолкните! Иначе напугаете мою жену.

— Вашу жену? — Все еще стоя на коленях, дама всплеснула руками. — Нет, Селина не может стать вашей женой! Ни сейчас, ни потом — никогда!

— Мадам!

— Мне надо было все остановить вчера вечером. Но мне не позволил стыд… Ваш отец изнасиловал меня, милорд. Он меня изнасиловал, хотя и был уже женат на вашей матери и знал, что он мне не нужен.

Джеймс отрицательно замотал головой.

— Нет! Вон отсюда! Мой отец был человеком чести.

— Ха! — Она оскалила зубы. — А почему тогда, по-вашему, ваш дед прогнал его с глаз долой, изгнал вообще из Англии? Старому маркизу стало известно, как он со мной обошелся.

— Вы лжете! — В голове у Джеймса шумело, в глазах мелькали красные и черные круги.

— Доказательство случившегося было предоставлено мной вашему деду. А он предложил это доказательство вашему отцу. Приняв, его, Френсис тем самым подтвердил свое преступление.

— Я вам не верю!

— Это еще не все. — Ее голос перешел в шепот: — Вам, сыну Френсиса Сент-Джайлса, нельзя войти в спальню к женщине, которую вы называете своей женой. Плодом насилия вашего отца надо мной был ребенок. Вы, милорд, взяли в жены собственную сестру!

Глава двадцать восьмая

Это был великолепный ход! Дариус, этот несчастный хлыщ, был совершенно не в себе, когда она сдала его на руки Колину, чтобы тот доставил хозяина домой. А потом она отправилась «предупреждать» Джеймса Иглтона, вернее Сент-Джайлса, о том, что он может совершить кровосмешение. И ее великолепный ход дал столь же великолепный результат.

Стоя у дверей Найтхеда, она подождала, пока карета, доставившая ее из Блэкберна, отъехала, и стремглав кинулась в дом. Когда завтра утром Дариус проснется и начнет подводить итоги, она будет уже далеко. С единственным багажом — драгоценностями Сейнсбери.

Сжимая в руках кожаный мешочек, в котором заключалось ее будущее, ее судьба, со злобной радостью вспоминала, как исказилось болью лицо Иглтона, как он, отдав ей кожаный мешочек с вожделенным содержимым, бросился вон из комнаты. Она еле удержала смешок. Сейчас любимый сын Френсиса Сент-Джайлса, наверное, бродит в темноте один на один со своими муками. А Селина?.. Впрочем, что за дело ей до того, какие мысли теснятся у той в голове, пока она тщетно ждет, когда же явится к ней ее неотразимый и самоуверенный муженек!..