Просто, как преподаватель, Ник был на удивление вредным, придирчивым и злопамятным. Мог, например, завалить полкласса на неожиданном тесте по материалу прошлого урока. Или потребовать зачитать ему конспект с какой-нибудь из предыдущих лекций, да еще потом и раскритиковать в пух и прах по части английской стилистики. Короче говоря, добивался всеобщей любви кнутом, старательно избегая пряников.

Вот и теперь, ни на кого не глядя, широким шагом доктор Кронвиль вошел в аудиторию, неся под мышкой что-то подозрительно похожее на экзаменационные тетради.

— Добрый день! — коротко поздоровался он и бросил стопку тетрадей на стол рядом с кафедрой.

Все замерли, не сводя глаз с этой стопки. А я с Ника.

После вчерашнего (да и сегодняшнего тоже), он выглядел особенно вкусным — не стал, как обычно, зализывать волосы назад, от чего на лоб спадала черная, косая прядь. На скулах играл непривычный румянец, губы подрагивали, явно стараясь не растянуться в улыбке. Да и оделся он не как всегда — в свободную, прямую рубашку — из тех, что не нужно заправлять — и в те же холщовые брюки, в которых был вчера.

Вспомнив, какое у него было выражение лица, когда он эти самые брюки лихорадочно расстегивал, я прикусила губу. Да уж, в конце концов, может и пригодится сегодня это дурацкое приспособление внутри меня.

А еще я поняла, что в стоящем передо мной человеке борются на данный момент две ипостаси — строгого и даже сурового преподавателя, у которого запланирован на сегодня экзамен, и размякшего, задобренного сексом мужчины, которому хочется всех любить и жалеть.

— Итак… — он помолчал, будто не мог решить, с чего же начать, и, наконец, кивнул, позволяя, наконец, своим губам растянуться в легкой улыбке. — Будем считать, что благодаря хорошей погоде и другим… примечательным событиям, теста вы сегодня избежали. Отложим его до предпоследней лекции.


По залу пронесся облегченный вздох. Надо же, поразилась я. Не только отменил экзамен, но и назначил дату, когда к нему готовиться. Прям, благодушие по плоти.

— Однако! — профессор поднял указательный палец и все снова насторожились. — Я выборочно вызову троих, кого попрошу ответить на несколько вопросов с прошлого урока. Надеюсь, все либо записывали, либо копировали.

А, ну это ерунда. Я с прошлого урока все скопировала, и даже «наискосок» прочитать успела. Тем более, вряд ли к доске пойду я — должны же у меня быть хоть какие-то привилегии, как у любовницы профессора…

— Мисс Красновская, прошу к доске.

Что тебе провалиться, аристократ недобитый! Досадливо подняв глаза к потолку, я вылезла из-за стола и спустилась к кафедре.

— Займите мое место, пожалуйста, — освободив кафедру, Кронвиль обошел меня и уселся за длинный стол, на который за минуту до этого бросил пачку экзаменационных тетрадей.

Я вдруг поняла, что улавливаю вокруг него какую-то странную ауру. Пару секунд принюхивалась и прислушивалась, пытаясь сообразить, что именно ощущаю.

Как вдруг, почти на интуитивном уровне, поняла — он возбужден! Причем сильно — до дергания под столом ногой, до намертво сцепленных рук и подернутых дымкой полуприкрытых глаз, смотрящих будто бы сквозь меня. Я скосила глаза на его ширинку, но широкие, холщовые штаны и не заправленная рубашка хорошо скрывали эрекцию, если она там и была. Так вот для чего он так оделся!

Мгновенно впитав в себя мощную смесь из запахов, мимики и еще чего-то неуловимого, доступного только на уровне гормонов, мое тело ответил полной боевой готовностью. Внезапно ослабев в ногах, я схватилась рукой за кафедру, страстно мечтая о том, чтобы произошло чудо, и мы с ним вдруг остались в этой аудитории одни.

Раскрыла перед собой тетрадь, изо всех сил приказывая своему телу успокоиться…

Но отчего он так сильно возбудился? Неужели от одного только осознания, что во мне торчит эта дребедень с ленточками? Не вполне понимая в чем дело, я повернула голову и вопросительно подняла брови.

Мельком облизнув верхнюю губу, Ник расцепил руки. Откинулся на спинку стула, закидывая одну из них за голову и сказал — изменившимся, низким, с хрипотцой голосом.

— Итак, мисс Красновская. Расскажите же нам, благодаря каким событиям Венеция лишилась контроля над Средиземным Морем и перестала быть королевой Италии…

И повернув ко мне ладонь второй руки, показал то, что было зажато в ней — но так, чтобы это могла видеть только я, со своего ракурса из-за кафедры.

Не удержавшись, я тихо ахнула.

Пульт. Он держал в руке чертов пульт — маленький и такой же ярко розовый, как и «штучка», что томилась внутри моего тела. И посреди этого пульта был рычажок — точь в точь, как на консоли управления для видеоигр.

* * *

Мне п***ц, неотчетливо пронеслось в голове.

Подвластный дистанционному управлению маленький механизм воспрял к жизни… и мягко завибрировал.

Не весь сразу — сначала пришла в движение наружная часть — та, что протянулась от влагалища к лобку.

Прохладная, легкая дрожь рассыпалась между складочек, мгновенно делая их мокрыми. Огладила клитор тонкими, почти острыми касаниями. Повибрировав у самого входа, медленно прокатилась обратно …

— Тысячачетырестадевяностопятый, — выдохнула я, вся поджимаясь и неотрывно глядя в тетрадь.

Как язык, почти как его язык…

— Что, простите?

Дрожь усилилась, короткими волнами расходясь по бедрам, сотрясая уже всю промежность. Вибратор медленно теплел, и тепло его сливалось с моим собственным…

— Тысяча… четыреста… девяностопятый… — выдавила я из себя, моргая и безуспешно пытаясь услышать свой голос сквозь шум крови, прилившей к вискам.

Какая месть… Какая подлая месть… За какой-то дурацкий банан… подвергнуть меня такой пытке… такому дикому унижению! Ведь все заметят, скоро заметят, этого не избежать…

Но телу моему было наплевать на все условности и запреты. Тело млело и нежилось, растворяясь в волнах искусной механической ласки… сожалея лишь о том, что нельзя расслабиться и дать волю рвущимся наружу вздохам и стонам. Сами по себе, бедра мои чуть раздвинулись… и снова сжались, еще глубже втягивая «штучку», делая ее работу еще эффективнее.

Словно подгадав момент, вибрация вдруг пошла глубже — пульсируя уже вдоль вздрагивающих стенок влагалища, жаром разливаясь по всему телу, туманя мозги и застилая разноцветной пеленой глаза…

— Сосредоточьтесь, мисс Красновская… — тягучий, бархатный голос оплетал меня, заманивая в сладкий, безвозвратный омут. — Неужели вы все забыли? Я ведь хорошо помню, вы присутствовали на моем последнем уроке…

Сосредоточьтесь? Он, что, смеется надо мной? Краем глаза я видела, что Ник смотрит на меня, смотрит, не отрывая глаз. И поняла, что нет, не смеется — тащится, получает удовольствие!


Я отлично чувствовала это его удовольствие — каждой клеточкой кожи, каждым своим вздохом чувствовала возбуждение, исходящее от него, и от этого становилось совсем жарко… так жарко, что плавились и растекались мысли, и вскипала по венам кровь…

Но ведь так нельзя, нельзя, кричал мой мозг… Ведь и щеки уже пылают, и капелька пота на лбу проступила… Вон, даже Ксюха глаза на меня подняла, удивленно хмурясь… А Самойлова? Слава Богу, копается в телефоне…

Боже, это неправильно, неправильно…

— Мисс Красновская?

Дернув головой, я увидела, как он пошевелил пальцем рычажок на розовом пульте. Вибрация внутри меня участилась, а вместе с ней и мое дыхание. Дрожь сконцентрировалась внизу живота, закручиваясь в горячий узел… Я почувствовала, как волоски дыбом встают у меня на руках и затылке… как немеют от напряжения пальцы, вцепившиеся в края кафедры…

Господи, я сейчас кончу… Сжав ноги, я пребольно укусила себя за губу.

— Не надо… Пожалуйста… — прошептала я, умоляя его прекратить это унижение.

И о чудо! Мольба моя была услышана. Вибрация снизилась до минимума, позволяя хоть как-то функционировать, хоть о чем-то думать.

— Отвечайте же, девушка, — подогнал меня Ник. — У нас нет на вас всего урока. И не читайте, перескажите своими словами.

Я еще раз поморгала, фокусируясь на расплывающихся буквах. Нашла нужный абзац, мельком пробежалась по нему, и взяв всю свою волю в кулак, выдала.

— В 1494 г-году французский… король Карл Четвертый вошел… тьфу ты, вторгся… в Италию. И это стало… прелюдией… в смысле… началом долгой войны, в результате которой Италия, бывшая прежде активным… ммм… субъектом европейской политики, превратилась в пассивный… о, боже… объект…

Я говорила, почти не думая, охваченная лишь одной мыслью — как бы устоять на ногах… как бы удержать глаза по возможности открытыми… и не превратить сведения по истории Италии в порнографический рассказ с совокупляющимися странами, королями и принцессами. Потому что эта чертова штуковина внутри меня все еще работала — не так интенсивно, как раньше, позволяя мне некоторый контроль над собой, но все же работала.

— Республика соблюдала… нейтралитет. А позже… приняла сторону Карла…

— А что же англичане? — неожиданно перебил он меня все тем же бархатным голосом. — Как они… воспользовались… слабостью оппонентов?

Облизывая пересохшие губы, я уставилась в тетрадь и неожиданно подумала, что слабостью оппонента англичане неплохо пользуются и сегодня.

— Они… сделали Венецианцам предложение, от которого… от которого… те не смогли… не смогли… — он снова двинул рычажком, и я тихо всхлипнула… — Отказа-а-ах…

Склонившись низко над кафедрой, я прикрыла лицо рукой, чтобы не видно было как мой рот округляется стоном…

Но, оказалось, это еще не предел. Подчиняясь воле маленького дистанционного пульта, вибратор дернулся, замер на мгновение… и вдруг быстро-быстро завертелся вокруг своей оси! Просто взял, гаденыш, и закрутился внутри меня, с каждым проворотом массажируя стенки влагалища мягкими, быстро дергающимися пупырышками.