Беренготт Лючия фон - Его Высочество Ректор

— У меня нет никаких лент! — испугалась Ксюха, прижимая руками пришитый пояс своего голубого платья. С маман станется содрать…

— И у меня нету… — Лёля заоглядывалась, даже проверила не снимается ли с оконной портьеры придерживающая ее полоска ткани.

— Все, свадьба отменяется.

Я с размаху села на диван, сразу же утонув в пене белоснежной тафты. Хуже было бы только ноготь сломать — на том пальце, к которому приблизят камеры. Хотя нет, не хуже. Сломанный ноготь не выдаст мою беременность, а отличии от пятна на и так уже натянутом лифе платья.

— Ты, главное, не вздумай реветь, — предупредила меня мама.

Это она вовремя предупредила, потому что искусно подкрученные ресницы уже порядком потяжелели.

Мне вдруг страшно захотелось повидаться с Ником, с которым я, по идиотской английской традиции, не виделась со позавчерашнего полудня. Учитывая то, что последние два месяца мы жили с ним под одной крышей и спали в одной кровати, это было невероятно трудно.

От одного приступа токсикоза к другому, от невероятно напряженных знакомств с «родственниками» до капризов моей собственной матушки — как я прожила эти ужасные три дня и не поседела, сама не знаю…

А пятно… ну это вроде как последняя капля.

— Я хочу сбежать, — твердо сказала я. — С Ником.

— У американцев есть такой обычай, — оживилась Лёля. — Называется «элопинг». Это когда накануне свадьбы жених с невестой…

— Я те щас дам «елопинг», извращенка маленькая! — прошипела мама, руки в боки.

— …сбегают со свадьбы прям в свадебное путешествие… — закончила Леля под ее гневным взглядом, отступив на шаг назад. — А гости уже празднуют без них.

— Ты ненормальная, да? — Ксюха покрутила у виска. — Там весь свет собрался во главе с королевой-матерью. И двадцать миллионов предполагаемый рейтинг у трансляции.

— Хватит собачиться! — простонала я, затыкая уши. — Я просто хочу увидеть его. Потому что иначе я чокнусь. К тому же, уверена, что он что-нибудь придумает. С платьем.

Девчонки переглянулись.

— Но… это же не принято, родная… — мама подошла и аккуратно, чтобы не испортить прическу, погладила меня по голове. — Он не должен видеть тебя… до свадьбы… и говорить с тобой, тоже не должен.

— Боже, какая чушь! Мы живем вместе! Понимаешь — живем! В его доме, под Эдинбургом — помнишь?

— Я-то помню… А вот широкой публике про это мало чего известно. Людям нравятся традиции, — жестко сказала мама, прекращая мою начинающуюся истерику. — А по здешней традиции, так уж получилось, что жених с невестой перед свадьбой не видятся. Чтобы он забыл, как ты выглядишь и обалдел, откинув фату. И чтоб все ахнули и прослезились.

Я вздохнула. Все бесполезно. Никто меня не послушает и даже телефон не дадут позвонить. Надо импровизировать.

— В любом случае, мы должны сообщить распорядителю, что у нас форс-мажор.

— Я пойду! — вызвалась Ксюха, уловив мое усиленное подмигивание и прикладывание руки к уху.

— Сидеть! — приказала мама. — И никаких звонков! Узнаю, что кто-нибудь телефон ей дал, все пожалеете.

И она по-киношному указала пальцами на собственные глаза, а потом ткнула ими в Ксюху и Лёлю. Подобрав шлейф платья, выплыла из комнаты, будто сама была королевой-матерью, не иначе.

Мы переглянулись.

— Телефон не дам, — сразу предупредила меня Ксюха, опасливо косясь на дверь. — С твоей мамой связываться — себе дороже…

— И не надо.

Альтернативный план созрел в моей голове, как только за матерью закрылась дверь.

Более чем резво я подскочила, подбежала к окну и отдернула штору — второй этаж, довольно широкая пожарная лестница. Презрительно фыркнула — ерунда, не по такому сползали…

— Лика, не смей! Платье! — всполошились сразу обе мои подружки.

— Я — в положении! Мне официально разрешено сумасбродничать, — объявила я и полезла в окно.

— Стой! Куда?!

Ксюха кинулась ко мне и вцепилась в плечо.

— Не вздумай! Так папарацци табунами бегают…

— Пусти! Я хочу видеть своего… мужа! Пусти тебя говорят…

— Что происходит? Эта ненормальная хочет покончить с собой и избавить нас всех от лишних проблем?

Сочащийся тихой яростью голос был подобен дыханию ледяного дракона. Мое сердце застыло в груди, от страха на пару мгновений перестав биться. Шумно проглотив слюну, я обернулась и посмотрела на надменную, бледную, рыжеволосую даму, затянутую, как на похороны, в черный атлас.

Леди Спенсер, Герцогиня Девонширская. Женщина, заказавшая мое убийство в последний, третий раз.

О да, я знала, что это была она. И она знала, что мне это известно.

Вообще, «повезло» мне с родственничками. А эта еще и своего рода свекровью стала — Ник со смертью отца полностью осиротел, герцогиня же приходилась ему не только двоюродной тетушкой, но и крестной. И у меня сложилось впечатление, что пылала она к нему не только материнской любовью.

Наградив аристократку по возможности столь же холодным взглядом, я отошла от окна, пряча руки, чтобы не показывать, как они дрожат.

Нарочито недоуменно оглянулась.

— К кому это вы обращаетесь в третьем лице, мадам?

Герцогиня нахмурилась.

— Тебя еще не научили, как обращаться к знати, несносная ты девчонка? Какая я тебе мадам?

— О! Так вы меня заметили, ваша милость! — усмехнулась я. — И на том спасибо.

Зря я с ней так. Нельзя дразнить змею, и ждать, что та не укусит. Потому что кровь кровью, а ненависть иногда затмевает и логику, и рассудок. Она ведь может и забыть, чьего ребенка я ношу под сердцем. Я и так бешу ее одним своим присутствием.

— Зачем ты лезла в окно?

Лицо ее больше не отражало никакой злости — будто она надела маску. Покер-фейс — так вроде это называют? Показывает, что все это не заслуживает ее эмоций.

— Хотела увидеть мужа, — процедила я.

Она подняла бровь.

— Жениха, ты, наверное, хотела сказать? Потому, что, если будешь продолжать разговаривать со мной в том же духе, мужа у тебя не будет. Точнее будет, только… какой-нибудь другой. Вылезший из той же подворотни, из какой тебя выпустили…

— Чего она тут развыступалась? Здрассте… — не утруждая себя английским, маман проскользнула мимо герцогини в сопровождении суетливого молодого человека в узких брючках. — Вот…

И указала ему на пятно на моем животе. Тот зацокал языком, вытащил телефон и заверещал в него по-французски.

— Ленту пускай найдут, — наставляла его маман, руками завязывая что-то невидимое себе вокруг пояса. — Лен-ту. Кисейную.

Отмахиваясь от нее, распорядитель — кажется Пьер его звали — продолжал верещать, герцогиня сверлила маму холодным, расчетливым взглядом, уголком рта неслышно говоря что-то своей ассистентке — тоже в черном — а девчонки принялись наперебой доказывать, что что совершенно необязательно ленту, можно просто скрыть пятно фатой, а когда Ник ее откинет, я уже буду стоять боком, и ничего не будет видно.

Молчаливой тенью, по стеночке обогнув весь этот дурдом, я выскользнула в дверь…

Коридор… еще один коридор… Оклеенные обоями стены в подсвечниках и картинах в тяжелых рамах, дубовые двери, мимо которых нужно успеть проскользнуть до того, как они откроются…

Нет, я не окончательно сошла с ума. Я знала куда бегу, и знала, что вполне реально туда попасть. Втайне от всех, Ник уже приводил меня сюда, чтобы я точно знала, где будет перед церемонией он, а он знал, где буду я. На тот случай, если меня вновь замыслят убить, или как-нибудь по-иному расстроить нашу свадьбу, мы с ним продумали план, как связаться друг с другом.

«Ставка жениха» — они реально так это называли — находилась на втором этаже административной части Собора, в северном крыле.

Но бежала я не туда.

Завернув за очередной угол, я отсчитала третью по счету дверь и толкнула ее. Нырнула в полутьму пустой комнаты. Это была комната-музей, экспонирующая какие-то монеты девятнадцатого столетия, вперемежку с утварью домашнего и хозяйственного быта того же времени.

Оглядевшись и убедившись, что кроме одной чокнутой, беременной невесты здесь никого нет, я пересекла комнату по направлению к уголку с первой домашней техникой, и, между механической прялкой и огромным паровым миксером, нашла нужный мне экспонат — старинный черный телефон, похожий на тот, которым Ник воспользовался, чтобы выпустить меня из моего добровольного заточения в кабинете у директора. И, так же как у директора, телефон этот был вполне себе работающий.

Быстро набрав номер мобильного телефона Ника, вслушиваясь в длинные гудки, я вдруг испугалась. Что я ему скажу? Ведь это вариант на случай настоящего форс-мажора, а не ради того, чтобы я бежала сюда сломя голову, если мне вдруг станет тоскливо, страшно и одиноко. А мое «пятно на платье» он точно расценит как проблему на уровне сломанного ногтя.

Вот дура! Еще замуж не успела выйти, уже трахаешь ему мозги… Права «свекровь» — с таким поведением точно не дотянешь до свадьбы.

И в тот момент, когда я уже была готова бросить трубку, он ответил — издерганным, взволнованным голосом.

— Анжи? Что случилось? Ты в музее?

Блин, доигралась. Не могла потерпеть еще пару часов.

— Да, я… Ничего не случилось, — я вдруг поняла, что сейчас расплачусь. — Прости, я просто… просто…

— Анжи, успокойся немедленно. Сиди там и не высовывайся. Я сейчас буду.

— Ник, не надо… Я просто… У меня платье испачкалось, и герцогиня нахамила, и мама ругает, а еще меня тошнит. Но это все ерунда, правда… Я сейчас прокрадусь обратно, и никто меня не заметит. Увидимся у алтаря…