— Угомонись, пожалуйста! — злится брат, перебирая на столе какие-то бумаги. — Я занят в ближайшую неделю, поэтому надеюсь Амина будет под твоим присмотром и ответственностью! Потом мы вместе с нею вернемся домой.

— Но…

— Нужно отвечать за свои поступки и слова, Булат, детство закончилось, добро пожаловать во взрослый мир, где сначала думают головой, прежде чем что-то делают!

— Ой, я тебя умоляю, давай не будем сейчас читать нотации!

— Булат, — Эмин вздыхает, устремляет на меня уставший взгляд. — Если ты не возьмешь себя в руки и не вернешься после получения диплома домой, я продам бизнес твоего отца и отдам тебе все деньги, которые с него получу. И делай что хочешь, содержи мать и сестер на что хочешь, я умываю руки. У меня своих забот хватает.

— Ты шутишь? — не верю словам, но понимаю, что шутки нет. Сглатываю, у меня были планы остаться в Москве, переложить все, что в Грозном на плечи Эмина.

— Нет, — и в этом кратком ответе вся правда сегодняшнего дня. Он не будет заботиться о всей родне, которая спит и видит, когда это случится, не зря в его доме постоянно ошиваются тетушки, дяди, братья и сестры, порой были те, кого и родственниками сложно назвать. Все давно поняли, что для хорошей жизни, не прилагая усилий, нужно всего лишь сесть на шею благородного Эмина, у которого слишком сильно дед развил чувство ответственности.

— Эмин, разве так делается? А как же опыт жизни, как мне молодому, холостому сразу возвращаться в родные пенаты? Мама меня тотчас же женит на хорошей девушке!

— Почему это должно меня волновать? Твой отец оставил указание только по поводу бизнеса, но не поводу тебя, и ты сам все прекрасно знаешь, что все ждут тебя домой, что встанешь у руля своей семьи. Тебе нужно сестер пристроить, заботится о матери, быть ее гордостью и светом в очах!

— Я не хочу! — ору, вскакиваю на ноги. — Не хочу я туда ехать! И светом чьих-то глаз не хочу быть! Я еще не нагулялся, не вкусил эту жизнь по полной программе, чтобы связывать себя по рукам и ногам, как ты!!! Я не хочу быть таким бесчувственным сухарем и становится правильным до зубного скрежета!

— Я все сказал, Булат, — Эмин даже не морщится от моего крика и не пытается повысить голос. — В июле следующего года ты либо возвращаешься домой и берешь на себя обязательства перед семьей, либо я продаю бизнес, и вы сами решаете, как дальше жить!

— Эмин! — голос дрогнул, когда брат, обойдя стол, направился к двери и не обернулся. Сукин сын! Должен же быть выход из этой ситуации без ущерба в отношении себя!

* * *

Эмин

— Эмин, — Амина подходит ко мне сзади. Вижу, что хочет что-то сказать, но боится или стесняется.

— Что, Амина? — выдавливаю на ладонь пену для бриться.

— Эта девушка, у которой ты был, что-то для тебя значит?

Рука дрогнула, смотрю на белую массу пустым взглядом. Считаю в уме до пяти, намазываю щеки, беру бритву. Вопрос остается без ответа. Амина перекидывает на одну сторону волосы, начинает теребить в руках концы, закусывая нижнюю губу. Если б на ее месте была Стелла, развернулся и сгреб в охапку, поцеловал, обмазав ее пеной. Уверен, что она бы хохотала, как сумасшедшая, целуя жадно в ответ. Смотрю себе в глаза, вижу не себя, а то что было ночью. Ночь, взорвавшая мой мозг, разрушив меня до основания. Был момент, я хотел поддаться всем эмоциям и нырнуть с головой в эту пучину собственной смерти. Сдержался.

— Эмин, — Амина подходит ближе, прислоняется к стене, скрещивая руки на груди. — Булат тоже имеет на нее виды.

— Что значит «тоже»? — споласкиваю лицо, убирая остатки пены, беру полотенце.

— Я все прекрасно вижу и понимаю.

— Ты видишь то, чего на самом деле нет, милая, — улыбаюсь уголками губ, поворачиваясь к девушке. Привычно провожу костяшками по ее щеке, наклоняюсь и целую в лоб.

— Эмин! — она удерживает меня за запястье, не позволяет выйти из ванны. Ее глаза с беспокойством рассматривают мое лицо. — Прости…

— Твоей вины нет, Амина, мы с тобой это уже обсуждали и стоит просто забыть, все равно ничего не изменишь. Извини, я хочу спать.

— Да, конечно, — отпускает руку, потупляет глаза в пол, прохожу мимо.

Если бы я вчера не был чертовски уставшим после перелета, если бы не адреналин в крови, когда гнал машину такси загород, к дому, где проходила вечеринка «золотой» молодежи, если бы не Стелла в платье, которого и платьем сложно назвать, и много другое — сейчас не чувствовал себя скотиной. Будь я хоть на половину Булатом, не загонялся бы сейчас мыслями о Стелле, об Амине и вообще о своей «блестящей» жизни.

Звонит мобильник. Увидев имя, возвожу глаза к потолку, словно там была причина этого звонка.

— Да, мама! — не здороваюсь, три часа назад мы уже общались.

— Эмин! — делает выразительную паузу, давая мне таким образом понять степень своего негодования. Амина появляется в спальне, подходит к кровати. Киваю ей головой, как бы говоря, чтобы ложилась без меня, сам выхожу из комнаты, иду на балкон.

— Почему ты молчишь?

— Потому что ты тоже молчишь, а мысли читать не умею.

— Я звоню по поводу Булата!

— А что с ним? Час назад горным козлом ускакал к своим московским друзьям.

— Ты что такое сказал по поводу бизнеса Шахида? Почему ко мне прибегает вся в слезах Фатима, обвиняя тебя в жестокости, в бессердечие, в равнодушие к их горю!

— Сказал то, что должен был сказать с самого начала. Я не собираюсь кормить еще одних дармоедов, когда у них есть здоровый, умный лоб, способный сам управлять всеми делами!

— Эмин! Следи за языком!

— Извини, мам! — смотрю на звездное небо, отыскивая самую яркую звезду.

— Я тебе уже говорила, что пока Булат не встанет на ноги, не почувствует уверенность в своих силах, ты обязан поддерживать родных в их нелегкое время. Помни, ты старший сын, на тебя смотрят младшие, ты должен быть примеров во всем, не позорить семью, быть гордостью! Не заставляй меня краснеть перед соседями!

— Да, мама, я тебя услышал.

— Ты бы взялся за обучение Булата, а не этой московской девушки. Она все равно выйдет замуж, ведением дел не будет интересоваться, а ты тратишь на нее свое драгоценное время! Лучше бы дома делами занимался. В конце концов, у тебя беременная жена, ты должен думать о ней и о своем сыне!

— Откуда ты знаешь, что будет сын?

— Материнское сердце подсказывает, да по-другому и не может быть, в семье Умаевых всегда рождаются сначала мальчики, а потом уже все остальные.

— Иногда жутко хочется, чтобы рождались одни девочки…

— Эмин! — раздается гневный голос в трубке, морщусь от громкости крика, досадуя на самого себя, что произнес вслух свои мысли. Если Амина родит девочку, мама не слезет с меня, пока в семье не появится мальчик.

— Не кричи, у меня итак раскалывается голова.

— Я надеюсь, что недоразумение между тобой и Булатом исчерпало себя, помни, вы братья, а не враги, в трудный час он будет стоять рядом с тобою!

— Я услышал тебя, мама, давай уже завтра тебе позвоню, как никак ночь на дворе.

— Береги Амину и ребеночка, все-таки тебе повезло с женой, хоть и вышло все неожиданно для нас…

— Спокойной ночи, мама! — мягко обрываю поток слов, зная, что разговор еще затянется на полчаса, а говорить о себе и жене у меня не было настроения.

— Храни тебя, Аллах, мой сын! Целую! — мама вздыхает, и мы разъединяемся.

Поднимаю вновь глаза к небу. Нет, не молюсь, не прошу Аллаха меня простить за грех. Я о нем, как ни странно, не жалел, и если мне предложат отмотать время назад, чтобы что-то изменить, я бы согласился, но только для того, чтобы согрешить намного раньше, чем было.

В астрологии не силен, названия всех звезд, планет и астероидов не знаю, но нахожу самую яркую звезду на небосклоне. Сияет себе, радует глаз. Как Стелла до недавнего времени. Стелла…Звезда.

13 глава

Стелла

Склоняю голову, в такт речи выступающего качаю ею, улыбаюсь, когда на меня смотрят. Странно, что не требуют активного участия в беседе. Наверное, привыкли к моей молчаливости. Свое мнение я стала высказывать в конце встречи, а еще перестала ходить на встречи одна, меня теперь сопровождали помощник и юрист, чаще всего именно они и вели диалог.

На глаза попадается затылок Эмина. Он задумчиво крутит ручку в руках. Задерживаюсь взглядом на пальцах. Если б там было кольцо, никогда-никогда не стала вешаться ему на шею. Отсутствие этого аксессуара вводит в заблуждение, потом узнала, что Эмин сам по себе не носит никаких украшений, кроме наручных часов. Откуда узнала, учитывая, что с ним теперь разговариваю только о делах, от Амины, она как-то вскользь заметила, что ее муж не любит на себе украшения, в отличии от нее. Амина пару раз приезжала в офис, пока Эмин был на совещании, терпеливо его ждала в приемной, сильно выделяясь нарядом в окружающей обстановке: красиво повязанный платок на голове, пара золотых колец вместе с обручальным, платье в пол, не позволяющее толком ее рассмотреть и скрывающий животик. Вот он меня манил, притягивал как магнит. Еле сдерживалась, чтобы не попросить разрешения его погладить. Ребенок Эмина. Это больно. Это слишком больно осознавать и тем более постоянно об этом думать. Но я оказываюсь мазохистской, каждую ночь, смотря в потолок, думала о нем, думала о его семье, думала о будущем его ребенка и гадала, каково быть его женой, любимой женщиной.

— Стелла Станиславовна, что вы об этом думаете? — привлекает мое внимание Денис Романович, наш ведущий экономист. Моргаю, судорожно вспоминая, о чем тут толковали, это совещание проходит мимо меня.

— Денис Романович, я думаю пока с решением спешить не будем, время позволяет подумать, насколько мне известно, они только нас и рассматривают, — Эмин быстро реагирует на мое молчание, не позволяет ситуации поставить меня в неловкое положение перед сотрудником. Вот бы Женя, помощник, точно так же понимал, когда открывать рот, а когда стоит промолчать. Увы, Женя считал себя спецом и постоянно болтал, тем самым, не давая мне рта раскрыть, хоть и не хотелось мне вступать в дискуссии с заказчиками.