Тупая боль, ноющая. Боль, поселившая где-то в сердце. Боль, душившая до звездочек в глазах, до потери сознания. И врагу такое не пожелаешь. Никому. Вот только вчера была самым счастливым человеком на свете, вчера еще чувствовала себя ребенком, ибо родители были рядом, им все равно сколько тебе по паспорту лет, а теперь одна, один на один с кучей проблем, с кучей вопросов, а ответов нет.

Спасибо Эмину. Кажется, только сейчас стала догонять, какую ношу взял на себя этот сухой, бесчувственный человек. Его предложение выйти замуж, чтобы разом решились проблемы, чудовищно. Я думала мне придется ему доказывать несерьезность его предложения, но кажется визит Артема с папаней раскрыл глаза Эмину на ситуацию вокруг меня. И понимаю, что это только первый заход, будут вторые, третьи, десятые. Все, узнав о папиной смерти, ломанутся меня окружать мнимым вниманием и показательной симпатией, и любовью. Всем что-то будет нужно от меня, от бизнеса отца, никому в данный момент неинтересно, как я переживаю потерю, как вижу свою дальнейшую жизнь. Кроме Эмина.

На душевную беседу наш разговор не тянул, но он постарался говорить со мною максимально объективно, не пускался в ненужную жалость, спрашивал то, что ему было на данный момент нужно знать. Никакого сочувствия. И за это ему была благодарна, именно таким поведением он держал меня в тонусе, не давал погрязнуть в тоске, в душевном одиночестве. Хотя, как любой девушке хотелось от него чуток нежности, как, например, от Булата, но там с горсткой жгучего перца. Я вчера позволила ему обнимать себя, нести на руках, даже поцеловать, просто моя душевная боль, потеря родителей действовали, как обезболивающе, я совершенно не реагировала на парня, на его скрытую агрессивную ласку. Спасибо, хоть держал себя в руках и не полез ко мне с другими целями, чем просто поцелуй.

Слышу, как открывается дверь. Смотрю через плечо, ставлю видео на паузу. В комнату входит Булат с подносом. Похоже время обеда подошло, а значит за просмотром домашних архивов я уже больше четырех часов.

— Обед, ты не спустилась, я решил принести тебе еду сюда, — он подходит ко мне и опускается рядом на пол, ставя между нами поднос. Желудок предательски заурчал.

— Спасибо. Это мило с твоей стороны.

— Тебе надо кушать, — протягивает к моему лицу руку, первый порыв был резко отстраниться, но сдерживаю себя. Булат просто гладит меня по щеке, дабы эта ласка не растянулась, беру первую тарелку с супом.

— Что ты смотришь? — его внимание переключается на телевизор, где стоп-кадр на моем лице измазанном мороженным. Мне вроде там шесть лет.

— Пересматриваю все видео и фото с родителями.

— Я тоже вчера в телефоне пересматривал все, что на нем было с отцом. В душе тоска, одиночество, чувство потери, никто его мне не заменит. Я вспомнил, как он меня впервые посадил на лошадь, как подбадривал, верил, что у меня все получится. Получится не только удержаться в седле, но и по жизни.

— Он тебя очень любил.

— Конечно, я единственный его сын. Теперь чувствую, что должен оправдать его надежды по поводу себя. Иногда мне не хватало старшего брата, который бы основное внимание брал на себя. Когда умер дядя Исмаил, отец на время переключился на Эмина, помогая ему разбираться в семейном бизнесе.

— Ты почувствовал себя свободнее?

— Да, я никогда не завидовал Эмину, он как первенец первенца брал на себя очень многие обязательства, чтил традиции, слушался советов старших и чаще следовал их указке. Мне в этом плане проще, я могу выбирать.

— В смысле?

— Например, жену, — поворачивает ко мне голову, устремляет свои черные глаза прямо на меня, заставляя замереть перед ним, как змея перед своим факиром.

— Ты действительно думаешь, что тебе разрешать жениться по своему выбору? — ставлю пустую тарелку, беру второе блюдо, ковыряюсь вилкой в котлете с рисом. Не хочу смотреть на Булата, тема его женитьбы напрягает, копаюсь в голове в поисках молитв, чтобы Боженька уберег меня от незавидной участи быть невестой этого человека. Даже в страшном сне я о таком не мечтала.

— Если я от всего откажусь в пользу Эмина, родным нечем меня будет держать, контролировать, угрожать.

— И на что ты собираешься жить, если откажешься от наследства? — иронично усмехаюсь, чувствуя покалывание на коже лица. Я до сих пор не смотрю на Булата, делаю вид, что ем, что еда больше интересует, чем его планы.

— В мире полно работы. Как-то другие живут без богатства и нормально живут.

— Уже кого-то присмотрел на роль своей смиренной, покладистой жены? — поднимаю глаза и выдерживаю его бешеный взгляд, хотя жуть, как хотелось убежать из собственной комнаты, спрятаться.

— Тебя!

— Меня? — удивленно округляю глаза. Вроде не новость, но испытываю шок. — Извини, Булат, но как-нибудь я жить не планирую, да и замуж пока не собираюсь. Рано мне.

— В моем городе в твоем возрасте девушки уже первенцев рожают.

— Начнет с того, что я не в твоем городе, не твоей веры, не твоей национальности. То, что тебе привычно и обыденно, для меня дико и непременно.

— Стелла…

— Я надеюсь, ты говоришь не всерьёз? Я не выйду за тебя замуж. Ни сегодня, ин через год, ни через десять лет, — скрещиваю руки на груди, Булат злится, его лицо ожесточается, глаза полыхают яростью. Я не успеваю среагировать, как он резко хватает меня за волосы и тянет на себя. Вскрикнув, упираюсь ладонями ему в грудь. Конечно, наша весовая категория разная, он с легкостью укладывает на спину, нависает надо мною, прижимая своим телом меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Отпусти! — шиплю ему в лицо, извиваясь, как уж на сковородке.

— Ты моя, Стелла! Заруби себе на носу! Никто, кроме меня не будет обладать тобой, а кто посмеет, тот мертвец!

— Ты псих!

— Только если дело касается тебя! — дышит тяжело, его губы рядом, смотрит на мои губы. Я перестаю сопротивляться, жду момента, когда он ослабит контроль над ситуацией. Ловлю момент, Булат смещает центр тяжести на свою руку, собираю все свои силы и делаю рывок в сторону, перекатываюсь, резво вскакиваю на ноги и мчусь к двери. Я не оглядываюсь, у меня считаные секунды, чтобы оказаться в поле виденья кого-то из посторонних, вроде Галины Ивановны или охраны. Мне остается полшага, успеваю схватить ручку двери, нажать вниз, как Булат хватает меня за локоть и дергает на себя. Дверь все же открывается. Никогда не думала, что сегодня буду кого-то рада видеть, но Эмин, как спаситель моего душевного спокойствия, стоит на пороге моей комнаты.

Его глаза вспыхивают гневом еще хлеще, чем у Булата. Он смотрит сначала на меня, потом на брата, переводит взгляд на мой локоть, где все еще были стиснуты пальцы Булата.

— Я очень надеюсь, что вы играете в догонялки! — цедит сквозь зубы Эмин, волной нас накрывая своей безмолвной яростью. Булат отпускает меня, спиной чувствую, как отстраняется.

Мы молчим. Эмин еще секунду буравит брата грозным взглядом, на мне чуть-чуть смягчается.

— Ты мне нужна, Стелла, есть некоторые формальности, — отворачивается, медленно направляется к лестнице. Я торопливо следую за ним, боясь вновь оказаться наедине со злым Булатом. Его злость колола мне спину, как иголки йогов, неприятно. Зато впереди меня прямая спина уверенного в себе человека, который взял на себя и свои, и чужие проблемы, вопросы. Глыба.

* * *

— И вот здесь подпись, — указывает, где поставить подпись. Я аккуратно оставляю свой росчерк, не вникая на чем расписываюсь. Первый документ с важным видом начала читать, когда поняла, что он касается руководства компании, доверенность от моего имени на все юридические вопросы, перестала вникать в смысл текста. Эмину я верила, верила ему на подсознательном уровне, он внушал доверие одним своим видом. Он даже не пытался заговорить по поводу сцены в моей комнате, но судя по тому, как ходили желваки, злился.

— Похороны назначены на четверг, на вашем семейном кладбище. Заказан ресторан. Оповещены все знакомые и друзья.

— Спасибо.

— Не за что, — Эмин разговаривает со мною, не отрываясь от документов. — Завтра Булат вылетает в Грозный…

— Если ты из-за того, что было…

— Нет, — вскидывает на меня спокойные глаза, откладывает бумаги в сторону, сцепляет руки в замок. — Дядя Шахид тоже должен быть похоронен по нашим законам религии, так как Булат его сын, он обязан быть дома в это печальное время, рядом с матерью и сестрами, быть их поддержкой. Глядишь, повзрослеет быстрее.

— Он хочет жениться…на мне.

— Ему никто не разрешит. Поэтому поводу будь спокойна.

— Он сказал, что откажется от всего в твою пользу, чтоб самому выбирать жену, жизнь, которой хочет жить, — наблюдаю за Эмином, он задумывается над словами, постукивает пальцами по столешнице.

— Все равно он не женится на тебе. Вы разные, с разных планет, он с Юпитера, ты с Венеры, эти планеты рядом не стоят.

— А ты как Солнце, значит я ближе всех к тебе.

— Давай не будем солнечную систему проектировать на жизнь.

— Я его боюсь! — выпаливаю на одном дыхании, Эмин опускает глаза, якобы рассматривает что-то на столе.

— Я догадался, — через пару секунд отвечает, тяжело вздохнув. — Я сделаю все, что в моих силах. Потерпи немного, завтра он улетает, потом я.

— Ты? А как же бизнес? Что мне с ним делать?

— Я уже побывал в офисе, там толковые замы, на первый взгляд, не воры, на пару дней можно им доверить дела. Тем более, посмотрев договора, ничего важного в этом месяце не запланировано. С текучкой справятся и без меня.

— Ты вернешься? — сердце ноет от мысли, что и Эмин меня покидает, и я не знаю, когда вновь его увижу. Все же рядом с ним чувствую себя в безопасности, зная, что укроет от любой бури, разведет тучи над головой руками. Он как скала, твердый, величественный, твердо стоящий на своем месте и никакие катаклизмы не сдвинут его в сторону.