Неведомая сила заставила Адама встать и положить ладони на ее плечи. Губы сводило от желания прикоснуться к теплой открытой коже.

Ася посмотрела на него в зеркальное отражение. Улыбнулась.

— Не волнуйтесь вы так, — сказала она, — вы с Евой точно сможете продержаться несколько часов. Я с ней об этом разговаривала, она готова. Я буду на телефоне. Обещаю вам ни на минуту его не выпускать из рук.

— Конечно, — ответил Адам едва слышно. — Приятного вечера.

Она похлопала его по ладони.

— Пост сдал, — встала и направилась в игровую. — Детка, — раздался ее голос, — позаботишься о своем папе немного? Я вернусь до того, как моя карета превратится в тыкву.

Адам, как привязанный, последовал за ней, остановился на пороге.

Ева молча кивнула, не отрывая взгляда от рисунка.

— Эй, — Ася обхватила ее щеки ладонями. Долго смотрела в сумрачное, замкнутое лицо. Вздохнула. — Ладно, — она встала и направилась к гардеробной. — Молчите, — зашипела на Адама, как будто он хоть что-то сказал. — Я знаю, что я сейчас не права. Я знаю, что нам с Евой надо научиться держать расстояние. Я знаю, что это все патологично. Но я подумаю об этом завтра. Детка, — она повернулась к его дочери с двумя маленькими платьями в руках. — Красное или зеленое?

— Красное, — без колебаний ответила Ева.

— Тогда собирайся. Мы идем в ресторан.

Девочка вскочила с такой поспешностью, что опрокинула стаканчик с водой, но даже не обратила на это внимание.

Адам попытался тронуть Асю за руку, но наткнулся на столь свирепый взгляд, что только спросил:

— А я?

— Вот ведь, — в сердцах выпалила она. — Что за взгляд! С вашими ресницами нельзя смотреть на ни в чем не повинных людей таким трепетным взглядом. У меня от вашей красоты дух захватывает, — она еще немного покопошилась в гардеробе и яростно швырнула в него галстуком.

25

— На школьных моих тетрадях

На столе моем на деревьях

На песке на снегу пушистом

Я пишу твое имя…

Шепот Аси мягкий, наполненный нежностью и смыслом. В комнате темно, и Адам лежит, зарывшись лицом в кудрявые волосы дочери.

— На золоченых картинках

На оружье воинов храбрых

На королевских коронах

Я пишу твое имя…

Адам обнимает Еву, и Ася обнимает ее тоже, если чуть-чуть подвинуть ладонь, он мог бы прикоснуться к ее пальцам.

— На джунглях и на пустынях

На гнездах птиц и на дроке

На отзвуке моего детства

Я пишу твое имя…

Ева дышит ровно и тихо, но Адам чувствует, что она еще не спит. Наверное, ею тоже овладела магия этого шепота и слов, и самой Аси.

— На хрупком стекле событий

На губах внимательных чутких

Над молчаньем и над тишиною

Я пишу твое имя…

Среди бесчисленного множества фантазий, сказок и слов, в которых Ася теряется сама и в которых запутывает их с Евой, кажется, что она и сама придуманный персонаж. Что таких, как она, не бывает. Что она вот-вот исчезнет, превратится в буквы.

— И силой единого слова

Я вновь возвращаюсь к жизни

Я рожден для того чтобы знать тебя

Чтоб тебя называть

Свобода.*

В воскресный полдень Ася вдруг объявила совещание.

— Какое еще совещание? — изумился Адам. — У меня качалка.

— Важное, — рявкнула Ася, и он решил больше не спорить.

Усадив их с Евой за обеденный стол, она скрестила руки на груди.

— Итак, друзья мои, я считаю, что вы два поросенка.

— Простите?

— Каждый из вас веселится и развлекается. У Евы — танцы, а скоро начнется подготовишка. У вас, Адам, работа, качалка, и прочие радости жизни.

Ева слушала внимательно, но вряд ли понимала.

— И только я, как несчастная сестрица Аленушка, привязана к этому дому. Так жить нельзя. Я свободная женщина, а не ботинки, в которых вы ходите, — Ася ткнула в Еву пальцем, — ты гуляешь одна, твой папа гуляет один, и я буду гулять одна. Согласна?

Ева молчала.

— Детка, знаешь мою суперспособность?

— Еще одну? — вырвалось у Адама.

— Я всегда возвращаюсь. Как таракан.

— Ты хочешь уйти? — спросила Ева.

— Именно. Немного погулять одной, как взрослой девочке. А ты пока поиграешь с папой.

— Но у меня качалка, — напомнил Адам.

— Ничего с вашими рельефами за один час не случится, — Ася встала и решительно направилась к лестнице.

Адам озадаченно посмотрел ей вслед и подхватил Еву.

— Пойдем, испечем твоей чокнутой няне торт. Мы его давно ей задолжали.

Ева сморщила нос и разревелась.

Ася вернулась ровно через час, и позади нее топало двое грузчиков, несущих какую-то мебель.

— Это еще что? — нахмурился Адам, осторожно разрезая коржи.

Перепачканная шоколадом Ева не тронулась с места, продолжая неумело взбивать глазурь. Кажется, она была то ли обижена, то ли сердита, а то ли все вместе.

Ася не дрогнула, проводила грузчиков в спальню и скоро вернулась.

— Это кроватка для Евы, — сообщила она, сунула палец в глазурь и облизала его. — Вкусно. Махнули качалку на углеводы? Вот это по-нашему.

— Кроватка для Евы? — повторил Адам, взял Асю за руку и увел в свою спальню. — Что вы пытаетесь сделать?

— Поставим кроватку рядом с моей. А вы возвращайтесь в свою спальню. Хватит уже этого симбиоза. Мы не можем жить, как стая тюленей.

— Не хочу. Не вернусь. В моей спальне темно и страшно.

Ася зашипела на него, как разъяренная кошка.

— Перестаньте так себя вести. Перестаньте повсюду ходить за мной по пятам.

— А вы перестаньте срываться на Еве.

— Я не срываюсь на Еве. Адам, нам нужно научиться быть самим по себе. Всякое может случиться. Меня могут положить в больницу, вы можете уволить меня…

— Не дождетесь.

Хорошо, что у него с раннего детства был стойкий иммунитет к разного рода сценам, и он давно научился контролировать себя. Не то обязательно бы сейчас сорвался в крик, так сильно был выведен из себя.

— Вот уж не думал, что вас так разозлит наше многолюдное свидание, — проговорил он, стараясь не смотреть на перепачканные шоколадом губы, но сосредоточившись на посветлевших от злости глазах. — Мне показалось, что это забавно.

— Забавно? — казалось, что она вот-вот взорвется.

— Мне нет никакого смысла возвращаться в свою спальню, — продолжал Адам, — потому что там скоро начнется ремонт. Мы перенесем туда игровую, спальню Евы переделаем в детскую для вашего малыша, а нынешнюю игровую превратим в нашу спальню. Комнаты смежные, так будет удобнее всего.

Глаза Аси сузились.

— Вы собираетесь оборудовать комнату для моего ребенка?

— Спокойно. Мы можем поставить кроватку рядом с нашей, — испугался Адам.

— Вы… Вы… — ее голос дрогнул, а глаза наполнились слезами. — Это уж слишком!

Опять рыдания!

Он поспешно притянул Асю к себе, уже научившись тому, что объятия всегда помогают.

— Мне страшно, — сказала она в его плечо. — Мы втроем слишком близко. Как будто вообще без кожи. Так нельзя. Нам нужна дистанция, понимаете?

— Вам плохо с нами?

— Я паникую. Мне иногда нечем дышать. Я не могу понять, как так получилось, что теперь я не могу даже выйти одна из дома, если мне этого захочется. Мне надо… мне нужна хотя бы своя кровать. Это же нормально, правда? Я же не должна чувствовать себя из-за этого виноватой?

— Тише, — он целовал ее волосы, лоб, скулы. — Тише. Вам нужно личное пространство, я понял. Только…

— Да, Ева, — Ася поспешно утирала слезы. — Как она перенесла мой уход?

— Плакала слезами минут пятнадцать.

— Плакала?

— Я бы даже сказал — рыдала в голос.

Ася улыбнулась.

— Это же прекрасно. Человек выражает свои эмоции.

— Ну, я бы предпочел все-таки, чтобы моя няня не доводила мою дочь до слез, — покачал головой Адам и пригладил ее волосы. — Хотите торт?

— Хочу, — она упрямо выдвинула вперед подбородок. — Торт и отдельную кровать. Ночуйте уже у себя.

— Хорошо, — сдался Адам. — Сегодня переночую.

— Вы брали мастер-классы у иезуитов?

— Ха, давал мастер-классы иезуитам!

На кухне Ева невозмутимо ела ложкой глазурь. Коржи, до конца не смазанные кремом, валялись на полу.

— Васька уронила, — объявила девица с вызовом.

Васька, дрыхнувшая на диване, чутко дернула задними лапами.

— Придется наказать Ваську, — ответил Адам, хмурясь. Он не очень понимал, почему сегодня его дочь ведет себя так взбалмошно.

— А маленьких наказывать нельзя, — возразила Ева энергично.

— Еще и спорит, — пожаловался Адам Асе.

— Некоторые папы ужасно разбаловались, — скорчила гримаску Ася. — Ой, — и она вдруг схватилась за живот.

— Что? — перепугался Адам.

— Моя козявка говорит… Что-что? Она говорит, что сердится на меня.

— Твоя козявка не умеет говорить, — неуверенно протянула Ева.

— Трындит, как миленькая. Иногда целыми ночами рассказывает странные истории.

— Господи боже. Что будет, если еще и ваш ребенок будет целыми ночами рассказывать странные истории? — задался вопросом Адам.

— И почему козявка сердится? — спросила Ева.

— Она говорит, что я слишком мало сегодня целовала ее любимицу, — и Ася, обхватив руками плечи его дочери, осыпала ее поцелуями. Как будто та сделала что-то хорошее.

— Я ее любимица? — уворачиваясь, спросила Ева.

— Она от тебя просто без ума. Но ей ужасно жалко твоего бедного папу. Ведь он так старался, чтобы испечь этот торт. Представь, что Васька съест твой рисунок, над которым ты трудилась весь вечер.