— Они ругали тебя? — спросила Ева.

— Постоянно, — ответила Ася, — я все время была наказанной. То мне нельзя было гулять, то запрещали шоколадки, то отбирали куклы. Я обожала играть в куклы, придумывала множество историй с ними. Однажды мама выпорола меня крапивой, это было очень больно и обидно.

— Ты плакала?

— Вопила на всю улицу, что меня убивают и требовала вызвать полицию.

— Но ты же хорошая, — произнесла Ева, сдвинув свои густые брови, — почему ты вела себя плохо?

— Потому что была глупой, — подумав, ответила Ася. — Только дураки ввязываются в драки. Умные хорошо учатся, как твой папа. Но, Адам, как вас вообще занесло в коучинг?

— Я красивый, — просто сказал он, — людям нравится смотреть на красивых людей. Пожалуй, это была моя суперсила, как вы говорите. Знаете же, что красивым детям учителя поневоле ставят оценки выше, а преподы быстрее принимают зачеты. В университете я переехал в этот стеклянный дом, который ужасно дорого содержать, и почти сразу опять рассорился с отцом. Маме и в голову не приходило давать мне денег, а отец пошел на принцип. Я сдавал первый этаж в аренду, начал продавать рекламные площади для бесплатной газеты, и вскоре выяснилось, что у меня покупают охотнее, чем у других. Так я попал в продажи и маркетинг, а оттуда уже в коучинг. Денег все равно не хватало, поэтому приходилось приторговывать лицом для всяких рекламных съемок. Однажды отец увидел мою фотографию на баннере — это была реклама нижнего белья. Ух, он и разозлился!

— Из-за того, что в исламе запрещены изображения людей?

— Из-за всего. Он просто бесился. Наверное, ему хотелось, чтобы я сидел тихо и не высовывался. А я высунулся. В этом все дело.

— А я красивая? — спросила Ева.

— Самая красивая в мире, — согласился Адам.

— А Ася?

— И Ася самая красивая в мире.

— Пфых! — она дернула ногой. — Мне, в отличие от вас, никаких скидок из-за внешности не делали. Приходилось брать города обаянием.

Адам погладил оранжевый носок.

— Вы очень красивая, — повторил он упрямо.

— Это вы, — заявила Ева и подвинула им рисунок.

Стукнувшись лбами, Адам и Ася посмотрели в альбом.

— Эм, — даже Асина буйная фантазия не могла помочь в расшифровке этих каракулей.

— Палка с арбузом в животе — это вы, — подсказал Адам.

— Это не арбуз, а наша козявка! — объяснила Ева.

— А палка с червяками на голове — это, видимо, я.

— Твои кудряшки, — кивнула его дочь.

— Что мы делаем? — спросила Ася.

— Ругаетесь и смеетесь сразу. Вы все время так.

— Но где здесь Ева? — нахмурилась Ася.

— Спит! Я пошла спать! Сама! Не ходите за мной!

— Детка, но моя кровать рядом с твоей.

— Я уже взрослая. Хочу свою комнату! Вы все время болтаете по ночам!

Ася посмотрела на Адама. Ее глаза смеялись.

— Да у нас здесь бунт, — глубокомысленно сказала она. — Слышите треск пуповины?

— Брр, не говорите таких гадостей, — содрогнулся Адам.

— Спокойной вам ночи, — чинно произнесла Ева, поцеловала их по очереди и отправилась прочь.

— Вот так дела, — Ася захихикала. — Не забудь почистить зубы! — крикнула она вслед. — И почитай себе сказку!

— Я сама все сделаю, — раздалось из игровой комнаты.

— Странно, я читала, что кризис «я сам» приходится примерно на три года. Почему у этого ребенка он случился в почти пять?

Адам вздохнул и встал. Протянул руку, помогая Асе подняться.

— Для девочки, которая начинала свою жизнь в этом доме с того, что спала в шкафу, это космический прогресс. Спасибо, — он аккуратно, почти по-братски, коснулся губами лба Аси.

— Была у лисы избушка ледяная, а у зайчика — лубяная, — заворковала Ася, — пусти меня, заюшка, хоть на дворик к себе!

— Вот еще, — Адам зашагал к своей спальне. — Сколько раз вы меня шпыняли за то, что я сплю с вами? Сколько раз говорили, чтобы я шел к себе?

— Так вот вы какой, — она скорчила грустную физиономию и вцепилась в его футболку.

— Благодаря вам, я прекрасно разбираюсь в нарративах сказок. И знаю, чем заканчиваются такие истории. Зайчик всегда остается на улице!

— Но вы не позволите беременной женщине спать на диване, — Ася обхватила его руками за живот и теперь шагала следом, как паровозик.

— Вы беременная, женщина, которой ничего от меня не нужно.

— Дурак такой, я ведь прошу вас прямо сейчас, — и он ощутил, как она укусила его за плечо.

Это было уже слишком. И к черту ее Коллонтай.

Вскинув руки вверх, чтобы было проще прокрутиться вокруг своей оси, Адам развернулся в кольце Асиных рук и оказался лицом к лицу с ней. Так близко, что ощутил тепло ее огурцового дыхания. Он поцеловал ее сразу, слету, не давая себе времени подумать, дать извечной нерешительности хоть один шанс. Сердце колотилось, как бешеное, и смятение Аси ощущалось физически — словно воздух стал накаленным и дрожал.

— Ты с ума сошел? — она отпрянула, но так и не разжала обнимавших его рук, и это ее внезапное «ты» тряхнуло его, как дернутый стоп-кран в поезде, и Адам снова припал своим ртом к ее губам, и в этот раз Ася не стала уворачиваться.

Она была крайне решительной особой во всех своих поступках и в то же время и правда похожей на сахарную вату. Эта двойственность заставляла все его мысли разбегаться в самые разные стороны, и все, что оставалось сейчас самым важным в жизни — это то, что Асины пальцы цеплялись за его волосы, и она прижималась к нему все сильнее и сильнее, как будто была намерена слиться в одно единое существо. Адам уже и не помнил, какие оправдания для себя сочинил, чтобы уберечься от неминуемого гнева. Потому что не было никакого гнева.

Только текущее расплавленной лавой по горлу желание.

Никогда в жизни Адам не чувствовал другого человека так, как себя.

Ася целовалась так, как будто рассказывала очередную сказку, с искренним удовольствием и не скрывая этого. И безумное напряжение отпускало Адама, как всегда, когда он был рядом с этой женщиной, ему становилось хорошо и просто. Ее поцелуи были хорошими и простыми, и обниматься было так же естественно, как дышать. Ему хотелось целовать ее сразу повсюду, но он никак не мог оторваться от ее губ, мягких и сладких, и, наверное, он бы и не оторвался до самой смерти, так бы и прожил всю свою жизнь, если бы Ася, коротко выдохнув, не отодвинулась первой. Она опустила голову, уткнувшись лбом в его подбородок, и ее дыхание сбивалось.

Адам бездумно поцеловал ее в макушку, прижимая к себе и пытаясь успокоиться.

Стало страшновато.

Что теперь его ждет?

Как бы она ни была сердита, она же не оставит Еву одну?

На себя, как аргумент, Адам не возлагал больших надежд.

— Дурак, — снова сказала Ася и, оттолкнув его, пошла к выходу.

Адам смотрел, как она удаляется, и от это зрелища разрывалось сердце.

— Ась, — позвал он очень тихо, — не прячься от меня, пожалуйста.

Она остановилась, опустив голову и разглядывая свои разноцветные носки.

— Мы теперь на «ты»?

— Ты первая начала.

Она медленно кивнула, как будто принимая этот довод.

— Разве вам… тебе не хочется извиниться и сказать, что это было ошибкой и что это ничего не значит? — спросила она, не глядя на него.

— Нет, — господи, что у нее за отношения все время были, если она постоянно ждала подвохов и гадостей? Впрочем, он уже видел одного экземпляра. Так себе было зрелище. — Я не хочу извиняться, и это не было ошибкой. Ты нравишься мне. Ты мне сильно нравишься.

Она зашипела. Пчелиный рой внутри нее разворачивал свои боевые жала.

— Что это за разговоры такие! Для кого я целый вечер распиналась и цитировала классику? Что значит — нравлюсь? Я что, новая сковородка?

— Почему сковородка? — озадачился Адам.

Это форма гнева была ему знакома, и он знал, что в итоге все закончится пылесосом или шваброй, а не собранным чемоданом. Поняв, что избежал самого страшного, Адам немного успокоился.

Все обойдется.

Ему не оторвут, как богомолу, голову за поцелуи.

— Какая еще сковородка, — совсем рассердилась она и принялась наступать на него. — Не морочь мне голову! Сколько раз нужно говорить, что я не собираюсь ни с кем встречаться. Тем более с таким как ты!

— С каким? — Адам уже почти решил спасаться бегством, но остался на месте. Ему было интересно, что она сделает, когда закончит свое наступление.

— Молодой! Красивый! Богатый! Добрый! Ужас!

— Ладно, — Адам решил не оспаривать столь очевидные недостатки. Асин указательный палец пребольно уткнулся ему в грудь. — Рано или поздно я стану старым. И постараюсь обеднеть, если это так важно.

— Я не целуюсь с детьми! — рявкнула Ася, и Адам осторожно перехватил ее палец, пока он не проткнул в нем дырку. Легко поцеловал маленькую подушечку. — Ты… — она выдохлась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, — Я действительно нравлюсь тебе? В самом деле? По настоящему?

Адам сглотнул. Любой ответ на этот вопрос расстроил бы ее, и он решил выбрать правду.

— Да. Очень.

— Забудь об этом, — зажужжал пчелиный рой. — Никакого нравличанья. Даже слова такого нет!

— Ася, пожалуйста…

Он и сам не знал, о чем ее просил. Дать ему шанс? Стать другим человеком? Обнулить весь жизненный опыт? Что он хотел, чтобы она сейчас сделала?

Он так давно привык никого ни о чем не просить, что и сам испугался силы своего отчаянья. Если бы Адам знал, что это поможет, он мог бы умолять Асю, как семилетний мальчишка в супермаркете уговаривает маму купить игрушку.

Сам он так никогда не делал, конечно. Адам даже родителей старался не беспокоить, но сейчас ему было очень надо.