Он хочет поцеловать меня? Не верю. Кирилл Скоморохин не может хотеть просто поцеловать меня. Только если ему за это что-то будет.

- Потому что я попросила тебя приехать сюда со мной?

Ему все-таки не хватает сексуальных утех? Решил воспользоваться положением дел?

- Нет, потому что ты тоже этого хочешь.

Он проводит пальцем по моей нижней губе. И это становится откровением. Это оказывается сильнее меня. Потому что он невозможно прав – я хочу.

Предохранитель напрочь сгорает от замыкания. Я отзываюсь, прикрываю глаза. Всего на миг выпускаю язык, лизнув его солоноватую кожу. 

- Блть.

Слышу хриплое рычание, после которого Кирилл сминает напором. Сносит взрывной волной. Он целует меня. Терпко, яростно, на грани. В ушах звенит оглушающе громко. Кир врывается языком в мой рот и лишает способности мыслить или противостоять. Оттягивает зубами губу. Это точка кипения, не иначе. Я сгораю.

Нет, я точно схожу с ума. Ощущения невероятные, будто лечу вниз с тарзанки. И вот-вот разобьюсь о землю. Но трос выдерживает, пальцы Кира крепче впиваются в спину, талию, бедра. Не дают упасть. Мы вдвоем зависаем в воздухе. 

Время останавливается. Я целую в ответ, потому что мне никуда от Кирилла не деться. Он везде. Тело пропитано его запахом, кожа помечена жадными поцелуями. Да, он именно такой – жадный, нетерпеливый, будто голодный. 

Я отпускаю руки, что держала за спиной, и глажу его шею, утопаю ладонями в густых волосах. Так приятно. Существует тактильный оргазм? Потому что очень на него похоже. 

Когда Кирилл пробирается за край моей и без того короткой майки, я громко стону.

- Послушай. – Его шепот возвращает в реальность.

Невольно надуваю пекущие губы. Потому что не хочу отрываться от самого вкусного десерта, что когда-либо пробовала. Потому что там, с ним, над землей мне было хорошо. Да что я вру, мне было потрясающе! Не могу с ходу вспомнить нечто даже близкое по ощущениям. И кто бы мог подумать – я точно нет – с Кириллом.

Я все-таки решаюсь открыть глаза и тотчас встречаю его немигающий взгляд. В голове проносится что-то про мрачные небеса. Не помню, кто поет, да и какая разница. Неожиданно широко улыбаюсь, чем дико удивляю и обезоруживаю Кирилла.

- Я вся во внимании.

Он ухмыляется. Змей-искуситель. Наклоняется обратно ко мне, видимо, решив отложить разговоры на потом. Я не против. Но тишину разрезает стук в дверь.

Лицо Кира в один миг теряет всю мягкость, становится железной маской. А я настырно продолжаю изучать его гладкую кожу, усыпанную веснушками, которые можно разглядеть только в неприличной близости.

Стук повторяется, напоминая, что он и правда имел место быть. И притвориться, что нам показалось, пусть и обоим, не выйдет.

Я, словно по щелчку, выскальзываю из плотного кольца рук. Беру из сумки штаны и подхожу к двери. Перед тем, как открыть ее, набираю больше воздуха и прочищаю горло. 

На пороге обнаруживаю Лёву.

- Поговорим? – просит он прямо и требовательно.

А его взглядом можно резать бумагу.

Глава 20

Яся

В голове такой сумбур, что я не сразу понимаю, о чем говорит Лев. 

- Ясь, - напоминает он о себе, - отойдем? Я не отниму много времени. 

На миг замираю. Кажется, чувствую жжение между лопаток, но не смею обернуться. Потому что не готова смотреть Кириллу в глаза. 

Мне с трудом удается кивнуть Мочалину – так я потрясена взрывом на химзаводе, что случился пару минут назад. И хочется верить, что ничего не предвещало такого исхода. Но с глаз будто сняли шоры, и я явственно вижу все знаки. Я и правда хотела этого. 

Сказать, что я в шоке, - ничего не сказать. И где пряталась любовь к Лёве, пока я растекалась от губ и рук Скоморохина? От потрясающих губ и рук, блин.

Делаю неуверенный шаг вперед. Аккуратно притворяю дверь, намеренно не заглядывая в дом, и следую за Львом. Устало передвигаю ноги, заряд на нуле. Путаюсь в собственных мыслях и даже врезаюсь в Мочалина на ходу. 

Лев смотрит странно, как-то с подозрением. Молчит долго, хоть и обещал разобраться по-быстрому. А я ощупываю взглядом темноту, что резко опустилась на берег и превратила милую поляну в жуткие заросли с какими-нибудь чудовищами. Да, в детстве меня часто мучали кошмары из-за бурной фантазии.

На мне все еще надета влажная майка, и с порывом ветра, чтобы сильно не замерзнуть, я обнимаю себя. Лев спохватывается, стягивает через голову толстовку, засветив плоский живот с намеком на мышцы, и накидывает на меня. Я всегда восхищалась его телом, будто он сам Аполлон. А сегодня так легко оказалась сражена Скоморохиным. Вот как? Но до сих пор же перед глазами стоят эти мышцы, эти низкие джинсы. И татуировки. Лев всегда был яростным противником чернил, всегда называл их глупостью. Интересно, что бы он сказал, узнав про мое тату? Да еще какое.

- Я никогда не буду с тобой на равных, - вдруг выдает. 

Мочалин смотрит в сторону реки, на водную гладь, что отражает лунный свет. 

- И это убивает меня.

Я хмурюсь и раздраженно произношу тихое «бред».

- Думаешь, я не догадался, почему коллекторы отстали?

Черт.

- Я не вписываюсь в твой мир, - продолжает Лёва, - но это не мешает постоянно думать о тебе. Ясь, я много ошибок совершил, но…

Кстати, об ошибках.

Он делает шаг вперед, а я – назад.

- А как же Диана? – спрашиваю то, что жжет изнутри.

Лев поджимает губы, отворачивается, прячет руки в карманы и приподнимает плечи. Знаю эту позу – чувство вины. И еще до того, как ответит, догадываюсь, что услышу.

- Мы… помогали друг другу. Нас обоих устраивало происходящее. Я был честен с ней с самого начала. Правда, это все равно не помогло избежать некоторого недопонимания.

Значит, они спали вместе, а Диана захотела большего? Это он называет недопониманием?

- Но я благодарен ей, она хороший человек. Поддержала меня в трудный момент, помогла найти часть денег.

От его слов сводит горло, с губ срывается яростный шепот.

- Если бы ты с самого начала поделился со мной, мы бы все решили быстрее и…

- Я не мог, - парирует довольно резко. – Я не мог поделиться этим с тобой. Я не мог упасть в твоих глазах еще ниже.

- Ну что за глупости ты говоришь? Ты не виноват, что твои родители живут в известном только им мире! Ты не такой, как они.

- Но это мои родители. Других нет.

- А…

- Не нужно меня переубеждать. Мы с тобой точно с разных планет.

Я закатываю глаза и с закипающей во мне злостью разворачиваюсь, чтобы уйти. Но длинные пальцы с силой сжимают мой локоть, притягивают обратно. Мое лицо оказывается в капкане рук.

- Яся… Яська моя, - шепчет Лев не своим голосом, - я чуть с ума не сошел, когда он трогал тебя, когда целовал.

Слова гудят в тишине, шершавые ладони гладят щеки и шею.

- Я пытался не думать о тебе. Пытался оградить от дерьма, в котором сам тону. Пытался задушить в себе… Я пытался. И все равно думаю, все равно хочу…

Я замираю. Всегда же мечтала услышать это. Почему сейчас?

- Но? 

«Но» не озвучено, только я чувствую его присутствие. И, судя по выражению лица Мочалина, оно прямо-таки монументальное.

- Я тебя не достоин.

Прыскаю, но внутри все обрывается разом. 

- Дело в деньгах? – спрашиваю очевидную вещь и вижу подтверждение в родных глазах. – Всегда было в деньгах.

Я вдруг резко осознаю, что так долго страдала лишь из-за этих дурацких предрассудков. И это особенно горько. Хочется хохотать и плакать одновременно.

- Поэтому ты не желаешь быть со мной? Неужели какие-то бумажки важнее чувств? 

А теперь я вижу, что чувства есть. И раньше были, просто я оказалась слишком слаба, чтобы поверить в них. 

- Деньги для меня ничего не значат! – повышаю голос. - Ты же знаешь, уверена, знаешь, как я отношусь к тебе! Как мои родители относятся к тебе! Для чего отталкиваешь? 

- Да на тебе одежды тысяч на пятьдесят, а это моя месячная зарплата с двух работ! – не менее эмоционально выплевывает в лицо.

Нервный смех пробирает. Так во всем виноваты брендовые кроссовки?

- И больше у меня в ближайшее время не будет, – вещает чуть тише Лев. – У меня нет крутых и рассудительных родителей, как у тебя. 

Он злится. Впервые вижу Мочалина в гневе. Он же всегда отмалчивался. Я ни разу не слышала от него ни одного упрека в сторону близких, которые всю жизнь ездили на нем. Он и сейчас выражается сдержанно, но я все читаю в его глазах и жесткой линии губ.

- Я не вписываюсь в твой мир. – Снова эти громкие заявления.

Срабатывает детонатор, и меня рвет на части. 

- В какой, блин, мир? – я кричу, размахивая руками. – Или ты думаешь, я хожу на балы и ем улитки в ресторанах? Ты же знаешь меня, как никто другой! Ты знаешь, что я никогда не давала ни малейшего повода помыслить, что деньги в моей жизни имеют принципиальное значение. Я, блин, не принцесса!

- Я и не считаю так, но ты без денег толком не жила. А я…

- А я, а я. Ты думаешь лишь о себе и своем комфорте. Да плевать мне них! Это ты, ты боишься рискнуть! Тыпостоянно твердишь про какой-то «мой мир». О чем ты вообще? О нюхающих мажорах и подругах, которые раздвигают ноги по первому зову? Мой мир – это ты! Наш домик на дереве, гаражи, за которыми пробовали курить, трубы, где прятали дневники с плохими отметками и играли в футбол. Вот он мой…

Договорить не выходит, потому что Лев целует меня. 

Я обмираю. Я будто в вакуумном пузыре – ни звука вокруг. Руки падают вдоль тела. Даже не сразу понимаю, что происходит. 

Мочалин отстраняется, мелкими поцелуями покрывает лицо, притягивает ближе, шепчет, что любит и всегда любил только меня. Обнимает так крепко – ребра почти трещат.