Было осеннее субботнее утро, серое небо висело над городом, и «Эхо Москвы» обещало к обеду дождь. На одном из светофоров Аня сделала открытие, поразившее ее едва ли не больше опыта с талисманом: диктофон «Гурвиг», верой и правдой служивший ей и в сауне, и на сорокаградусном морозе, не записал ни слова доктора Лоренца. В другое время она наверняка отнеслась бы к этому без особого драматизма, но только не сегодня. Уж слишком много странного было для одного раза. Она слушала свой голос, и еле слышное шуршание пленки вместо реплик доктора, и этот странный расклад нравился ей все меньше. Да еще Рома Башаров со своей телепортацией… «Пришлось уважить человека и рассказать… Счел своим долгом подкрепить рассказ практическим опытом…» Как хочешь, так и понимай.

Дома Аня сварила побольше кофе и, пока он остывал, стояла под контрастным душем, задним числом сканируя свои впечатления от встречи. По опыту она знала, что первые впечатления самые ценные, поэтому прислушивалась к себе внимательнейшим образом.

Ну что тут можно сказать? Впечатления самые противоречивые. Он тактично подчеркнул ее полную некомпетентность в области алхимии и (если талисман действительно превратился в золото) убедительно показал практическое существование оной. То есть алхимия — это не только «туманные трактаты, изначально оторванные от реальной действительности (цитата из ее статьи) и бородатые средневековые пиплы с пипетками», а вполне прикладная наука. Или искусство? Или отрасль? Отрасль чего, химии, что ли? Почему он вышел именно на нее? Из-за статьи? По большому счету статья, конечно, очень слабая, дилетантская, но ведь она следовала концепции шефа о «нашем читателе, которому-де нужна не истина, а загадка». У Ани были принципиальные возражения на этот счет, но она прекрасно помнила старый русский фразеологизм про свой устав и чужой монастырь, откуда можно вылететь в два счета, глазом моргнуть не успев. Тем более что шеф взял ее в свои «Загадки» единственно из-за Г. К. Чебракова, одного из его стратегических спонсоров. Пока Г. К. содержит журнал, выгнать ее шеф, положим, не рискнет (он же не знает, насколько они с Г. К. близки), но может создать такую «невыносимую легкость бытия», что мало ей не покажется. Поэтому нужно целиком и полностью соответствовать уставу монастыря, согласна она с ним или же нет. Таковы условия игры. К тому же, положа руку на сердце, журналистка из нее фиговая и явно не стоит тех денег, которые платит ей шеф (читай Г. К.).

Набросив на мокрое тело халат, Аня села за стол и вдруг подумала: а действительно ли это был Лоренц? Хм… Может быть, не Лоренц, а какой-нибудь самозванец?

Да ну, бред какой! Что-то уж больно подозрительной она стала, все кругом какие-то козни мерещатся. Но почему все-таки не записался его голос? Ее — записался, его — нет? Мистика какая-то, честное слово. А может, у него с собой была глушилка? Она читала про шпионский реквизит, когда делала материал о Киме Филби, там упоминалось про такие штуки. Только зачем они Лоренцу?

Аня отломила дольку шоколада, сделала глоток кофе и раскрыла один из фолиантов, который облюбовала в «книжной комнате» Игорька в основном из-за красивого коленкорового переплета. Книга называлась «Источники химической философии». Денек балансировал на грани реальности, а тут и дождик забарабанил по подоконнику, и в этом дождливом пространстве функционировал странный человек, называющий себя доктор Лоренц, за несколько минут исказивший репортерскую рутину Ани Зотовой на какой-то свой непонятный лад.

Итак, алхимия долгое время считалась суеверием или в лучшем случае опальной предтечей химии и играла связующую роль между средневековой религией и философией. (Это было более-менее понятно.) Многие считали, что алхимики просто-напросто занимались изготовлением золота. (Это тоже понятно.) Ее адепты (т. е. те, кому удалось создать философский камень), пытаясь освободить дух, скрытый в материи, видели смысл Великого Деяния в символическом воссоздании бессмертной сути собственной души. (Здесь уже начинался туман.)

«Что это за дух, скрытый в материи? — думала Аня, листая талмуд и разглядывая картинки. — Что за Великое Деяние такое?»

В конце книги был словарь алхимических терминов, где Аня выяснила, что выражение Великое Деяние обозначает конечную цель всех алхимических операций, первым подступом к которой является создание философского камня. А совокупность операций, которые приводят к его созданию, называется магистерией. Она запустила ноутбук, создала папку «Алхимия» и завела отдельный файл под названием «Термины», куда и скопировала определения Великого Деяния и магистерии. И стала читать о Путье.

Глава 1

ИСТОРИЯ БЕДНОГО ПИСАРЯ

Жил в Париже XII века молодой писарь Поль Путье, и однажды во сне ему явился ангел, державший в руках толстый старинный фолиант в кожаном переплете.

— Посмотри внимательно на эту книгу, — ласково предложил ангел. — Сейчас она для тебя загадочна, но в один прекрасный день ты ее разгадаешь.

И видение исчезло.

Был писарь женат, работал в лавке, где занимался составлением описей и счетов. Благодаря своему великолепному почерку и усердию, был он в лавке на хорошем счету. В один прекрасный день за два с половиной флорина Путье купил у соседнего лавочника какую-то старую-престарую книгу, написанную на неизвестном ему языке. Честно говоря, польстился он на обложку, сработанную из желтого металла. А страницы ее были изготовлены не из бумаги или пергамента, как в других книгах, а, как показалось Путье, из коры молодых деревьев. Листы были с великим тщанием исписаны кончиком железного пера (именно железного, уж в этом-то Путье понимал толк) — это были прекрасные, четкие, латинские буквы, ну такие красивые, что просто пальчики оближешь.

В книге было три раза по семь листов: так они были обозначены цифрами в верхнем углу, причем седьмой всегда начинался с рисунка. На каждом первом листе изображались плеть и проглатывающие друг друга змеи; на втором — крест с распятой на нем змеей; на последнем, седьмом — пустыня, посреди которой било несколько прекрасных источников, откуда в разные стороны расползались все те же змеи.

Самым тщательным образом рассмотрев картинки, Путье вернулся к началу книги и взялся за текст. На первом листе было написано заглавными золотыми буквами:

«АВРААМ ЕВРЕЙ,

КНЯЗЬ, СВЯЩЕННИК,

ЛЕВИТ, АСТРОЛОГ И ФИЛОСОФ,

ПРИВЕТСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ НАРОД,

БОЖЬИМ ГНЕВОМ

РАССЕЯННЫЙ СРЕДИ ГАЛЛОВ»

Затем следовали всяческие поношения и проклятия в адрес любого, кто кинет на книгу сию взгляд, не будучи жрецом или писарем.

В первой «главе» находилось обращение к иудеям, вторая была посвящена трансмутации металлов, которая рассматривалась в качестве основного средства уплатить подать, наложенную римскими властями. Текст, описывающий способ получения философского камня, казался довольно внятным, но для этого нужна была так называемая «первичная материя», а в книге ничего конкретно не говорилось о том, что это такое и где ее берут. Правда, кое-что о materia prima можно было почерпнуть в четвертой и пятой «главах», но речь там шла на таком эзоповом языке, что наш бедный писарь ровным счетом ничего не понял.

Став обладателем алхимической книги, как бы подтверждающей его вещий сон, уверенный в том, что исполняет Божью волю, Путье несколько лет посвятил изучению загадочного текста. Об этом его тайном увлечении никто, кроме жены, не знал. Оно и понятно: незадолго до описываемых событий, а именно в 1317 году, папа Иоанн XII обрушился на алхимиков с обвинениями в том, что, «почитая себя мудрецами, они сами падают в пропасть, которую преуготовляют для других», что «смехотворным образом мнят они себя сведущими в алхимии, но доказывают невежество свое тем, что ссылаются на писания древних авторов, которым, в свою очередь, ничего не удалось открыть». Что, «выдавая поддельный металл за истинные золото и серебро, произносят они при этом слова, которые ничего не означают». И что «невозможно более сносить дерзость их, ведь сим способом изготовляют они фальшивые монеты и обманывают народ».

«Мы повелеваем, — провозгласил понтифик в своей знаменитой булле, — чтобы все эти люди навсегда покинули наши края, равно как и те, кто заказывает таковым золото и серебро… Дабы наказать их, приказываем мы отобрать у них подлинное золото в пользу бедных… Если среди алхимиков найдутся люди церковного звания, пусть не ожидают помилования, ибо будут навсегда лишены сана своего». Вот в какой сложной исторической ситуации началось приобщение Поля Пуатье к искусству алхимии.

Так или иначе, но, оттолкнувшись от книги Авраама Еврея, в конечном счете, Путье познал суть Великого Деяния (за исключением, правда, все той же materia prima). Скажем больше, это удивительное искусство так покорило нашего писаря, что он решил посвятить ему свою жизнь.

И стал Путье молить Бога, чтобы благородное искусство, над коим он трудится, было успешно продолжено и завершено. «Молю Тебя даровать мне Небесный, Краеугольный, Чудодейственный камень, созданный вечностью, которая в сем повелевает и силой Твоей царит…»

Но не было осязаемого ответа от Господа. И спустя какое-то время Путье, чувствуя, что зашел в тупик, решил обратиться за помощью к человеку, сведущему в вопросах трансмутации металлов. Он скопировал из своего фолианта несколько иллюстраций и отправился к мэтру Ансельму, страстному поклоннику алхимии, лиценциату медицинских наук, человеку, который наверняка сможет пролить свет на непроглядную тьму, обступившую бедного писаря из Парижа.

Мэтр Ансельм весьма заинтересовался картинками, но еще больше его интересовал первоисточник, и нашему писарю пришлось врать с три короба, уверяя мэтра в том, что никакого первоисточника (т. е. никакого поясняющего текста) у него не было и нет, а есть только эти непонятные рисунки. Время-то было тревожное.