Татьяна Рябинина - Эра Водолея

Складывая в чемодан его рубашки и галстуки, я подумала, что сама со всем этим точно не справлюсь. Нужно поговорить с кем-то, кому могла бы сказать все. Не с Люськой. И не с Водолеем.

Андрей

Казалось, что едет не на четыре дня, а на год как минимум. И не в Москву, а на другой конец света.

— Ин, ты поосторожнее, пожалуйста, ладно? — сказал, когда лежали ночью в постели, обнявшись.

— В каком смысле? — Инна приподняла голову и посмотрела на него.

— Во всех. Я за тебя беспокоюсь.

— Все… будет… хорошо…

Андрей узнал свою фразу. Ту, которую сказал ей по телефону, когда понял, что Эра — действительно прошлое. Вот только у Инны это прозвучало иначе. Без уверенности. Как будто даже с сомнением.

— Не уезжай, а? — попросила жалобно. Как ребенок. И тут же добавила со вздохом: — Да нет, я понимаю, что надо. Это я так… Очень не хочется, чтобы уезжал.

Утром, глядя в иллюминатор, как уходит вниз и прячется за облаками земля, Андрей думал о несостоявшемся разговоре. С одной стороны, испытывал досаду из-за того, что телефонный звонок помешал, сбил Инну, когда она уже готова была поделиться. Но если бы все-таки рассказала и это оказалось что-то требующее его присутствия рядом? Вот что-то такое, узнав о чем, он просто не смог бы уехать?

На одну чашу весов легла бы однозначно погубленная карьера и репутация. Обломать без крайне уважительной причины вип-клиента — такого не прощают. На другую — ответственность за любимого человека. Все же уехать и четыре дня сходить с ума от беспокойства? Хотя, конечно, и так сходил, даже ничего не зная, пытаясь строить какие-то мутные предположения. Может, и хорошо, что не сказала. Хотя думать так было противно.

Как же непросто у них с Инной все складывалось. Вот уж точно, что через тернии — но к звездам ли? Хотелось верить.

Первые месяцы — как будто сами себя приговорили к каторжным работам. Строить египетскую пирамиду вручную. Раня себя и друг друга этими каменными глыбами. Сквозь досаду, обиды и отчаяние. И спокойная, немного усталая радость, когда вдруг понял, что именно она ему нужна. Та, которая столько лет была рядом. К которой привык так, что и не замечал. А потом общее горе, сблизившее еще сильнее. И общая надежда — тоже.

А еще было крушение этой надежды. И снова пришлось карабкаться из черной ямы, поддерживая друг друга. И тут же вылезли демоны прошлого, которые, казалось, надежно заперты в самом дальнем подвале. Но стоило справиться с ними, появились новые — уже в настоящем. Удастся ли победить их, если Инна и дальше будет прятаться от него?

Вопрос, как говорится, риторический…

В Москву Котов прилетел на этот раз по кулуарным надобностям, поэтому из команды своей взял всего троих: личного помощника, одного охранника и Андрея вместо выбывшего из строя имиджмейкера Олега. Марков занимался не только внешним видом чиновника, но и вообще всем, что должно было производить впечатление, сводя воедино усилия целой армии специалистов. Андрей такими тонкостями не владел, его учили другому, но за время работы в агентстве чего только не нахватался.

Вечером, после долгого дня беготни по всяким учреждениям и важным кабинетам, где Андрей и помощник Виктор сопровождали Котова, как собачки, раздался звонок. Он уже поговорил с Инной и собирался ложиться спать, но его временный начальник категорично потребовал спуститься в бар на первом этаже гостиницы:

— Пошептаться надо.

Когда Андрей вошел туда, Котов сидел за столиком в дальнем углу, грея в ладонях пузатый бокал коньяка. Охранник — за соседним с чашкой кофе. Не успел Андрей сесть, и перед ним тоже из ниоткуда материализовались кофе и коньяк.

— Вот что… — искоса взглянул на него Котов. — Скажу тебе одну вещь, но если проболтаешься кому, оторву язык. Есть у меня наметки на перевод в Москву. И если это случится, Маркова с собой не возьму. Слишком много пить стал. Пойдешь ко мне? Это не принуждение и даже пока не предложение. Так, на подумать.

— Не знаю, Георгий Сергеевич, — осторожно ответил Андрей, сделав глоток кофе и лихорадочно прикидывая, как лучше вывернуться. — Олег у вас за всем следит, от галстуков до твиттера. У меня таких навыков нет. Хотя, если честно, галстук ваш к костюму не очень подходит. Уж извините.

— Ну вот, — усмехнулся Котов. — А говоришь, навыков нет. Наблатыкаешься, дело несложное. Главное — ответственность, вот что я ценю. В зарплате, конечно, на первое время потеряешь, да и с бытом не в один день все сложится, но зато Москва! Подумай.

Допив коньяк, он кивнул личнику, встал и пошел к выходу. Разговор не продлился и двух минут. И правда, чего там рассусоливать. Наше дело предложить, ваше дело… подумать для видимости и согласиться.

Правда, соглашаться не хотелось. И не только из-за потери в деньгах и бытовых проблем. Котов в Питер приехал из тьмутаракани и в силу этого обстоятельства вряд ли мог понять, что далеко не всем в Москве намазано медом. Особенно тем, чьи предки жили на Ваське с восемнадцатого века. Кто вырос там, где вместо улиц линии, по которым гуляет холодный ветер с Невы.

Москву Андрей откровенно не любил, хотя бывать приходилось часто. И как там вообще можно жить, не представлял. А Инна? Она была такой же — для кого Питер продолжение квартиры. И ее родные! С родителями у нее особо теплых отношений не было, но Луиза — другое дело. Как же Инка без обожаемой Баблузы? Про театр и подавно нечего говорить, это для нее все.

И все же, все же…

Может, сейчас это как раз шанс начать все сначала? С чистого листа? Уехать от своих страхов, демонов и призраков? Или наоборот — привезти их с собою на новое место?

Как бы там ни было, решать подобные вопросы в одиночку он все равно не стал бы.

Эра

— И что это было? — с ехидцей поинтересовалась Алина, пристегнув ремень.

Вечером, когда все разошлись, возможности перекинуться словечком не представилось. Славка сам все убрал и загрузил посудомойку, прогнав нас спать, — не муж, а золото! Но теперь, по дороге на аэродром, ее грызло любопытство.

— В смысле? — я включила дурочку.

— О чем вы там курили с Ником? Уж больно вид у тебя был очумелый.

— Да ни о чем, — делиться не хотелось. — О том, как паршиво я прыгаю. Он мне уже весь мозг съел.

Алина хмыкнула недоверчиво, однако приставать не стала. Мол, как знаешь, пытать не буду.

Я рассчитывала увидеть Никиту до занятий, но его нигде не было. Появился, когда вся группа уже собралась. Мазнул по мне равнодушным взглядом, кивнул. Как будто и не случилось ничего вчера. На меня словно ведро ледяной воды вылили. И сразу же включилась злость.

Вот так, да, Мухин? Ну и хрен с тобой. Тоже мне, герой-любовник. То есть не герой и не любовник никакой ни разу. Очень надо было.

На этом занятии мы отрабатывали акробатику, самую простую фигуру, которая шла новичкам в зачет на получение разряда. Никита подробно расписал положение в формации, порядок отделения от самолета, заставил каждого повторить по несколько раз все действия.

— Эра, будешь паникером.

Паникером называли участника группового прыжка, который отслеживает высоту за всех и дает команду на разбежку, чтобы парашютисты не сцепились куполами. Обязанность эту не любил никто. Хуже только быть мясом — прыгать первым на нейтральном куполе[1], обозначая точку выброски.

— Почему я? — вырвалось невольно.

— По кочану и по кочерыжке, — отрезал Никита. — Потому что я так сказал.

Вот тут я снова почувствовала, что ненавижу его всеми четырьмя лапами… нет, с ног до головы… тьфу, всеми фибрами. А себя — еще больше. За то, что вообразила всякие глупости. И даже чего-то там себе такого напредставляла.

Вот точно олениха!

Мы отрабатывали прыжок сначала в классе, потом по очереди в аэротрубе. Никита все так же рычал на меня. Я огрызалась, но про себя. Получили парашюты, надели, дождались команды на взлет. Больше всего я боялась опозориться еще и в прыжке. Самая главная проблема для паникера даже не в том, чтобы правильно отследить высоту, а в том, чтобы четко подать знак, после чего самому уйти в разбежку и раскрыть парашют. Но я справилась. Во всяком случае, мне так показалось. Да и Никита на разборе не проехался по мне танком. Вообще ничего не сказал. Как будто и не прыгала.

Переодевшись и отметив прыжок, я поплелась на стоянку. Повесив нос, уши и хвост. Злость испарилась, стало просто обидно. Липко и вяло. Села в машину, завела двигатель. В окно постучали.

Ну а теперь чего тебе надо, Мухин? В город отвезти?

— Ты молодец сегодня, Эра, — сказал он, когда я опустила стекло. Наклонился, поцеловал в висок, а потом бросил на колени мандарин. — Поезжай осторожнее, ладно?

Обалдело кивнув, я закрыла окно и вырулила в проезд. Глядя на Никиту в салонное зеркало.

— И что это было? — выехав на шоссе, повторила вопрос Алины.

Мандарин лежал на пассажирском сиденье и пах… мандарином. Висок горел. Я глупо улыбалась. Потом опять злилась. И снова улыбалась.

К родителям приехала аккурат к обеду.

— Ты какая-то… взвинченная, — заметила за столом мама.

— Погода меняется, — буркнула я, ковыряя вилкой котлету. — Голова болит.

— Рано тебе еще метеозависимостью страдать, — она поджала губы. — Это от прыжков твоих все.

Доев со скоростью ракеты, я утащила Димку домой. По дороге зашли в магазин и накупили всяких вкусняшек, запрещенных бабушкой. Воскресенье же, можно и побаловаться. Не успели зайти домой, в сумке взвыл телефон. Незнакомый номер. Почему-то я не сомневалась, кто это.

— Эра, давай договоримся сразу, на аэродроме у нас нет никаких отношений, — даже не поздоровавшись, заявил Никита.